Страница 5 из 6
О, лань моя с влюбленными глазами, Беглянка лунная с лучистой головой! Ты, оплетенная коварными сетями И суеверною молвой. В душистой заросли тебя подстерегая, С любовью нахожу неверный след. С крестом на голове! Таинственно-святая Мечта моя! Мечты желанней нет! Я вижу: ты идешь, влачишь обрывки сети. Кто вервие накинул на тебя? Ты — древний сон из канувших столетий — Уходишь вдаль, надежду вновь губя. И я иду, соблазну вновь покорный, И тщетно напрягаю лук. Как дали мертвенны! Как все дороги черны! Как сладостны томленья темных мук!
Сонеты
Н. Г. Ч-ой
I Венчанные осенними цветами, Мы к озеру осеннему пришли; От неба тайн и до седой земли Завеса пала. Острыми лучами Пронзилось солнце. Чудо стерегли Вдвоем — на камнях — чуткими глазами. И осень, рея, веяла крылами, И сны нам снились в солнечной пыли. И вдруг, как дети, радостно устами Коснулись уст. И серебристый смех Вспорхнул, пронесся дальними лугами. Где лет былых безумие и грех? И тишиной лишь реет влажно-нежной Наш сон любви в раздольности прибрежной. II Пустынный летний сон тайги вечерней Дымился, тлел. И золотистый жар На сердце пал. Звенел во сне пожар Таежных сосен. Можно ль суеверней Любить тайгу, желать в любви безмерней Чудес неложных — невозможных чар? Так мы с тобой несли священный дар На сей алтарь таинственной вечерни. Вожатого забыв на берегу, Ушли с тобой в часовню темных елей, В смолистую и мшистую тайгу. Под шорох трав и лепеты свирели, В душистой мгле, в магическом кругу, На миг, на век любовь запечатлели. III Туманная развеялась любовь, В туман ушла неверная весталка! Испепелилась нежная фиалка… Из урны черной пью иную кровь. «Как тайный, тайный друг придешь ты вновь К твоей весне», — так молвила гадалка. И вот стою: и ложе катафалка Преобразилось в радостную новь. И страсть опять блеснула, как зарница; Печальный креп любовью обагрен: Так новая открылася страница В безумной книге огненных имен. Тебя люблю, Печальная Царица! С тобою, Смерть, навеки обручен.Весною на север
Александру Блоку
Медленно двигались темные тени, Горели, догорали костры. Без надежд, без волнений Мы ждали весенней поры Отплытия вдаль На паузках медленных. Солдаты изредка сталью бряцали, Криком давали знак. Снова длилось молчанье. И зеленый, зеленый мрак Надвигался на табор невольный. И смутны были желанья, Безбольны. И женские плечи под темною шалью, И фляга с вином недопитым, И шорох — такой непонятный! — Все было сердцем открытым Принято в лоно святое С тихой печалью. Но вот на рассвете Застучал торопливо топор. Милая даль — как невеста! Серебристый простор. О, Север Дальний! Плеск весла… И тихо, тихо отплывал От стана берега немого Дощатый паузок. И мы запели песню вновь — Песню вольности-печали, Мы ее в огне певали — Песню, алую как кровь. Скрип настойчивый весла; Кормчего голос; Бряцание томительных цепей; Нежданный блеск крыла; От берегов кривая тень: Так проходил пустынный день. Но день миновал, Наступили иные мгновенья, Волны речной лазури темнели, И ветер выл дико, И бури все ждали, Великой бури. Но я не видел пугливых улыбок: Пусть паузок шаток и зыбок; Пусть ветер гонит волны; Пусть гибнут и гибнут челны: Я счастлив, счастлив безмерно В этой жизни, как буря, неверной. Да! Когда буря металась, Когтями в сердце впивалась, Я изведал новую сладость, Тайную радость. Женщина — темная и странная — С нами была на паузке, — Женщина мне желанная На шатком паузке. Да! Когда волны метались, Как хищные птицы, И дрожали, дрожали перила, Медленно она проходила. О, милые темные ресницы! Вас я увидел при свете факела смольного, Вас не забуду вовек! И я молился буре, как раньше солнцу, Как тихой лазури, Хотя и ведал, Что влечет меня ветер в тайгу, — Хотя и ведал, Что на том берегу, На белой таежной поляне, В серебристом тумане, На жертвенном камне, Причаститься мне должно кровью. Пусть ветер гонит волны; Пусть гибнут и гибнут челны; Кто я? Путник случайный! Я изведал новые тайны, Тайны крови и вина, Выпил чашу до дна. Так проходила она в брызгах пенных, И в очах ее неизменных, Всегда лучистых, Лучистых, Я читал новые скрижали Весеннего завета, Весенней печали. И вот — она, любимая, Как будто несет чашу причастия. Ступени слегка скрипели, И пели снасти, — А во мне был пир весенний, И нестрашно было ненастья. Так плыли мы весною — на север.