Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 92 из 97



В то время как за последние 50 лет сельскохозяйственное производство беспрерывно увеличивалось, процентное отношение сельского населения к городскому неуклонно уменьшалось и упало с 53 % в 1870 г. до 21 % в 1930 г. В настоящее время так называемая нормальная потребность сельского хозяйства в рабочей силе на 1600 тыс. рабочих меньше, чем в 1929 г. Почти несомненно, что в течение ближайших 10 лет произойдет дальнейшее сокращение. 50 % ферм — так называемая «нижняя половина» американского сельского хозяйства — не нужны для поддержания сельскохозяйственного производства на его теперешнем уровне. Более того, недавно высчитали, что для производства всех сельскохозяйственных продуктов, необходимых стране, достаточно 15 % населения Соединенных Штатов[337]. Хотя факт подобного вытеснения сельскохозяйственного населения отмечался весьма часто, почти никогда не говорилось о том, что технологическое вытеснение приводит в сельском хозяйстве к другим результатам, чем в промышленности. «Как скоро капиталистическое производство овладевает сельским хозяйством, — писал Маркс, — или по мере того как оно овладевает им, спрос на сельских рабочих абсолютно уменьшается вместе с накоплением функционирующего в этой области капитала, причем выталкивание рабочих не сопровождается, как в промышленности неземледельческой, большим привлечением их»[338]. Другими словами, этот процесс приводит к абсолютному сокращению возможности работы в сельском хозяйстве. В период огораживания общинных земель в Англии насильно согнанное с земли сельское население шло на фабрики, но теперь в Соединенных Штатах оно даже не имеет этого выхода и вынуждено превращаться в мигрантов.

Считают, что в настоящее время по стране передвигается в поисках сельскохозяйственной работы от одного до двух миллионов мужчин, женщин и детей[339]. Почти невозможно точно определить количество мигрантов, вытесненных со своих мест кризисом, — мигрантов, названных Давидом Кашман Койлом «пионерами кризиса». Филипп Э. Райн утверждает, что в течение ближайших нескольких лет мы можем ожидать массового ухода из четырех бедствующих сельскохозяйственных районов Соединенных Штатов от 4 до 6 млн. человек[340]. Генри Уоллес, бывший в то время вице-президентом, заявил в мае 1940 г. комиссии Ла Фоллета, что средний годовой доход более 1,7 млн. сельскохозяйственных семей не превышает 500 долл., «включая в эту сумму стоимость продуктов, выращиваемых ими для собственного потребления». Другими словами, в американском сельском хозяйстве имеется около 8,5 млн. человек, пытающихся существовать на средний заработок в 2 долл. в неделю на человека, или в 10 долл. на семью. По утверждению Уоллеса, «каждый из этих людей потенциальный кандидат в армию сельскохозяйственных мигрантов».

То, что за последнее десятилетие в сельском хозяйстве Соединенных Штатов свыше 1,6 млн. рабочих были вытеснены со своих мест, не дает еще полной картины разрушительного действия описанных в предыдущих главах процессов. Появление мигрантов было вызвано не только сокращением абсолютного количества потребных в сельском хозяйстве рабочих рук, но и постепенным отделением функции собственности на землю от функции ее возделывания.

Подобно тому как промышленная революция в сельском хозяйстве не началась лишь вчера, так и явление сельской миграции глубоко уходит своими корнями в прошлое. Теперь уже все признают, что имевшаяся в свое время в истории Соединенных Штатов возможность колонизации незаселенных территорий никогда не была, как это одно время воображали, «предохранительным клапаном». Она лишь задержала, как указал Луис М. Гакер, «на несколько поколений пролетаризацию американского сельского населения»[341], но ни в коей мере не предотвратила ход событий, ставших неизбежными с того момента, как капиталистическое производство активно внедрилось в сельское хозяйство. В этом отношении «неосвоенные территории» были, как я указал в предыдущих главах, с самого начала в некоторой мере лишь иллюзией. В 1880 г. в Канзасе и Небраске соответственно 16 и 18 % всех фермеров были арендаторами; «неосвоенные территории» в Оклахоме и Техасе, а позже на «Миссурийском копыте» исчезли с баснословной быстротой. Почти немедленное появление системы арендаторства на только что освоенных территориях служило само по себе разительным доказательством того, что «предохранительный клапан» не действует. Суть дела заключается в том, что, как сказал Гакер, «потребительское сельское хозяйство на Западе оказалось лишь краткой, промежуточной стадией в американской экономике: западные поселенцы с самого начала попали в сложный переплет денежных отношений» и так и не смогли, несмотря на «отчаянную борьбу за экономическую независимость», освободиться от них.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что с 1870 г. наблюдается постоянная миграция сельских семей в городские районы. Хотя эта миграция протекает все время, она приняла особенно крупные размеры в течение десятилетия с 1920 по 1930 г., когда ежегодно переселялось с ферм в города около 1940 тыс. человек. Правда, в те же годы имелся обратный, хотя и меньший поток людей. Около 1300 тыс. человек пытались ежегодно найти в деревне уверенность в завтрашнем дне, которую они не могли обрести в городах даже в лучшие дни экономического подъема. В течение кризиса 1929–1933 гг., когда экономическое положение было шатким как в сельском хозяйстве, так и в городе, количество людей, покидающих деревню, и людей, возвращающихся в нее, было почти одинаковым. Все же за десятилетие с 1920 по 1930 г. в города переселилось на 6 млн. человек больше, чем вернулось в деревню. Этот факт сам по себе служит ярким доказательством явной неустойчивости сельского населения.

