Страница 28 из 79
Леонтьев долго лежал молча, потом приподнял на локоть голову и заговорил громче:
— Нелегкая это будет битва, Семен. Но вот тебе мое слово: или я партийного билета лишусь, или добьюсь. Не могу я видеть этих забитых фанерой, заткнутых соломой окон в избенках. — И опять замолк.
Рябошапка закурил.
— Народ тут добрый. Для этого народа, Василь Николаич… Эх, да что там! — немногословный Рябошапка махнул рукой.
Леонтьев подвинулся к новому председателю колхоза:
— Работай уверенно. Будут, будут и ждановцы миллионерами!
Андрей неосторожно повернулся на своей лавке, она скрипнула. Леонтьев поднял голову и взглянул в окно.
— Спать, спать, Семен. Только сам я не засну теперь… — Леонтьев закинул руки за голову и широко открытыми глазами уставился в потолок.
«Вот он какой, этот Василий Николаевич!» — Андрей понял, что теперь уже и сам он не заснет до раннего деревенского завтрака.
Глава четырнадцатая
Поездка с Леонтьевым по району обогатила молодого агронома: он прожил как будто лишний десяток лет.
Лежа в постели, по укоренившейся со школьных лет привычке, Андрей решил разобраться в знаменательном для его жизни «отрезке времени».
«Что я увидел и приобрел за эти дни?» Перед ним встал Василий Николаевич Леонтьев. Потом его обступила целая толпа доярок, свинарок, телятниц, полевых бригадиров, председателей колхозов, с которыми он познакомился во время поездки. И, словно раздвигая их всех, на переднем плане — Боголепов. Андрей не мог забыть юношеского восторга, который испытал, когда первый раз увидел богатыря. Думать о Боголепове было приятно.
И это его «я буду прямо говорить», и внешность, и черты характера, которые, как показалось Андрею, он «рассмотрел до дна», — во всем было так много яркого, привлекательного.
«А вот Василий Николаевич опять чуть было не попался на удочку клеветников. Конечно, и он человек, и у него бывают ошибки… С Игорем поспешил, с Ястребовским, по сути, тоже ошибся, с Боголеповым чуть было не ошибся». «Чужую душу — не ковш с водой, сразу не разглядишь», — вспомнились слова старика Беркутова.
«Допустимо ли так часто ошибаться секретарю? В книжках — недопустимо, а в жизни, как видно, случается. Вот о чем поговорю с Верой… Как хорошо, что я вернулся домой!»
Андрей сел на постели.
За окном лениво занимался мутный зимний рассвет. Предметы в комнате выступали все отчетливее. С каким-то новым ощущением Андрей осмотрел маленькую, в одно окно, комнатушку. Она уже стала мила ему, напоминала о первых днях его приезда в МТС, о планах, которые строил он в бессонные ночи, о встрече с Верой Струговой.
«Нет, все-таки что ты приобрел, мой друг, за это время? — вновь заставил он себя вернуться к разбору пережитого. — С кем соприкасался ты в министерстве? С инструкциями, с мертвыми столбцами цифр в таблицах. Ну, положим, не с мертвыми, — поправил себя Андрей, — но все же с цифрами только. Со знакомыми-перезнакомыми, высохшими над составлением сводных таблиц «чиновными» агрономами… А, тут только Леонтьев и Боголепов чего стоят! А жена Боголепова Елизавета Матвеевна! А донская казачка, Аграфена Парамоновна! Но почему и та и другая, показались мне так похожими на Веру?
Опять отвлекся! На чем я остановился? А, Леонтьев! Чем он берет? У него нюх на дельных людей.
Да, как замечательно все-таки, что я выбрал именно Войковскую с такой дьявольски сложной экономикой… Здесь каждый день несет новое, Например, сегодня я увижу Веру Стругову… Какая красивая, однако, фамилия: Стругова! И почему я никогда раньше не думал, что у нее такая звучная фамилия…»
Андрея удивляло, что в дороге он много раз думал о Вере, а не о далекой Неточке. Но тогда мысль о Вере заслоняли новые люди. Теперь же он был бессилен, отогнать думы о ней, как ни старался сделать это. Захотелось поделиться с ней мыслями о Леонтьеве, о Боголепове, о Заплаткиной, о Наглядном факте.
