Ядвига Фрей

- Мальчика ты унесла.

- Файет не отрицал факты. Именно признание действительности сподвигло его пересмотреть приоритеты, и он решил, что больше не хочет иметь что-либо общее с людьми.

- Ну да, если ты не хочешь быть человеком, но удерживаешь себя носить эту форму, то в какой-то момент окажется, что ты доказываешь остальным, - он выкрикнул в окно, улыбаясь: "эй люди, а ведь, можно быть и хорошим человеком!"

Я засмеялась.

- Думаю, именно это и выбрал капитан. А столкнувшись с реалиями прошлого века, узнав, что я убила священников, он не смог осилить еще и доказывать, что волшебное не может убивать. Хотя и пытался. Он очень рьяно убеждал меня, чего я не имею право делать, потому как он верит, что волшебное это единственный островок безопасного и надежного.

- Потому люди и боятся нас. Нашего возвращения. Зачем нам калечить их, избивать и устраивать бойню или кровопролитие, когда от одного только силового поля, они будут оттеснены туда, куда мы еще не пришли.

- Или на два метра под землю, если попробуют напирать со своими домыслами о том, какими мы обязаны для них быть.

Мы пили чай. Тот самый, который вряд ли забудешь, однажды попробовав.

А люди, вкусив его - теряют память о нас... если у них в мыслях присутствуют импульсы насилия.

Капитан попробовал убедить меня в том, чего я не могу делать, чем не могу являться, на что не имею право - и волшебная пыльца позволила ему забыть всё то, куда он направил импульс насилия.

Всё, то, волшебное, ведь пыльца - волшебная. Она не стирала ему память, он сможет вспомнить, когда импульс предубеждений и упорной настойчивости переделать другой мир под свои желаемые образы - развеется без следа.

Когда капитан решит и сможет захотеть узнать, как есть, вместо жажды подогнать под то, как он хочет, чтобы являлось то, что таковым - вовсе не является. Отсюда и, люди - не люди и волшебное - не волшебное.

Люди не могут... волшебные создания не могут... - он это повторял как заведённый.

Будь он свободен от инфернальных смыслов, даже после пыльцы - он бы сохранил память.

Достаточно было признать факт: люди сожгли его на костре. Сделали это с радостью и воодушевлением, чтоб однозначно убедиться, мальчик мертв - не встанет и не пойдет. Они об этом позаботились, отрезав ему, после сожжения, конечности и голову. Один из крестьян даже проткнул ему сердце колом, как с вампирами делают.

Марвин отказался признать факт и стал таким же, как те, кто с блеском в глазах был убежден: тот, кто вернулся из мертвых - это точно дитя Сатаны.

Люди не возвращаются из мертвых! То, за что сожгли капитана. Люди не могут слышать природу и говорить с животными и птицами, рыбами, насекомыми. Люди такого не могут - то, за что утопили Файетта.

В современном мире, люди все еще не могут говорить с природой. А те, кто могут - это шаманы. Тоже люди, но ... особые.

Редкие из них могут говорить с Природой, большинство умеют только слушать и просить, призывая дождь или урожай, исцеление для кого-то из племени.

Серьезные "особые" люди - не дружат с Природой. Не пьют с нею чай, обсуждая бытовые дела и космические тенденции. Серьезность - не позволяет.

Не могут без ритуалов, протягивая руку к небу в чистоте сердца... - и дождь мгновенно прольется, тучи соберутся, отзываясь.

Не могут без формул и установленных, механикой трансовых состояний, действий. Не могут стать сверкающим ребенком планеты: прийти в поле и насекомые соберутся рядом, там, где он стоит. Потому что поле столь приятное, что насекомым и зверям, птицам, хочется побыть рядом.

Серьезные "особые" люди теряют суть волшебства на планете. Их действия становятся общением с выгодой. Не личной, а во благо всего поселения или народности, особенно, если она невелика.

Но... выгода - есть выгода.

И вскоре... природа перестаёт давать ответ и шаманам.

... а люди продолжают брать "своё" тем способом, которым еще могут, считая отчего-то, будто леса, растения, ягоды и грибы, звери и птицы, рыбы и даже воздух...созданы планетой для людей... для их жизни на поверхности или внутри.

