Операция «Сломанная трубка»

— А вчера вы… — Захарка все топтался около чекиста. Очень ему хотелось узнать, что было вчера после того, как он лишился возможности подслушать разговор между лесником и «ученым».

— Ну, что о вчерашнем… Да и не было ничего особенного. Просто Фрол Сидорыч принял меня за посланца Евсея Пантелеевича, который хотел скрыться от нас здесь, на кордоне. Ну и решил Фрол Сидорыч избавиться от меня, столкнуть в Бездонный овраг. На счастье, ты вовремя подоспел со своей собакой. А потом мы с ним договорились, как будем встречать «гостей»…

Но тут этот интересный рассказ прервался. То ли чекист не захотел обидеть ребят, которые, узнав, как много людей участвовало в поимке бывшего полицая и как нелегко все это далось, наверняка поймут, как мало было сделано ими, то ли он не стал раскрывать перед ними секреты, без которых, конечно же, не обходится ни одна такая операция.

От ворот донесся гудок машины.

— Меня зовут, — сказал чекист. И крикнул леснику, безмолвно стоявшему на ступеньках крыльца: — Фрол Сидорыч! Вы уж покормите ребят, а то они, наверное, проголодались в погребе. Я через часок пришлю машину за Кестюком.

— Дяденька, — остановил его Ильдер, — я хотел о трубке этой, треснутой, спросить…

— Да, вы правильно угадали. Пароль это был. И вообще молодцы вы, ребята! Спасибо! До свидания!

Чекист поднял чемодан, сумку и зашагал к воротам. Вскоре машина тронулась, поднялась клубами пыль на дороге, и все стихло.

— Что ж, будем считать, что операция «Сломанная трубка» закончилась успешно, — тихо сказал Кестюк и поднялся с помощью Захарки на ноги.

Навстречу им шел лесник, широко улыбаясь и приглашая в дом.

Бескозырка

1

Прибежав с речки, Никон причесал перед зеркалом мокрые волосы, потом зашел на кухню и зажег газ — разогреть ужин. Вот-вот мать с работы придет. Он принес из колодца воды, налил в чайник и сел тут же, на кухне, за книгу, которую начал читать еще вчера. Старая книга, хорошая. «Жизнь насекомых» Фабра. Но что-то не читалось ему сегодня. Он отодвинул книгу, подошел к окну и, распахнув его, выпустил громко жужжавшую муху. Постоял немного, поглядел на застывшую возле окна яблоню и, вернувшись к столику, снова склонился над книгой. Но мысли все равно бродили где-то там — на улице, у речки, среди ребят.

Этим летом Никон перестал их сторониться, почувствовал себя среди них равным — еще бы, после такого дела! Теперь они всей шумной ватагой смело заходят на кордон. Их там встречает лесник Фрол Сидорович Садков и то угостит чем-нибудь вкусненьким, то позовет пойти вместе с ним в обход участка. Совсем изменился лесник с тех пор, как увели непрошеных гостей — предателей, решивших укрыться на кордоне. Фрол Сидорович словно помолодел. Чисто выбритый, подтянутый, веселый, теперь он часто заглядывал в поселок, не избегал людей, наоборот, сам иной раз заговаривал. А тетка Праски, его жена, еще крепче подружилась с матерью Никона и приходила к ним каждую неделю. Как-то она привела с собой и Маюк, и Никон показал этой смешливой девчонке свой гербарий, которым очень гордился.

— Ой, сколько здесь всего! — удивилась Маюк. — Неужели сам собрал?

— А кто же еще, — ответил польщенно Никон. — Два года собираю.

Маюк долго листала альбом с засушенными листочками и стебельками, читала названия.

— Ой, прямо не верится, что в наших местах все это растет! — тихо сказала она, закрывая альбом. — И как все это у тебя сделано аккуратно…

От ее взгляда, такого удивленно-внимательного, у Никона почему-то загорелись щеки. Ему захотелось сделать этой приезжей девчонке что-нибудь приятное.

Он посмотрел на альбом, потом на Маюк и сказал, с трудом подбирая слова:

— Ты… а ты… любишь собирать гербарий?

