Две тысячи лет

Крики, песни и молитвы превратили гору в Храм под открытым небом. Сотни приезжали из дальних мест, чтобы слушать слова благодати, исходившие из уст учителя. Мать бросала детей, старик хватался за костыль, плуг был оставлен в борозде - учитель говорил, и сильный голос его достигал краёв толпы!

Учитель говорил:

"Вижу каждого из вас! Я с вами, а вы со мной! Забудьте всё, что вы знаете или слышали и не старайтесь ни в чём. В своих чувствах, мыслях, воспоминаниях плывите по течению. И не будут грозить волны - здесь нет забот и тревог, нет траты сил и усталости, нет волнений и страданий! Есть только спокойствие и лёгкость! Есть блики солнца на водной глади, как слёзы горькие, тихие, сладкие и радостные! Не боритесь с чувствами, а если их нет - и бесстрастье будет во благо! Не боритесь с мыслями - они уйдут сами, не беспокойтесь! Мысль есть зло, так оставьте его мне - такова моя миссия, и я легко понесу жернова эти! Не старайтесь выздороветь! Не гладьте рубцы воспоминаний, не умоляйте раны чувств, не зализывайте ожоги слов - утолится боль ваша! Разомкните искусанные губы, сведенные судорогой страха! Истинно говорю вам - сегодня уснёте, успокоенные и обласканные неведомой силой, пришедшей к вам от меня. И рассосутся рубцы, и заживут раны, и затянутся ожоги! И уйдёт боль! Боли нет, я говорю тебе! Не потеряй веры в добро и благо, и свершится чудо! И душа сама найдёт силы духа, скрытые от разума! И тело само найдёт болезнь, с которой расправится! И никто не осудит, и никто не тронет, и никто не оставит! Ведь ты чист как дитя и невинен как невеста, ибо нет в тебе порока! Не приписывай себе зла, если оно заложено в тебя другими! И Творец не спросит, как строгий отец, но прижмёт как нежная мать..."

Во время молитвы нам чудились запахи, мы имели необычайную легкость в теле, будто отделялись от земли. То был святой Дух, и всё, что мы делали, исходило от него. Мы пели, хлопали в ладоши и топали ногами. Мы пророчили, целовались, а жены снимали с голов платки и распускали волосы по ветру.

Помню, как клали больных на открытых местах и просили, чтобы прикоснуться им хотя к краю одежды учителя. И кто от болезни души своей страдал слепотой или параличом или болезнями кожи - тем учитель плевал на больные места их или мазал маслом, или просто накладывал руки - и многие страждущие исцелялись внезапно. Вера их спасала их, но все кричали, что это чудо! А учитель велел давать исцелившимся есть, дабы подкрепить телесные силы их.

Молитва переходила в смех и плач, и пляски, а иногда в лай или овечье блеяние. Многие бились в судорогах, плакали навзрыд, ходили на четвереньках, рыча как звери, а некоторые даже заходились до смерти... И то были не только простые крестьяне, но и некоторые богатые и знатные, и среди них Иоанна, жена Хузы, домоправителя Иродова, и Сусанна, и многие другие, что служили Учителю имением своим, и чьим серебром кормилась наша община.

- Да, отче, ты уже рассказывал это. Назови нам имена других прихожан, и день той проповеди, - терпеливо просил бен Заккай. - Был ли Иосиф из Аримафеи в тот день вместе с вами?

И поздними вечерами, после повседневных трудов, Йоханан бен Заккай говорил трём ученикам в тишине обезлюдевшей йешивы:

- Дети мои, мы слушали старца, дабы не сказали враги наши, что святые авторы не были очевидцами, а благовествования их плохо согласуются меж собой, и что они возвестили Царству о пришествие спасителя лишь хитросплетёнными баснями, со злым умыслом измышляя кривые россказни свои.

