Мой Темный Квартет

– Брайан?.., – парень слегка повернулся в ее сторону, показывая, что слушает, – а это правда, что … хм … что из-за тебя три девушки … покончили жизнь … самоубийством?, – ее голос срывался, но она все-таки договорила вопрос, радуясь, что переборола свой страх. По лицу брюнета пробежала какая-то тень, он даже как-то слегка побледнел, дыхание прервалось, когда он тихо выдохнул:

– Откуда ты знаешь?.., – тихий, испуганный шепот.

– Не важно, просто это правда?.., – она сама уже сокрушалась, что спросила, но не отступать же теперь? Брайан молчал, судорожно вдыхая ядовитый дым, его грудь часто вздымалась.

– Правда, – наконец, произнес он, убирая сигарету ото рта и, потушив ее, опустил вредную палочку в землю цветка, стоящего в углу балкона. Девушка молчала, надеясь, что он разговорится и все же расскажет ей. Что и произошло. Медленно, сбивчиво, он начал говорить, – первый раз это случилось, когда я был в седьмом классе. Кларисса. Ее звали Кларисса. Она была нашей одноклассницей, веселой, жизнерадостной девушкой со светлыми волосами. Была, а потом вдруг стала замкнутой и испуганной, каждый раз краснея, когда я к ней обращался. Я помню, нас оставили убираться в классе, и она … она подошла и призналась мне. Прямо так, подошла и сказала в глаза. А я … да что я? Я сказал, что мне приятно, но я ее не люблю. Она кивнула, но ничего не ответила, а через три дня мы узнали, что она выпила страшную дозу каких-то таблеток и умерла. Около ее тела на кровати лежали камушки, которые она собирала с самого детства, образуя слова: «ИЗ-ЗА НЕГО» Тут же начались разборки, кто этот «он», но тогда в классе мы были одни, нас никто не видел, а, как выяснилось, позже, никто не знал о ее чувствах ко мне. Дело замяли, сказав, что она влюбилась в какого-то старшеклассница — обычная история романтичной младшеклассницы. Но все не закончилось..., – он сглотнул, вцепившись в край балкона, – в десятом классе с нами училась Мигель, хулиганка со светло-каштановыми волосами. Она никогда и никого не любила, всех презирала и издевалась надо всеми. Но однажды во время поездки загород, когда я ушел в лес, она пошла со мной и, приперев к дереву, поцеловала, говоря о своих чувствах. Мой ответ был тот же, а она … она стала кричать, говоря, что не выдержит. Я только пожал плечами. Через неделю ее нашли в школьном бассейне, на дне: она привязала к голу веревку с камнем из сада. На ее руке было выведено неровное тату, видимо, сделанное самостоятельно. Те же слова: «ИЗ-ЗА НЕГО». Вспомнилась история двухлетней давности, снова начались эти глупые попытки полицейских что-то разведать... Идиоты, – вырвалось у него. Брюнет запустил пальцы в волосы, сжав челюсти, – а полтора года спустя все снова повторилась. В меня влюбилась Сайрен, рыжеволосая девочка-ботаник. Как ее угораздило — я не знаю, но я стал находить в своем шкафчике любовные стихи. Когда я, разгадав, чьи они, подошел к ней и спросил, она просто выпалила те е три слова. Я просто ушел... Через два дня ее родители нашли ее тело на чердаке, когда вернулись с работы: она поверилась на своем любимом фиолетовом шарфу, а на потолке... На потолке было написано то же самое красной жидкостью. Так и не смогли доказать, была ли это кровь, но это было не важно. Так все и произошло..., – он замолчал. Лекс, все это время неподвижно стоя на своем месте, едва дышала.

– И ты … ты не рассказал?.., – по ее коже побежали мурашки ужаса, и она обхватила себя руками.

– Нет. Я … я, наверное, струсил. Или не знаю..., – он замешкался, проводя по подбородку и отводя глаза.

– Но ... если бы тебя обвинили, ты бы признался?, – парень поднял на нее дрожащие глаза, в которых таилась какая-то непонятная, таинственная бездна боли. А в следующую секунду его точно выключили: он равнодушно пожал плечами, облокачиваясь на перила.

– Нет, мне было все равно, а «сидеть» я не хотел.

– Тебе было все равно, что три молодые девушки оборвали свои жизни из-за твоего равнодушия?, – прошептала Лекс, не веря своим ушам.

– Да.