— Ой, где уж мне! — махнула та рукой. — Да я и названий-то многих не знаю… Правда, есть у нас соседка, старая-старая… бабушка… Она всех травами лечит…

— Вот бы мне такую… учительницу, — сказал Никон и вдруг решительно придвинул свой альбом к Маюк. — Возьми его… на память…

Маюк еще шире распахнула свои большие черные глаза:

— Я?! Это мне?

Никон, очень довольный своим великодушием, твердо ответил:

— Насовсем отдаю. Бери.

Девочка неуверенно отодвинула от себя альбом:

— Нет, Никон… не могу я взять такую… дорогую вещь. Ведь ты его два года собирал!

Никон вскочил с места, подбежал к книжной полке и принес точно такой же величины и такого же цвета альбом.

— Ну, тогда этот бери, — сказал, хитро улыбаясь. — На память от всех нас.

Маюк несмело открыла альбом, перелистала его и вопросительно посмотрела на мальчика.

— Я же сразу начал делать два альбома! — засмеялся Никон. — Так надо — по правилам… Берн, бери один. Ну, что ты раздумываешь?

Маюк все еще колебалась.

— Но, Никон… У меня здесь ничегошеньки нет такого… Ну, чтобы тебе подарить.

— А мне и не надо ничего. Я же не ради этого… — Никон сделал вид, что обиделся. Но тут же в голове у него мелькнула новая мысль, и он опять хитро улыбнулся: — Тогда знаешь как мы сделаем?..

Они договорились, что у себя дома Маюк тоже начнет собирать два альбома из тех лекарственных трав, что посоветует ей бабушка. А потом один альбом пришлет Никону. Никон подробно объяснил, как засушивать цветы и травы и как пришивать их к альбомным листам…

Сегодня Маюк уезжала от своей тети домой, в деревню. Провожать веселую добрую девочку пришли на пристань все: Кестюк, Захарка, Ильдер, Илемби-разбойница, близнецы Гена и Гера… Когда пароход, на который села Маюк, отошел от пристани, ребята долго махали ему вслед. А потом Кестюк, натягивая на себя рубашку, пробормотал:

— Что-то скучно стало, ребята, а?

— Да… Как-то не очень… — вяло откликнулся Ильдер.

— И следить не за кем, — вздохнул не то Гера не то Гена.

— Даже бинокль не нужен стал, — поддакнул ему не то Гена не то Гера, косо взглянув на дорогой подарок, валявшийся на песке…

В горячие дни операции «СТ» ребята целыми днями вихрем носились по поселку и его окрестностям. А сегодня все тихо разошлись по домам. Вот и Никон пришел к себе приунывший, скучный. В ушах у него все звучали последние слова Маюк.

«Спасибо тебе, Никон, за альбом, — прошептала она на пристани, прощаясь с ним за руку. — Как приеду домой, сразу пойду к бабушке. И тут же напишу тебе. Ладно? Будешь ждать?»

«Я? Конечно, Маюк…»

Больше он ничего не успел сказать: к ним подошла Илемби — ему пришлось посторониться…

— Никон! — позвала мать. — Иди-ка сюда, Акули́на Муси́мовна хочет с тобой поговорить.

Никон вышел в переднюю, поздоровался и выжидательно посмотрел в глаза соседки, спрятанные за маленькими круглыми очками. Какое такое дело у нее может быть именно к нему?

— Сынок, — сказала Акулина Мусимовна, серьезно, как на взрослого, глядя на него, — намедни ко мне письмо пришло. Открыла я его — и диву далась. Ничего-то там не поняла… И так посмотрела, и эдак — наверное, по ошибке попало ко мне письмо-то. Хотела было обратно почтальону отдать… С тобой вот хочу посоветоваться…

Никон слушал ее и ничего не понимал. О каком письме она говорит? Почему она хотела вернуть его почтальону, если оно пришло к ней? Да и вообще, почему именно с ним пришла советоваться Акулина Мусимовна?

— Адрес-то хоть правильно указан? — спросил он, недоумевая.

— Адрес-то есть, сынок, есть адрес… И в аккурат мой. Но вот… — Худой жилистой рукой Акулина Мусимовна вытащила из кармана фартука конверт. — Но вот что там написано — никак прочитать не могу…

Никон повертел в руках плотный конверт, внимательно всмотрелся в штемпели.