Теперь настал наш час свести воедино тайные богоборческие истины. Наши деяния никто не воспоёт, и доблесть наша останется безвестной. Но, кто обладает знаниями и не использует их, боясь греха вольного или не вольного, тот подобен художнику, в нерешительности держащему кисти и краски в руках пред пустым холстом! И мы используем все кисти и краски, и всё мастерство слова. Но движение наших рук - как говорят римляне "manipulatio" - не будет насилием, и не будет ложью, но будет соблазном, ибо должно лишь усугубить стремления душ человеческих. Для одних оно будет соблазном прижаться к земле подобно змею, замереть и выжить. Для других - соблазном взлететь к небесам подобно птице и дать жизнь жертвам своим.

Так Слово сие будет Живым, ибо призвано взыскать и спасти погибшее, как казано в Книге Иова: "Вот моё желание, чтобы Вседержитель отвечал мне, и чтобы защитник мой составил запись. Я носил бы её на плечах моих и возлагал бы её, как венец; объявил бы ему число шагов моих, сблизился бы с ним, как с князем".

Это Слово Живое будет подобно зерну горчичному, возрастающему в душе неприметным образом, и которое, хотя меньше всех семян, но, когда вырастет, становится деревом. Ибо жаждут услышать его.

Это Слово Живое будет подобно закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло все. Ибо взовёт к скрытому.

Это Слово Живое будет пищей духовной, что насытит всех, ибо, повторяясь, будет множиться от страждущего к страждущему и прирастать от каждого так, что ещё останется не съеденного с лихвою. И потому это должно быть Слово записанное и передаваемое - ибо жатвы много, а делателей мало.

И Слово Живое сие будет доказано чудом - ибо всё доказано, что имеет в основании сильное желание, ставшее верой. Ибо, когда расходится действительное и желаемое - приходит боль и смятение, от которого избавить может только невероятное, ибо страждущий ищет не Бога, а исполнения своих желаний.

Любители мудрости во времена Демокрита и Платона "рассекли на двое" мир сей - совершили, как говорят греки, "dichotomia". И рассечена стала жизнь иафетян и хамитов греческих на мир вечного и совершенного бытия и на мир тленного, обыденного существования. Раздвоен, противопоставлен и взаимно исключён мир на две крайности, хотя и допускающие бесчисленные совмещения.

Так золотая середина стала золотым сечением.

И умы хамитов стали ограничены материей жизни, или как говорят римляне "materialis" - "вещественный". И знают лишь ощущения тела, а чувства их служат нуждам плоти их. И всё невещественное - для них не существенно.

И умы иафетян ограничены стали духом, или как говорят римляне "idealis" - "образный". Чувства души направлены на совершенное, безупречное, высшее, предельное - на всё, что есть в мире необузданной фантазии. И эти пренебрегают земным, считая несовместимым начала духовные и бренную плоть. И говорят изуверы: "Душа - случайный гость в теле бренном, что есть лишь гной и кал".

Так разделены были господа и рабы.

Избыточное, чрезмерное увеличение опустит планку низким и завысит планку высоким.

Как писал мудрый Езекия иафетянам ассирийским от лица Творца: "Я живу на высоте небес во святилище, с сокрушенными и смиренными духом, чтобы оживлять дух смиренных и оживлять сердца сокрушенных. Надеющийся на Меня наследует землю..." И так потеряют землю Сыны света, царствующие в мире! Ибо увлечены будут вверх - в мир прекрасных образов, где "...волк будет жить вместе с ягненком, и корова будет пастись с медведицею, и лев, как вол, будет есть солому, и малое дитя будет водить их...". И так ещё при жизни уйдут душой и мыслями на небо, ни к чему не привязываясь, ничего не дерзая, и оскопятся, оставляя землю грешникам.

А Сыны века сего, пребывающие под рукой иафетян, увлечены будут вниз - в мир плоти, и скоро забудут о пастырях своих, зарыв дух свой убогий в землю.

Небо или земля, вегетарианец или людоед, синий чулок или шлюха, ангелы небесные или животные земные, душа или дерьмо - третьего не дадим!

Как две сестры станут две крайности - как Марфа, что значит "госпожа" с сирийского, и Мария -"отверженная" с арамейского. Так Сыны века сего станут господами земли, а Сыны света буду самоотверженны от земли. И третьего не будет дано. Так победим!