– Ты лжец, – произнесла брюнета, глядя прямо в шоколадные глаза, которые сжались, щурясь на нее, – ты просто дикий лжец. И ты ходишь в маске, в маске, которую не снимаешь никогда, в маске, в которой ты живешь, за которой скрываешься, словно в панцире. Но, черт возьми, я клянусь — я сниму ее с тебя, – Брайан повернулся, смотря ей в глаза. Брюнетка сжала кулаки, вперев свои горящие синие глаза в него. Никто не говорил ни слова, но какое-то электрическое напряжение возрастало между ними, набирая обороты. Однако ему не суждено было вылиться: в дверях показался Айзек.

– Хей, вас и так не было десять минут. Пойдемте, потреплемся, потом будет следующая игра, – девушка думала, что брюнет сейчас откажется, однако он кивнул и пошел вниз. Вернувшись в комнату, все заняли свои места. Линдси устремила на вошедшую девушку глаза, точно спрашивая «все ли хорошо». Незаметно кивнув, Лекс потянулась за последним в коробке куском пиццы.

– Так, а сейчас … хм, – задумался Айзек, раскачиваясь из стороны в сторону, – давайте поговорим о самых интересных спорах в жизни каждого из нас. Ну, Брайан никогда в жизни не спорил, так что его пропускаем. Алан?. – повернулся он к блондину, который подавился, делая глоток воды.

– Я? Я тоже не спорю.

– Врешь, – прервал его Чак, улыбаясь, – в шестом классе ты поспорил, что за три дня выучишь таблицу Менделеева и без подсказок напишешь ее на доске.

– А, то когда она четыре дня не спал?, – усмехнулся Брайан, косясь на покрасневшего Алана.

– Ну да, было дело, – согласился он, слабо улыбаясь, – а ты-то, Чак?

– Что я?, – тут же насторожился близнец, копаясь в памяти.

– Ты в седьмом классе сказал, что целый месяц будешь есть только столовую пиццу, на завтрак, обед и ужин.

– И как?, – засмеялась Линдси, придвигаясь вперед, в то время как Чак методично долбился головой о ножку стола.

– Как-как, – засмеялся Айзек, – через полторы недели он попал в больницу, из-за того, что его выворачивало каждые пять минут, и после этого он три года не мог даже смотреть на пиццу. Даже сейчас он может осилить только один кусок, – все засмеялись.

– Ой, да ладно!, – встрял Чак, пихая брата в бок, – а сам-то?

– О, давай, – оживился тот, ерзая, – какой из тысяч спор вспомнил ты?

– В … хм … пятом классе. Ты поспорил с Брайаном, что перецелуешь всех девушек, старше девятого класса в школе.

– Ооооо, – простонала Линдси, округляя глаза и заливаясь громким смехом.

– О да, я помню, – улыбнулся Айзек, потирая щеку, – кстати, я тогда выиграл, – посмотрел он на Брайана.

– Ага, а твоя щека грела красным месяц после всех этих пощечин, – хмыкнул брюнет. Лекс, смеясь вместе со всеми, радовалась тому, что все хорошо, что они вместе, но между тем ее глаза то и дело останавливались на лице Брайана, который не смотрел на нее.

– Ну а ты, Лекс?, – повернулся к ней Чак, – твой самый крутой спор?

– Я … я, наверное, тоже не спорю, – смутилась она, поднимая глаза.

– А теперь ты врешь, – прищурилась Линдси.

– Да? Тогда поведай мне, о чем я забыла, – закатила глаза брюнетка, роясь в своей памяти.

– Легко, – усмехнулась блондинка, облокачиваясь на ноги брата, – в девятом классе ты поспорила со мной, что …

– Не надо, – вдруг покраснела девушка, вспомнив, о чем говорит подруга.

– Ну, уж нет!, – возмутился Айзек, – говори!

– Нет!, – покачала головой Лекс, выпучив глаза на подругу, которая хитро смотрела на нее.

– Прости, Ли, но Айз — хозяин, и ему нельзя отказывать, так что я должна, – усмехнулась она, – короче, она сказала, что сможет припереть нашего молоденького красивого учителя математики к стене и поцеловать.

– Я тебя ненавижу, – предупредила ее Лекс, отчаянно краснея и закрывая лицо руками.

– Все тогда сходили с ума по нему, – закончила Линдси, довольно улыбаясь.

– И как? Чем закончился спор?, – поинтересовался неожиданно Брайан. Брюнетка вскинула на него глаза в шоке.

– А ты как думаешь? Македонская сказала — сделала.