Повесть будущих дней

НЕ СМОТРИ НА ТО, ЧТО СДЕЛАНО; ВСЕГДА ПОМНИ О ТОМ, ЧТО НАДО ЕЩЕ СДЕЛАТЬ.

ВЫПОЛНИЛ ЛИ ТЫ СВОЕ ЗАДАНИЕ?

ТОТ НЕ ГРАЖДАНИН, КОГО НАДО ЗАСТАВЛЯТЬ РАБОТАТЬ И УЧИТЬСЯ.

— и еще ряд похожих лозунгов.

После некоторых подготовительных формальностей совещаний, замечаний, выступил оратор:

— Товарищи! Среди вас есть много людей, которые родились, воспитывались, жили здесь в те допотопные времена, когда на этом месте была мизерная, деревня Курычи. Эти живые свидетели могут вам рассказать, каким образом мизерная деревня превратилась в совершенную сельскохозяйственную фабрику. Они могут вам рассказать о той борьбе, которую пришлось вести сначала с контрреволюционными армиями и бандами, потом с кулаками, бескультурьем, отсталостью и другим наследством, оставшимся от старого строя и всяческими способами препятствовавшим перестройке жизни на новый лад. Вам расскажут, как бедные хозяева упорно держались за свое жалкое, «собственное» хозяйство, жили, как дикари, но не хотели жить так, как мы сейчас живем; как бабы ревели, когда тракторы запахали их разбросанные кусочки земли и огород. Когда коров согнали в общий, хороший сарай. Сто человек, каждый на своей полосе, с первобытными инструментами возились с утра до вечера и производили столько, сколько у нас сейчас делает один человек за пять часов. А когда им предложили устроить другое хозяйство, такое, как у нас сейчас, — то они и слышать не хотели.

— Не может быть! — послышался какой-то молодой голос в зале.

— Ох, сыночек, было! — громко сказал дед. Я сам такой был.

В зале засмеялись.

— Вот видите, — улыбнулся и докладчик. — Сейчас молодежь даже не верит этому. Но ей более, чем кому — либо нужно знать и помнить тот путь, который мы прошли до сих пор. Ведь многие считают, что сейчас борьба и трудности уже закончены, что сейчас остается только легко и спокойно жить. С таким настроение нужно решительно бороться. Отдыхать еще очень и очень рано. Хотя и большие у нас успехи, но мы сделали еще не все то, что можно и нужно сделать. До полного коммунизма остается еще большой путь. Для полного использования природы, для полного овладения техникой нужна еще работы и упорство не меньшее, чем до сих пор. А самое главное — мы каждую минуту должны быть готов до последней решительной борьбы с мировым капитализмом, который не сегодня так завтра, перед своей смертью, сделает попытку напасть на нас. А потом будет работа по перестройке на новый образ жизни трудящихся всего мира. Вот о чем мы должны постоянно думать, вот к чему мы должны готовиться. А это требует постоянной, напряженной работы, не меньшей, если не большей, чем до сих пор. Я посчитал нужным оглянуться на прошлое и напомнить будущее в связи с тем, что наши Курычи в этом процессе закончили определенный период и переходят к новому. Этот период начинается с построения в нашем колхозе огромного птичьего комбината. Комбинат построен на общие государственные средства, но рядом с ним остается и наше прежнее хозяйство. До последнего времени мы и сеем, и коров держим, и свиньи растим. Все это вносит только путаницу в дело. Одни из нас считаются работниками комбината, другие — колхоза. Организационный аппарат, расчёты — усложняются, а все вместе мешает обратить внимание на одно дело, специализироваться. Поэтому мы предлагаем ликвидировать наше хозяйство: пашню и сельскохозяйственные машины передать зерновому хозяйству — Иржишчам, свиней отдать в Копачи, коров, всех, или часть, отдать в Бурычи. Вот этот: вопрос и предлагается на обсуждение общему собранию. Кто хочет высказаться?

— Да нечего тут и полагать: — встал Ким. — Давно уже надо было это сделать. В наше время заниматься несколькими делами нерационально. Да и не нужно.

Тогда встал дядя Симон, потупился и нерешительно произнес:

— Это да. Но ведь мы сразу лишимся своего хозяйства. Столько лет жили, строили — и в один момент все это так себе отдать. Может, кто захотел бы выделиться и вести дальше свое хозяйство.

Юзик увидел, как дед зашевелился на своем стуле, а потом вскочил:

— А какая тебе разница? — обратился он к Симону. — Или иначе работать, или иначе жить будешь. Если захочешь работать на земле, можешь работать и в Иржишчах. Каким это образом у тебя, братец, сохранилось еще слово «свая»!

