Бедствующая земля

«Жульническая игра» держит арендаторов и кропперов в вечной долговой кабале. В лавке на плантации им приходится платить повышенные цены; при покупках в кредит у городского торговца (который в ряде случаев является их же лендлордом) им даже не предоставляется 10-процентная скидка при расчете наличными. Девять десятых техасских арендаторов, заявляет проф. Леонард, «уже заложили свою живую тягловую силу, и более чем у половины арендаторов под закладом находятся орудия производства и урожай». В 1915 г. ипотечные начисления в Техасе составляли в среднем 12 % в год. Долгами были опутаны все арендаторы: 30 % из них задолжали в магазинах, 60 % — в банках и 10 % — в других местах.

При такой системе арендатор фактически лишь сам себе платил заработную плату! Доктор Люис Хэйни заявил, например, что в Техасе арендаторы занимают деньги «не для того, чтобы вложить их в свое хозяйство и извлечь прибыль, и не для того, чтобы скопить на черный день. Техасский арендатор занимает деньги только для того, чтобы располагать своего рода оборотным капиталом, который по существу, однако, представляет собой заработную плату. Иначе говоря, он берет взаймы, чтобы самому себе выдать заработную плату, да еще приплачивает заимодавцу проценты по ней».

При распределении земельных наделов землевладельцы выделяли арендатору надел лишь такого размера, который он смог бы обработать силами своей семьи. Размер такого надела лишь в очень редких случаях превышал 100 акров. Таким образом фермера-арендатора заставляли эксплоатировать неоплаченный труд членов своей семьи — женщин и детей, но лишали возможности пользоваться еще чьим-либо трудом. Этим способом он был привязан к своей полусотне акров и мулу.

Но несмотря на то, что большинство крупных земельных компаний штата довольствовалось совершенно непроизводительной системой кропперства (так как ставки налогового обложения были низки, а цены на землю непрерывно росли), к моменту заседания комиссии Уолша в 1915 г. процесс индустриализации земледелия уже породил в Техасе начатки крупного фермерского хозяйства.

Фирме «Колмэн-Фултон пасчур К°» в ту пору принадлежало огромное поместье, площадью около 1 млн. акров; в свое время эта земля была приобретена по цене от 50 до 75 центов за акр. В 1913 г. поместье описывалось как «крупное, сугубо рентабельное и великолепно организованное сельскохозяйственное предприятие на 100 тыс. акров»[205]. В принадлежавших той же компании четырех поселках на территории поместья проживало более 5 тыс. рабочих и служащих; ежегодно из этого поместья вывозилось сельскохозяйственной продукции на сумму более 1 млн. долл. Под хлопок было отведено 8 тыс. акров земли, а дочернему предприятию этой фирмы принадлежало 6 хлопкоочистительных заводов и бумагопрядильная фабрика. Как и на других крупных фермах, существовавших тогда в Техасе, в этом поместье применялся поденный труд рабочих-мексиканцев. Уже тогда, заявляет проф. Леонард, белым кропперам пришлось «столкнуться с новыми конкурентами — мексиканцами». На одних крупных фермах стали появляться мигранты-мексиканцы, на других кропперы были вытеснены вследствие применения труда заключенных. Одним из владельцев таких поместий был Барлсон, впоследствии министр почт США. Именно он в 1917 г. запретил выход «Ребел фармер» — первой в стране газеты из числа тех, что были запрещены во время первой мировой войны.

К 1915 г. обстановка в Техасе вполне созрела для массового ухода арендаторов и кропперов. К этому времени 25 % арендаторов начисто лишились какой-либо собственности, а собственность 54 % арендаторов составляла менее 400 долл. на семью. Заявления, которыми Том Хики засыпал Комиссию по вопросам производственных отношений, обнаружили картину невероятной нищеты, которая воцарилась уже тогда. «Половина нашего народа, — писал один из жалобщиков, — не имеет даже курной хижины для жилья; в комнатках размером 4×5 м проживают семьи численностью до восьми душ». «Мы все превратились в стадо роющихся в помоях свиней, — писал другой арендатор. — У большинства людей не только нет обуви, но и наготу свою прикрыть почти что нечем. Иные женщины ходят в обуви из тряпок». «Арендаторы в ужасном положении, — гласило третье заявление. — Властям города Темпл приходится теперь снабжать пищей и топливом очень многих людей, а дела идут все хуже». Эти печальные письма и заявления в адрес комиссии Уолша посыпались со всех концов Техаса, но настал 1917 год, и все это было забыто.

