Похождения Бамбоша

Мулаточка сложила из веток маленький костерок, огородив его камнями, высекла с помощью кремня и огнива огонь, и вот уже на сковородке весело зашипело топленое свиное сало, а в нем, нарезанная тончайшими ломтиками, жарилась соленая треска.

И пока под бдительным надзором мужчины происходила эта важнейшая операция, она вприпрыжку побежала к протекающему рядом ручью, наполнила водой одну из мисок и, понемногу добавляя в нее маниоку, замесила тесто, вид которого вряд ли возбудил бы аппетит у кого-либо из европейцев.

Но мужчина наблюдал за ней любовно и бормотал:

— Ну что за дивное создание!.. А добрая, а самоотверженная, а красивая, ну просто не то слово!.. Что бы со мной без нее было! Да давным-давно вся эта хищная живность, которой кишит сия любезная страна, уже б и косточки мои сглодала!..

Вот и обед готов.

Мулаточка вылепила из теста шарики величиной с орех, разделила треску на две равные части, добавила немного красного перца и, с присущей ей детской веселостью, сообщила:

— А вот уже кушать будем!

— Да, милая моя Лия, мы сейчас засядем за трапезу, которую ты так проворно и ловко состряпала, пока я дрых как последняя скотина.

Она расхохоталась, хотя и не поняла всей тонкости сказанного, и поднесла своему спутнику на красивом пальмовом листе шарики, съеденные им с удовольствием один за другим.

Перекусив таким образом, они запили трапезу водой, и, пока креолочка мыла посуду и укладывала свои причиндалы в безразмерную пагару, молодой человек потягивал сигарету из настоящего табака — истинная роскошь в здешних местах.

Было около пяти часов. Солнце все еще свирепствовало, хотя спустилось значительно ниже к горизонту. Через час оно внезапно исчезнет, будто его разом поглотит океан. Это моментальное исчезновение всегда удивляет и поражает не привыкших к таким резким перепадам европейцев.

Как всегда неутомимая, Фиделия развернула гамаки, повесила их рядом, так что образовалось некое подобие двуспальной кровати, и приготовилась ко сну.

Уже начали кричать ночные птицы, выпорхнув из своих таинственных укрытий, поднялись в воздух бабочки-пяденицы, а где-то вдали подняли гвалт обезьяны. Даже пахнуло с моря ветерком, принеся хоть немного прохлады. Раздались первые трели гвианского соловья-апады, и вот внезапно солнце, как раскаленный болид[110], упало в океан.

Юная креолка и ее спутник улеглись по своим гамакам и, держась за руки, сблизив головы, обменялись на сон грядущий несколькими словами любви.

Сон сморил юношу посреди поцелуя.

Испытывая к нему чувства и любовницы и матери, девушка поправила гамак, укрыла ему голову куском марли, чтобы не кусали комары, и долго еще бодрствовала, охраняя его сон. Неутомимой ручкой она покачивала гамак возлюбленного и всматривалась в ночную тьму, следя, чтобы на них не напала летучая мышь-вампир, чей укус бывает смертелен для ослабленных и малокровных европейцев[111], затем наконец и сама забылась сном.

…Ее пробудил жалобный крик какой-то птицы, похожий на крик горлицы. Это кричал токо[112], возвещая рассвет.

Когда проснулся и юноша, они улыбнулись друг другу, обнялись и долго целовались.

— Вставай, друг мой, надо идти, пора. Еще пока свежо, а Кайенна неблизко. Пора отправляться в путь.

— Знаю, милая, надо идти. Но я чувствую такую слабость, и, потом, нам так хорошо здесь…

Отчаявшись убедить юношу своими доводами, мулаточка нежно обвила его руками и приподняла.

— Вставай, любимый! Твой друг ждет тебя, а мы тут нежимся.

— Черт подери, ты права, Лия. Ты напомнила мне о моем долге. Друг мой Леон, Леон Ришар, безвинно осужденный, нуждается в моей помощи, и мы обязаны дойти, чего бы это ни стоило.

Как справедливо только что заметила Фиделия, путь из Сен-Лорана до Кайенны был неблизкий и нелегкий. Оттого что дорога считалась «колониальной», она не становилась лучше. Несмотря на обилие даровой рабочей силы в виде каторжников, состояние дороги было довольно плачевно.