Издание в 1924 г. закона об ограничении иммиграции в Соединенные Штаты вызвало усиление сельской миграции, так как сельскохозяйственные рабочие начали замещать иностранных иммигрантов на заводах, рудниках и фабриках. Начиная с 1914 г., наши города сохранили или увеличили количество своих жителей не благодаря иностранной иммиграции, а благодаря внутренней миграции — мигрант заменил иммигранта, фермер стал рабочим. Доктор Луис Вирт отметил, что в то время как за десятилетие 1860–1870 гг. на жителей Чикаго, родившихся за границей, приходится 48 % прироста населения этого города, с 1910 по 1930 г. процент прироста за счет этой группы снизился до 5. С 1880 по 1890 г. увеличение населения Чикаго только на 31 % шло за счет людей, родившихся в других районах Соединенных Штатов, а с 1920 по 1930 г. этот процент возрос до 60. Та же тенденция к пролетаризации сельского населения теперь, конечно, появилась и в самом сельском хозяйстве. «Один из аспектов уменьшения удельного веса количества иностранных и цветных элементов в сельскохозяйственном населении страны заключается в замене этих элементов белыми, родившимися в Соединенных Штатах, — американцами. На Юге, на Западе, а также и в других местах эти американцы теперь согласны работать на любых условиях — в качестве мигрирующих рабочих, батраков, кропперов и арендаторов, и тем самым они во многих случаях вытеснили занимавших ранее эти позиции представителей другой национальности или расы»[342]. Вытесненный фермер или же его сын если и находит себе работу в городе или в деревне, то уже не как независимый собственник, а как наемный рабочий.

В течение многих лет увеличение количества арендаторов, рост фермерской задолженности и огромная текучесть сельского населения в некоторых районах страны служили показателем как отсутствия обеспеченности и уверенности в завтрашнем дне, так и быстрого отделения функции собственности на землю от функции ее возделывания. Все же оставалась в силе иллюзия, что вина кроется в самом сельском хозяйстве и не может быть приписана действию сил, не относящихся непосредственно к нему. В каждом отдельном случае проблему изолировали и рассматривали в узком аспекте как «проблему арендаторства», или проблему «фермерской задолженности», или же, наконец, как «проблему сельской миграции». Одновременно продолжала существовать иллюзия, что достаточно лишь провести небольшие изменения в экономических отношениях, чтобы разрешить эти проблемы и восстановить социальную лестницу сельского хозяйства. Но теперь эта иллюзия рассеялась. Как указывается в одном издании министерства земледелия: «За последние годы явления, ранее связанные с так называемой «социальной лестницей сельского хозяйства», изменились… Во-первых… продвижение вверх по этой лестнице через различные ступени, начиная от работника и арендатора и кончая собственником, сильно затормозилось; во-вторых… движение вниз по этой лестнице, включая потерю фермером прав собственности на землю, переход на положение ее арендатора или же полное вытеснение с принадлежавшей ему фермы, значительно ускорилось и, в-третьих… стала более заметной тенденция американских фермеров застревать на одной ступени социальной лестницы сельского хозяйства»[343]. Каждую из этих тенденций мы широко иллюстрировали по отдельным районам в предыдущих главах.

337

New Republic, December 6, 1940.

338

К. Маркс, Капитал, т. I, изд. 1937 г., стр 603–604.



339

Adrift on tht Land, 1940, by Paul S. Taylor.

340

Migration and Social Welfare, 1940.

341

The Triumph of American Capitalism, 1940, p. 203.

342

Farmers in a Changing World, 1940, р. 830.

343

Technology on the Farm, Department of Agriculture, p. 66.