«Вечером, пойду к ней в школу и просижу до конца занятий… Главный агроном обязан интересоваться агротехническими курсами». У Андрея стало радостно на душе, как в детстве, бывало в день рождения он просыпался и лежа в постели раздумывал, о том, что подарят ему родители.
Андрей вскочил, натянул валенки и выбежал во двор, чтобы обтереться свежим выпавшим за ночь снегом. Радостное душевное состояние усилилось от приятно бодрящего ощущения.
Натянув на разгоряченное тело нахолодавшую рубаху, он побежал к поленнице дров. Обычно Андрей вместо утренней зарядки любил наколоть и наносить дров, очистить крыльцо от снега. Ему нравилось наблюдать довольное лицо доброй немки. Кофе после такой зарядки всегда казался необыкновенно вкусным.
Вот и сейчас, когда заспанная Матильда после десятидневного отсутствия Андрея впервые увидела его и, изумленно вскрикнув, бросилась варить свой «коф», агроном окончательно почувствовал себя дома. Он несколько раз глубоко вдохнул морозный, пахнущий расколотым спелым арбузом воздух и засмеялся.
На работу после поездки главный агроном набросился с жадностью! В конторе скопился ворох бумаг, к которым Творогов, по врожденной его осторожности, не решался приступать «без хозяина».
Теперь знакомые по Москве собратья, «чиновные агрономы», незримо, обступили Андрея. Но сегодня обилие предписаний и давно известных указаний не, раздражало его.
— Это что, опять о снегозадержании? В который уж раз! Вот нечего людям делать… Сообщите им, Петр Павлович, что даже на выдувах снег у нас нынче метровой толщины.
— Андрей Никодимович, у Ошкурниковой с председателем опять перепалка из-за коня вышла. Уж и закатила она ему концерт!
Не переставая работать. Андрей, выслушивал рассказы плановик (Творогов любил позлословить). Ворох бумаг таял.
— А как вы думаете, Петр Павлович, — добродушно улыбаясь, спросил он старика. — насчет того, чтобы искоренить еще одну застарелую вашу косность; начать подготовку семян немедленно,?
Лицо Творогова вытянулось, губы обиженно скривились.
— Вы что-то, Андрей Никодимович, фантазируете, — попробовал отшутиться Петр Павлович.
— То есть как же фантазирую, когда две зерноочистительные машины всю зиму ржавеют, а очистку семян по старинке относим чуть ли не на канун, сева?
— Помилуйте, кто же согласится сейчас дать рабочие руки?
— А мы попробуем! Я вот сегодня же переговорю об том с Верой Александровной. И уверен, красноурожаевцы начнут первыми. Полевые бригадиры привыкли собак кормить, когда на охоту ехать, а мы с вами, Петр Павлович, должны вырабатывать у них совсем другие навыки. — И вспомнив слова Леонтьева, Андрей добавил. — То, что можно, сделать сегодня, никогда не откладывай до завтра.
Было всего только четыре часа, хотя Матильда уже включила свет.
«Черт знает, что это со временем сегодня! — Андрей откинулся на стуле. — Целую вечность не видались!»
Милые серые глаза… Казалось, только любовь и нежность жили в них. Залитые счастливым румянцем щеки, черные, с синеватым отливом локоны…
Андрею не хотелось вспоминать о размолвке с Верой в тот вечер, когда она провожала его, не хотелось думать, что она обиделась и, вероятно, поэтому не появлялась в конторе МТС.
Пережитое с Верой в первые месяцы казалось ему сейчас таким расчудесным, что лишиться всего этого так, за здорово живешь, было бы ужасно глупо.
«В сущности, я же ничего обидного не сказал ей тогда… А Неточка теперь совсем, совсем для меня не существует. Да, наконец, я расскажу ей о Неточке. Конечно, расскажу…»
Андрей посмотрел на часы. Было без пяти минут пять. «В пять у нее начало. Пока соберусь, пока иду…»
Но, как ни старался он убедить себя, что между ними не произошло решительно ничего, чувство неловкости не проходило.
«Держался я тогда довольно глупо… Перешел даже с ней на «вы» и, кажется, не простился… Но ведь Вера умница, и не может же она до сих пор не простить мне этой заминки?..
Да и в чем я собственно виновен?.. Я только хотел чистосердечно сказать ей… сознаться, что когда-то был…» Даже с самим собой Андрей не мог, не хотел назвать сейчас своего чувства к Неточке любовью: «Как я мог любить такую… И совсем это не любовь была, а какой-то сплошной туман».