Чарльз Холмэн, один из специалистов, выступавших на заседаниях этой комиссии в 1915 г., знал, в чем корень зла. «Арендаторы, составляющие большинство земледельческого населения Техаса, — заявил он, — не столько обрабатывают землю для себя, сколько переходят на положение батраков… Весьма значительное число фермеров-арендаторов, фактически став батраками, уже не отвечает старому представлению феодальных времен об арендаторах. Такой батрак-арендатор или кроппер весьма сродни батраку-сезоннику. Основная разница между батраком-сезонником и фермером-арендатором состоит в том, что первый в одиночку переходит с места на место и так бредет через всю страну, в то время как фермер-арендатор, переходя от этой фермы к другой, везет с собой в крытом фургоне семью». «Каждый год, — заявил на заседании комиссии Уолша свидетель Нобл, — все большее число людей вливается в класс, который можно охарактеризовать как класс мигрирующих, вконец обнищавших арендаторов». В 1915 г. было подсчитано, что к последней категории принадлежат две трети техасских арендаторов.

Сущность этой системы, которая привела к массовому обнищанию в этом крае западной колонизации, блестяще изложена Йири. «Проблема арендаторства, — заявил он, — решилась бы скоро сама собой, если бы только арендатору был оплачен хлопок, который он вырастил, и труд, который он в него вложил».

В тот период было установлено, что за свой хлопок кроппер или арендатор выручает столько, сколько он получил бы, если бы ему платили из расчета по доллару в день. Собранный кропперами хлопок, заявил йири, «представляет собой его заработную плату, и если выручка от продажи хлопка на рынке меньше издержек производства, это просто означает, что хлопкороб получит меньше одного доллара в день за свой труд. Одного доллара в день, конечно, нехватит, чтобы содержать семью, но труд кроппера дополняется бесплатным трудом членов семьи — женщин и детей, которые, вместо того чтобы вести хозяйство и ходить в школу, работают в поле. Мы уже воздвигли из этих материальных потерь на хлопке памятник невежеству, истощенной земле и разоренной деревне, памятник армии безработных мужчин и женщин во всех больших и малых городах… В долинах рек и в восточном Техасе преимущественно эксплоатируется бесплатный труд негров — людей, которые, выражаясь простым языком, порабощены и ограблены. К этому прибавляется порабощенное белое население. Считается, что обе эти группы людей — одна на Западе, другая на Востоке — извлекают доход из хлопководства, тогда как в действительности их доход — плод эксплоатации своей же семьи».

К 1915 г. система арендаторского и кропперского землепользования была явно на грани краха. Но так как транспорт был еще недостаточно развит, спастись от рабства было нелегко. И тогда, вместо того чтобы бежать в Калифорнию, арендаторы стали создавать свою организацию. Каких успехов удалось бы им достигнуть на этом пути, если бы не помешала первая мировая война, сказать, конечно, невозможно. Но совершенно очевидно, что они вступили на путь действительного решения этой проблемы. Это видно особенно наглядно при ознакомлении с требованиями, которые они выдвинули в 1910 г. Но после вступления США в войну вожаки «Земельной лиги» были арестованы, газета «Ребел фармер» была закрыта и все это движение отошло в область истории. Никто уже не обратил ни малейшего внимания на те данные, которые были собраны комиссией Уолша в 1915 г. В связи с этим особый интерес представляет заявление Нэйгла. «До сих пор, — говорил он, — поработить американского фермера-производителя оказалось невозможным по той же причине, почему оказалось невозможным поработить индейца. Он бежал в леса. Но теперь свободных государственных земель уже не осталось и фермер-производитель стоит перед лицом кризиса. Ему приходится выбирать: либо навсегда остаться нетребовательным и безропотным, как пеон или раб, либо сокрушить мощь паразитического класса». Нэйгл, однако, не знал, что будущее откроет еще и третий путь: что фермер может стать мигрантом. «Ныне, — пишет один из работников Администрации по охране фермерского хозяйства, — мелким техасским и оклахомским фермерам уготована судьба индейцев и бизонов, если не будет положен предел тенденции к поглощению мелких ферм крупными»[206].

205

World’s Work, January 1913.

206

Dallas News, August 26, 1939.