Страница 55 из 55
— Погоди сгружать.
Доковылял к самой подводе, ткнул пальцем в верхний мешок и спросил:
— Куль, как я помню, должен быть ровно пять малых бочонков? Найдется ли у нас торговая мера?
Купец на Ярмила даже не взглянул, засуетился вокруг старшины:
— Да все честно, уважаемый, что ты! У верного человека куплено, да и сам я проверял… перед богами честью своей купеческой клянусь!
Старшина послушал и отступился:
— Человек честью клянется, я ему верю… а и чего не верить-то? Он меня не обманывал. А ты, кнезич, если не доверяешь, так сам и возись. Говорят, по цифири да записям ты у нас мудрец… — и ушел. Правда меру принести все же распорядился.
Когда бочонок доставили, Ярмил сам вскрыл куль и зерно перемерил. Почти половины меры не досчитался. Вскрыл второй, потом третий… и в каждом хоть немного да не доставало. Тогда купец уже другую песню запел, мол, серебра ему мало выделили, вот и пришлось закупаться у первого, кто за куль подходящую цену дал. А сам-то он все мешки перемерять и не собирался. На это Ярмил ответил:
— Опять врешь. Серебра тебе дали не мало, а по честной цене: двадцать три куля за витую пядь, а привезти сто десять велели, так что еще с запасом, — благо все цифры по армейским заказам он изучил загодя. — Поделил с поставщиком прибыток или все себе забрал? И, как думаешь, чем тебя за такой обман наградят?
И тут купца как прорвало:
— А ты, горбун кривоногий, еще и стращать меня будешь? Да кто ты такой выискался?! — и пошел, набычившись, на обидчика. Какой-то калека немощный угрожать вздумал? Тут и правда в пору только разозлиться.
В первый миг Ярмил испугался: что он, больной и слабый, может против здоровенного детины? Помощи бы попросил, да как назло рядом никого не оказалось. Полный лагерь вооруженных дружинников, а здесь — пусто. И отступить нельзя… какой же он великий кнезич, если с купцом не справится?
Решение пришло мгновенно. Ярмил правой рукой выхватил нож из поясных ножен, а левой наглеца за руку схватил и ладонь к подводе притиснул, к краю борта и тому самому кулю с зерном, который первым перемерял. А потом размахнулся и ударил. То ли нож был такой острый, то ли Ярмил своей настоящей силы никогда не знал, но с первого же удара три пальца от ладони купца отвалились, мешок прорвался, и зерно ровной струйкой полилось на землю.
Ждать, пока польется еще и кровь, Ярмил не стал, отпустил руку бедолаги, развернулся и пошел прочь. Только приговорил напоследок:
— Будешь знать, как моего отца и своего великого кнеза обманывать.
На крик купца, конечно, тут же сбежались дружинники. Им он приказал раненого перевязать, а с дороги все собрать до последнего зернышка. И так хорошо в тот раз у него вышло приказывать, что больше никто в его полномочиях сомневаться не смел, а смеяться над ним — и подавно. Хорошо не поняли, как самому ему страшно, до дрожи, до рвоты… но уж этого никто не увидел, Ярмил позаботился.
С тех пор заниматься снабжением армии ему стало намного проще: торговцы обманывать перестали. Вот и сейчас крупа, сыр, солонина — все в лучшем виде и по счету. Правда к завтраку он теперь опоздал, все наверняка поели и разошлись, а ему жевать придется то, что другим не сгодилось.
Но у самого кухонного костра Ярмил заметил необычное оживление: молодые дружинники толпились вокруг, будто все еще были голодными. А потом увидел, ради кого они собрались: братец Горан пожаловал с друзьями из личной охраны. Горан тоже его узнал, руками замахал:
— Яр, ах ты коряга колченогая, неужели тут еще?!
Ярмил кивнул, подошел и не успел увернуться от медвежьих объятий младшего братика. За время военного похода он, казалось, еще подрос: и плечи раздались, и руки стали длиннее, а голос — настоящий армейский горн!
— Я-то думал, ты давно сбежал, в тепло да сытость, какой-нибудь девке под подол, а ты вот он!
Кнезич Горан, юный герой войны — вот кого дружина на руках носить готова. Ярмил и сам брата любил, гордился им, только исчезать безвестным ради славы младшенького не собирался.
Сели вокруг костра, выпили бражки за встречу, закусили отменной олениной. Горан тут же и поведал, как добыл оленя по дороге в лагерь. Потом спросил:
— Ну, рассказывай, братец, чем тут занимаешься?
Но Ярмил сразу отговорился:
— Да о чем мне, тыловой крысе, рассказывать? Это у вас там приключения да геройства, тебе и говорить, а мы послушаем.
Не любил он о себе болтать, да еще чтобы все смотрели. Другое дело братец Горан. Тот уж как начнет свои похождения описывать, так и сказителя не нужно. Вот и сейчас вспоминать начал, а друзья его подхватили: о боях, о штурме Мьярны, самом первом, когда еще думали нахрапом взять; а потом — о пленной девке, которую в кости разыгрывали; или о том, как приятель в деревню за едой пошел, а его там мальчишка подкараулил и живот вилами продырявил…
— Так мы ту деревню дотла спалили и пепел разбросали, чтобы и хоронить было некого, — закончил один из друзей брата. — Кнез-то больно зол был, но Горан нас в обиду не дал!
Ярмил подумал, что спалить деревню много ума не надо. Все-таки Озавир прав был: если селян пожечь, то кто же хлеб вырастит? И кому тогда нужна будет победа и власть над пустынными землями? Но вслух ничего не сказал, так, про себя задумался. И не сразу понял, что брат к нему обращается.
— Эй, Яр, уснул? Новость, говорю, есть, лично для тебя. Видел под Мьярной одного златокудрого, Наром зовут. По слухам — твоему посланнику он сын родной. Так вот… у нас он воюет, против своих.
Ярмил сразу вспомнил: «У меня сын твоих лет, тоже драться не любит. Говорит, это для дураков». Удивился сильно: сам Озавир ни за что бы против своих воевать не стал. А его сын — почему? Неужели он тоже отца предал? Или наоборот, это верность?
Вслух спросил другое:
— И как он дерется?
— Сам не видел, но слышал, что хорошо, даже слишком. Отец его теперь за свое счастливое знамя держит, вместо пропавшего кречета. Болтают, он в одиночку город взять может, маг, мол!.. но это уж вранье. Просто так город даже маг не возьмет, — с видом знатока рассудил Горан. И потом вдруг лукаво добавил: — А ты, небось, встретиться бы с ним хотел?
Ярмил только плечом пожал, одним, тем, что сегодня не болело. А про себя подумал: « Встречусь. С ним — встречусь обязательно».