Страница 40 из 42
– Этот Николай Жданов до сих пор играет в хоккей? – поинтересовался Красовский, когда они спускались вниз по лестнице к выходу из здания.
– Нет, ему пришлось оставить спорт.
– Почему?
Вместо ответа Кустарев постучал указательным пальцем по горлу и этот жест объяснял ситуацию без всяких лишних слов.
Красовский этот ответ запомнил и снова поблагодарил судьбу – с поклонником Бахуса был шанс установить более доверительный контакт. Но для этого надо было предпринять определенные шаги. С них журналист и начал, едва его компаньон поймал ему такси и они тронулись в путь.
– А что, уважаемый, есть ли у вас здесь какой-нибудь продуктовый магазинчик по пути нашего следования? – поинтересовался у таксиста Красовский.
– Что вам нужно купить? – вопросом на вопрос ответил водитель.
– Бутылочку «Московской», например.
– А «Экстра» вас устроит? – сказав это, таксист сунул руку под свое сиденье и извлек бутылку, озвученной им водки.
– Сколько возьмете сверху?
– Рубль – привычная такса для вечернего времени, – улыбнулся таксист. – Впрочем, двенадцать копеек можете оставить себе.
Не говоря больше ни слова, Красовский отсчитал пять рублей и передал их водителю.
– Новый анекдот про Брежнева слышали? – пряча деньги в карман, спросил водитель и, не дожидаясь ответа, начал рассказывать: – Отдыхает Брежнев на правительственной даче. Лежит себе на пляже с закрытыми глазами, загорает. Вдруг, чувствует, кто-то ему яйца лижет. Брежнев блаженно улыбается и лениво так тянет: «Ну что вы, товарищи… Это уже лишнее!» Открывает глаза – а там собака.
Красовский так громко засмеялся, что водитель, довольный произведенным эффектом, крякнул от удовольствия. А журналист, отсмеявшись, отметил про себя, что этот анекдот, судя по всему, свежий и появился на свет в ответ на те массовые дифирамбы, которые обрушились на страну два месяца назад, когда Брежневу исполнилось 70 лет.
Спустя пять минут они уже въезжали в нужный им двор, поскольку Николай Жданов жил в десяти минутах езды от редакции «Рудного Алтая» – на берегу реки Ульбы, рядом с Дворцом спорта, в обычной блочной девятиэтажке. Расплатившись с таксистом за маршрут – передав ему еще один рубль, – Красовский отпустил его, поскольку Кустарев объяснил ему, что до следующего контакта можно добраться пешком – Наталья Еремеева обитала в соседнем дворе.
Когда Красовский увидел своего первого визави, он вспомнил характерный жест Кустарева. Николай Жданов представлял из себя молодого мужчину, но уже с изрядно помятым лицом, которое действительно выдавало в нем любителя Бахуса. Еще одним немаловажным моментом для гостя было то, что помимо Николая в доме в этот момент больше никого не было.
Они прошли в единственную комнату, которая довольно непритязательную выглядела: обшарпанные обои, старенькая мебель, купленная еще родителями Николая в сталинские годы. Поставив диктофон на журнальный столик с облупленной полировкой, Красовский присел на диван, а хозяин занял место в продавленном кресле.
– Вы первый журналист, которому я даю интервью, – сообщил Жданов.
– Как говорится, лиха беда начало, – улыбнулся в ответ Красовский и нажал на кнопку записи. – Представьтесь, пожалуйста, и расскажите, как вы познакомились с Борисом Александровым.
Уставившись на диктофон, хозяин квартиры начал монотонно рассказывать о своих детских годах и знакомстве с героем данного интервью. Красовский слушал этот рассказ и мысленно скучал, понимая, что из этого комплиментарного потока информации выжать «бомбу» ему не удастся. Надо было направить разговор в другое русло – в сторону негативных воспоминаний, но действовать надо было осторожно, чтобы не спугнуть ненароком рассказчика.
– Можно я задам вам один вопрос, – поймав хозяина квартиры на паузе, подал голос Красовский. – Вам не бывает иногда обидно за то, что у Александрова судьба в хоккее сложилась хорошо, а лично у вас не очень?
