Страница 14 из 29
Таня помогла больному повернуться на бок, задрала больничную рубашку и, протерев ягодицу спиртом, резким профессиональным движением вогнала иглу в мышечную ткань. Затем она мягко ввела лекарство, выдернула иглу, еще раз протерла спиртом место укола и принялась собирать инструменты. Собрав инструменты, девушка неожиданно высоко задрала юбку и стала подтягивать колготки. Сквозь колготки были видны узенькие прозрачные трусики. Она стояла, задрав юбку, буквально в двух метрах от Павла Петровича, делала свои дела и спокойно смотрела на него, как на неодушевленный предмет, который не способен говорить, самостоятельно передвигаться, есть и отправлять естественные надобности. Приведя в порядок свой туалет, Таня вышла, а Павел Петрович остался лежать, глядя в белый больничный потолок.
* * *
Юлия ошиблась, сказав, что Пахан умер. Приехавшей через несколько минут бригаде скорой помощи удалось спасти главаря пресненской мафии, но левая сторона его тела осталась парализована.
Павла Петровича поместили в одну из лучших клиник Москвы, городскую больницу Сергия Радонежского, в отделение сосудистой хирургии, которым руководил профессор Поспелов. Больному назначили курс интенсивной терапии, и буквально на второй день он уже мог с помощью медсестры садиться на постели, принимать твердую пищу и общаться с окружающими при помощи карандаша и блокнота - разговаривать он не мог, очевидно, оказался задет речевой центр.
Едва придя в себя, Павел Петрович потребовал, чтобы к нему привели Сергея и Юлию, а когда узнал о побеге, так разозлился, что врачи стали опасаться второго удара. Он приказал во что бы то ни стало найти беглецов и привести к нему. Особенно ему хотелось увидеть Юлию. Ему казалось, что именно в этой девушке заключен секрет его столь неожиданной болезни и, самое главное, секрет маячившей где то уже здесь, совсем рядом, смерти.
И вот шестерки Пахана понеслись по городу и очень легко проследили путь беглецов до самой "Бешеной лошадки". Им даже удалось найти официанта, который принимал заказ у Сергея и Юлии, (по счастливой случайности ему удалось избежать черного фургона. В момент облавы, благодаря полученному заказу, он оказался на кухне и спрятался в варочном котле). Сопоставив время появления странной пары и время облавы на заведение, преследователи без труда определили где искать пропавших свидетелей. Но на этом дело застопорилось, так как иметь дело с санитарной полицией никто не хотел.
"...К тому времени организованная преступность уже
не боялась ни милицию, ни федеральную службу безопасности,
ни ФСК, ни какие-либо другие секретные службы. И только
мрачное длинное здание на Каширке, обнесенное высоким бе
тонным забором и двумя рядами колючей проволоки, да витав
шая над ним тень профессора Сербского, главного санитарно
го врача Москвы, все еще навевали на преступные души какой
-то странный, почти мистический ужас. И в самом деле, кто
с полной уверенностью мог бы сказать о себе, что у него
нет червяков в голове?..."
Спецклиника санитарной полиции на Каширке тщательно охранялась, пожалуй, даже лучше чем "Белый дом", и проникнуть туда был только один способ - стать ее пациентом.
Глава шестая
КЛИНИКА СЕРБСКОГО
Санитар Струпьев сидел в приемном покое в кресле дежурного врача и, положив ноги на стол, скучал. Был выходной, весь персонал больницы отдыхал после тяжелой трудовой недели, и даже дежурный врач куда-то запропастился, оставив за себя Струпьева и приказав ему строго-настрого никуда из приемного покоя не уходить. Никуда уходить Струпьев вовсе и не собирался, но сидеть просто так и ничего не делать, было очень скучно Телевизора в приемном покое не было, по радио передавали какую-то белиберду, и от нечего делать он принялся плевать, нет, не в потолок, а на пол, стараясь попасть в жирную зеленую муху, ползавшую вокруг большой хлебной крошки.
И тут неожиданно дверь открылась, и в комнату вошла девушка, молодая, лет 16 - 17, не больше. В первый момент у Струпьева даже мелькнула мысль: а не снять ли ноги со стола? Но потом он передумал - много чести.
- Здравствуйте! - сказала девушка.
- Здравствуй! - ответил санитар, спокойно разглядывая девушку. Девушка была симпатичная и, пожалуй, даже очень, хотя и "резаная". "Шлюха!" - подумал он, разглядывая стройные ножки почти полностью открытые благодаря короткой гофрированной юбке. Для Струпьева все особи женского рода подразделялись на две категории: шлюхи и уродины. Первых он презирал, а вторые его просто не интересовали.
- Видите ли в чем дело, - начала девушка, явно волнуясь и не зная с чего начать, - я приехала из Камышина поступать в медицинский институт и вот, так вышло, короче, я не поступила...
Девушка замолчала и посмотрела на Струпьева, ожидая что он хоть что-нибудь скажет, но тот молчал.
- И тогда, я подумала, может быть вам нужны санитарки или еще кто-нибудь... - продолжила она после некоторого молчания.
Все это было более чем странно! Почему она явилась сюда в приемный покой, а не в отдел кадров, впрочем, какой отдел кадров в воскресенье? Но ведь можно было подождать до понедельника!
- Вы, наверное, думаете, что я совсем ничего не соображаю, пришла устраиваться на работу в приемный покой, а не в отдел кадров. Но дело в том, что я не могла ждать до понедельника, из общежития меня выселили, и мне негде ночевать...
"Да она еще и телепатка!" - подумал Струпьев, а вслух произнес:
- Раздевайся!
Девушка подняла руку к верхней пуговице и застыла в нерешительности, глядя на Струпьева круглыми от удивления глазами.
- Ты же собираешься у нас работать, так?
- Так, - ответила она.
- Значит ты должна пройти медосмотр! Раздевайся, я тебя осмотрю!
- Понятно! - сказала она и начала расстегивать кофточку. Она сняла с себя все и осталась в маленьких розовых трусиках.
- Трусики снимать? - спросила она, подняв на него глаза.
- Да, - ответил он.
Она сняла трусики и положила их на стул, рядом с остальной одеждой. Теперь она стояла перед ним совершенно голая, не зная что делать дальше, и ждала, что он скажет ей что-нибудь, но он ничего не говорил, а продолжал молча разглядывать девушку, явно наслаждаясь ее замешательством.