А ведь она являлась единственной сухопутной артерией, связывающей большой исправительный лагерь Сен-Лоран со столицей колонии и проходящей через Синнамару, Иракубо, Куру и Макурию.

Но никого это не заботило — мало кто пользовался колониальной дорогой — чиновники предпочитали плыть морем, на сторожевом корабле, а золотодобытчиков перевозили на своих шхунах местные рыбаки.

Дорога была перегорожена упавшими деревьями, не пригодна ни для каких видов колесного транспорта, что, собственно, не меняло дела — никакого транспорта у местных жителей не было, ни лошадей, ни мулов.

Бедняки, бывшие не в состоянии заплатить за проезд даже владельцам местных лодчонок, или люди, имевшие свои причины избрать сухопутный способ передвижения, должны были приготовиться к тому, что им понадобится недельки две на то, чтобы преодолеть это расстояние.

Как бы быстро ни шел человек, трудность состояла в том, что на дороге попадалось множество речушек, зачастую весьма широких и довольно глубоких, а в Мальманури так и вовсе не было переправы.

Иногда на реках встречались туземные пироги, но чаще всего их доводилось переходить вброд, иногда — переплывать, если не было возможности дождаться отлива.

Подобные препятствия особенно тяжелы для европейцев, ведь почти все они здесь страдают малярией, и путешествие оборачивается для них сущей пыткой.

А юноша и его спутница не смахивали на простых путников, скорее на беглецов. На нем была одежда ссыльного, состоявшая из соломенной шляпы, синих робы и штанов, грубой полотняной рубахи и солдатских башмаков на шнуровке, то есть от одежды каторжника она отличалась разве что цветом.

Собственно, разница между ссыльным и каторжником куда меньшая, чем принято считать.

Ссыльные тоже живут в лагерных бараках, работают на лесоповале под бдительным надзором военных охранников. У них такой же распорядок, такой же рацион питания, такой же трибунал, что и на каторге. Из метрополии их привезли в таких же железных клетках по пятьдесят человек в каждой, что и приговоренных к каторге.

Понятно, что немногие ссыльные могут претендовать на похвальную грамоту за примерное поведение.

Однако правда и то, что ссылаемые на поселение очутились здесь за обычные подсудные правонарушения, подлежащие юрисдикции полиции нравов, в то время как каторжникам вынес приговор суд присяжных.

А получается, что наказания за правонарушение и преступление приблизительно одинаковы, разве что в итоге одних одевают в серое платье, других — в синее.

Видимо, такова воля органов правосудия.

Оговорим, правда, что эти бедолаги, совершившие правонарушение, а не преступление, подразделяются на две категории: коллективные и индивидуальные ссыльные.

Первые — точное подобие каторжан. Вторые имеют право жить вне лагеря и даже уклоняться от строгого выполнения принудительных работ, но при условии, что будут содержать себя сами из собственных средств.

Последняя категория крайне малочисленна— из 1152 ссыльных не наберется и сотни привилегированных.

Вот почему юноша в одежде ссыльного и его подруга, казалось, прятались или, во всяком случае, избегали населенных пунктов. По той же причине они обошли стороной Синнамару, поселок, в котором была жандармерия. Затем переплыли широкую реку, толкая перед собой плотики с пожитками.

Так они шли день за днем, ночуя под открытым небом, по-нищенски питаясь из своих скудных запасов.

Юношу все время трепала малярия, он страдал от все усиливающегося малокровия, слабея иногда до того, что чуть с ног не валился, но, невзирая ни на что, сохраняя свою истинно парижскую веселость и склонность к зубоскальству. Девушка, заботливая и мужественная, черпала силы в безграничной любви и жертвенной преданности ему. Когда ее спутник совсем выдыхался и, шатаясь, чуть не падал, она подставляла ему плечо, он на него опирался, и, несмотря на изрядную ношу на голове, юная креолка подбадривала возлюбленного то словом, то лаской, то поцелуем. И постоянно напоминала о том, кого они идут спасать.

110

Болид — метеор крупных размеров, раскаляющийся до огненного блеска при прохождении через земную атмосферу.

111

Речь идет об обыкновенном вампире, или упыре, которого народная фантазия наделила многими сверхъестественными свойствами; на самом деле это животное — одна из наименее опасных летучих мышей.

112

Токо (или большой тукан) — птица из семейства туканов (перцеядов), относящегося к отряду дятлов; очень распространена в тропических лесах Нового Света.