– А чего завидовать, если Борьке на роду было написано стать выдающимся хоккеистом, – без тени недовольства ответил Жданов. – Они с Равилем Гатаулиным были лучшими из нас и просто должны были пойти дальше.
– Но вы-то из хоккея вообще ушли.
– Я мужик не амбициозный, а вот Борька наоборот – прет к славе, как танк. Такие всегда своего добиваются.
– Но вы видите, как ему его амбиции сегодня аукнулись – «Советский спорт» его сильно приложил. Как думаете, поделом?
– Вам, журналистам, лишь бы написать – работа у вас такая.
– Считаете, что наговор это?
– Может, и не наговор – Борька он, конечно, мужик с говнецом.
– В каком смысле? – стараясь не выдать своей откровенной заинтересованности в этой теме, спросил Красовский.
– В прямом – может человека обидеть, а прощения попросить забудет. Но он парень отходчивый – долго зла не держит. Вот журналист «Советского спорта» только одну сторону Борьки описал, а про вторую ни слова. А это неправильно. Я так понял из разговора с Кустаревым, что вы к нам приехали, чтобы эту вторую сторону освятить. Правильно?
– В общем да, – соврал Красовский.
– Как-то неуверенно вы это сказали, – насторожился Жданов.
– Просто, если написать один сплошной панегирик, то читатель этому не поверит. Времена сегодня иные и на голом пафосе народ уже не проймешь. Вот вы так красочно рассказали про детство Александрова, про то, как он тогда хоккей самозабвенно любил. А какие-то конфликты у него возникали с товарищами или с тренерами?
– А зачем вам его конфликты?
– Я же говорю, что писать надо на контрастах – белое чередовать с черным. Чтобы читатель нам поверил.
– Я про конфликты говорить ничего не буду, – мотнул головой рассказчик.
Сказано это было таким тоном, что Красовский понял – разговорить собеседника на негатив будет очень сложно. Но сделать это было нужно, тем более что негатив этот за душой у рассказчика явно был – журналист это понял по тому, как он отреагировал на вопрос о конфликтах. Значит, надо было действовать решительно, тем более времени на долгую раскачку у гостя не было.
– Как-то официально мы с вами разговариваем, Николай, – стараясь говорить как можно мягче, произнес Красовский. – Может, перейдем на кухню и отметим ваше первое интервью?
– А у вас есть чем отметить? – не скрывая своей заинтересованности, спросил рассказчик.
Вместо ответа Красовский полез в свой дипломат и извлек из него бутылку «Экстры».
– Вот только закуску я не прихватил, – посетовал журналист.
– Это по моей части, – ответил Жданов и первым поднялся с кресла, приглашая гостя на кухню.
Спустя десять минут они уже сидели за кухонным столом, который хозяин квартиры сервировал пусть скромно, но со вкусом: нарезал в тарелки «Докторскую» колбасу, хлеб, достал два плавленых сырка «Дружба» и выставил, уже почти опустошенную до половины, банку болгарских малосольных огурцов. Опрокинув в себя по стопке, собеседники продолжили разговор, сразу перейдя на «ты».
– Александров в ЦСКА часто удаляется на скамейку штрафников. А в юности он был таким же? – включая диктофон, спросил Красовский.
– Не поверишь, но самым злостным нарушителем в нашей команде был тогда не он, а я, – дожевывая огурец, ответил Жданов. – Меня однажды на десять минут посадили за грубость. А в другом матче и вовсе выгнали с поля – я судья матом послал. Так что Борис супротив меня тогда был мальчиком-одуванчиком.
Видя, что его собеседник все еще не настроен вспоминать негатив из жизни Александрова, журналист налил ему в стопку новую порцию водки. При этом себе он плеснул жидкости буквально на донышко. Они снова выпили и Красовский задал новый вопрос:
– А с тренером у вашего мальчика-одуванчика конфликты случались?
– Юрий Павлович мужик правильный, поэтому с ним конфликтовать ни у кого язык не поднимался. Его все ребята уважали.
– Что-то больно розовым получается у тебя Александров – настоящий херувим, – теряя терпение, выпалил Красовский. – Он что, даже не дрался ни с кем?