Что будет, если перейдешь границы дозволенного - каждый "особый" человек узнаёт, когда выходит за рамки, предустановленные жителями его деревни или рода, группы, народности.

Держись внутри рамок и тебя будут слушать и уважать.

Выйдешь "за" - сам виноват.

Шаманы не уходят к природе, они продолжают выбирать людей... а люди, продолжают контролировать "особых", угрожая им смертью.

Ненависть сильный клей. Шаман ты или нет, ненависть работает... одинаково.

4.1

- Ты... дух Мира, - прошептал мужчина, кланяясь

Я не отрицаю и не подтверждаю, когда меня не видят, но называют теми именами, которые им: травницам, колдунам, шаманам - понятны.

- Что ты делаешь для людей? - спросила я, присаживаясь на камень у шатра.

- Помогаю им, понимать явления природы.

- Ты показываешь им, как слышать дух природы?

- Не все могут это. Только шаманы - могут.

- Откуда ты знаешь это?

- Природа сама выбирает человека и наделяет его даром слышать её, понимать. Чтобы говорить остальным о том, почему происходит то, что происходит. Чтобы люди не боялись природы.

- А как вы выбираете шамана?

- Мы ищем того, кто слышит дух камней, зверей или растений. Иногда природа очень долго с нами не говорит. И мы стараемся делать всё, чтобы она снова выбрала среди нас того, кто чист сердцем. Того, кто может нести её дар.

- А как вы сохраняете сердце чистым?

- Мы возносим духу природы молитвы и песни, производим ритуал, когда идем на охоту. Мы просим у зверя прощения за его убийство. Но нам следует кушать. Среди нас рождаются отважные воины, которые могут убить дикого зверя. Могут принести пищу. Могут накормить нас.

- Зверь не выходит к вам сам? Вы на него охотитесь? - переспросила я.

- Звери не хотят умирать. Они защищаются. Но мы просим у них прощения, заранее, перед тем, как отправляем наших воинов на охоту.

- Зверь не выходит к вам... `сам? - повторила я также спокойно.

- Нет, - сказал шаман, продолжая смотреть мне в глаза.

- Звери не дают своего согласия на убийство, но вы все равно идете и убиваете?

- Мы кушаем мясо. Нам не выжить на одних овощах, особенно зимой. А зимы у нас суровые.

- Зверь не выходит к вам. Не ложится, подставляя шею или живот. Не дает своего согласия. И вы оправдываете убийство животного - суровой зимой и ритуалом с молитвой о прощении, перед охотой.

Я не спрашивала, я перечисляла вслух.

- Так не бывает, чтобы зверь сам вышел, - вздохнул шаман. - Это сказки, наши предки придумали их, чтобы попытаться увести сородичей с дороги убийств. Но это лишь... сказки. Мы задабриваем звериных духов с помощью ритуала, открываем им наши сердца, чувства и мысли.

- Но зверь всё равно не выходит к вам... сам.

- Нет, - шаман вздохнул, - не выходит.

Я протянула ему руку:

- Пойдем, я покажу тебе, .

Он встал и взял мою ладонь. Я переместила нас в заснеженную местность. Пещера, где пытаются согреться мать и ребенок. Молодая девушка, двадцать восемь лет, и мальчик лет девяти. Девушка развела небольшой костер, но еды добыть не смогла. Шаман понимал то, что видит, потому что данная сила струилась по его венам. Да, он ограничивал свои намерения устоявшимся бытом племени и поселенцев. Но, все еще, мог понимать, то, что видит. Не так пронзительно, как в детстве, но эту, данную, ситуацию он мог прочесть изнутри.

Мать баюкала ребенка, трезво оценивая суровость положения. Если буря не закончится по утру, они тут и погибнут. Без мяса, которое бы дало им звериную силу пережить еще один день или два, в пещере - они погибнут. Растений в округе она не нашла. А охотиться не умела. То, что она взяла с собой в дорогу, закончилось. Девушка предполагала, они успеют пройти тропой, до наступления бури. Но - ошиблась.