Симон стеснительно что-то забормотал, а присутствующие рассмеялись и начали хлопать деду.

В дальнейшем же никто не возражал. Все единодушно соглашались с предложением. Только остановились немного на вопросе, отдавать всех коров, или оставить часть для своих нужд. Когда выяснилось, что смогут привозить на автомобиле свежее молоко через 15 минут, то постановили отдать всех коров. Более сложным был вопрос, кому придется переехать в другое место, а кому можно будет остаться здесь. Но и этот вопрос решился легко. Ведь расширение, птичьего хозяйства требовало даже больше людей, чем было до сих пор во всех Курычах. Даже тех двенадцать человек, которые сами пожелали переехать в Иржишчи, отпустили неохотно. Среди них был и дядька Семен.

Юзик очень удивился и шепнул Киму:

— Чего же это твой отец уезжает? Разве ему здесь плохо? А ты с Риммой что будешь делать?

— Мы будем жить так же, как и жили. — А отец переезжает, наверное, потому, что в Курычах привык к работе на земле. Да фактически и никаких перемен не будет, так как эти Иржишчи находятся за четыре километра отсюда. Автомобили постоянно ездят туда и сюда.

Когда дело о ликвидации хозяйства было решено, председатель встал и сказал:

— Теперь нам нужно обсудить дело нашего товарища, Пархомчика. Вы, наверное, все слышали уже, что с ним у нас много заботы и возни. Товарищи все время жалуются, что с ним никакого сладу нету: к работе относится небрежно, часто опаздывает, к собственности относится невнимательно, из-за его халатности четыре раза портились устройства и машины, продуктивность и качество работы плохая, задание свое он, кажется, ни разу не выполнил. В дополнение ко всему несколько раз был пьян. Администрации не слушает, ругается, угрожает кулачной расправой.

— Какие были взыскания на это время? — спросили с мест.

— И в стенгазете писали, и несколько выговоров выносили, и много раз перемещали на другую работу; в прошлом году на общем собрании вынесли общественное порицание. Недели две после этих взысканий он кое-как продержится, а потом снова за своё.

— А какие у него отношения к своим товарищам?

— Нельзя сказать, чтобы вообще плохие. Только горячий он, не хочет, не может удержаться, и всегда у него то с одним, то с другим стычки. Но вскоре после этого он отходит и проявляет дружелюбие. Может, и не такой уж он испорченный человек, но совершенно не дисциплинированный.

— Был ли он на медицинском осмотре? Может это проявление какой-нибудь болезни, например, нервной? — интересовались с мест.

— С медицинской стороны он был хорошо обследован. Болезненных признаков не замечено. Остается считать все это недисциплинированностью характера ума. Чтобы вылечиться, ему нужно просто взять себя в руки.

Пархомчик, молодой человек лет двадцати пяти, с худощавым живым лицом и черными глазами, сидел впереди и волновался. То забросит ногу на ногу, всунет руки в карман, отбросит голову назад, то с презрением улыбнется, то покраснеет, засуетится вскочит, чтобы сказать свое слово.

— Подожди, дадим и тебе слово! — все время сдерживал его председатель. — Сначала пусть выскажутся товарищи.

Высказывалось много товарищей. Никто не мог отрицать вины Пархомчика, но первые ораторы решительно начали защищать его, говоря, что товарищ Пархомчик хороший парень, только немного горячий и если есть у него недостатки, то они не от преступности, а от характера, и если его ласково убедить, то он исправится.

С суровым ответом выступил постоянный, серьезный рабочий:

— Нам говорят, что товарищ Пархомчик хороший парень. Охотно соглашусь с этим, но мы сейчас разбираемся не в том, хорош ли он, или нет, а в том, выполняет ли он свои обязанности, приносит ли он пользу обществу. А этого и защитники не могут сказать. Да еще, извините, замечаю, что и защитники немного той… сами слабоваты в рабочей дисциплине. Тихо, тихо, Антон, не волнуйся: скажи лучше, сколько раз я тебе замечания делал за последние два-три дня? Ну, так вот, когда здесь болезнь, то нужно ее лечить, а если лечить нечего, тогда нужно убедить, воспитывать, а если это не помогает, тогда наказывать. А нянчиться с ним без конца, как это советуют его друзья, мы не имеем права, так как это приносит вред производству, хозяйству. Пусть он сейчас сам скажет, почему так относится к работе, чем не доволен, чего другого сам хотел бы.