Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 34 из 42

– Тем более этот кепарь ему больше не понадобится, – усмехнулся мужик.

– А вы почему не на фронте? – поинтересовался Славка.

– Пускай дураки воюют, а мы лучше дома посидим и баб потискаем, – и незнакомец снова сплюнул себе под ноги и засмеялся.

После этого он повернулся и направился в сторону Понырей. А мальчишки остались стоять на дороге. Но стояли они недолго. Первым опомнился Ванька и побежал вслед за мужиком. Догнав его, снова стал просить:

– Дядь, верни кепку – в память от бати осталась.

– Пошел вон, заморыш, – мужик замахнулся на Ваньку, но тот успел отскочить в сторону. – Еще раз будешь канючить, я тебе кишки пущу, – и мужик показал мальчишке финку.

Этот нож все и решил. Ванька сунул руку под рубаху и извлек на свет «вальтер». Лицо мужика при виде пистолета вытянулось так, что даже рот приоткрылся. Больше он ничего сделать не успел – в следующую секунду грянул выстрел. Мужик выронил нож и обеими руками схватился за живот.

– Ты чего наделал, падла? – захрипел он и, постояв еще несколько секунд, рухнул на землю лицом в придорожную пыль.

А Ванька снова засунул пистолет под рубаху, подошел к мужику и подобрал с земли отцовскую кепку. Отряхнув ее от пыли, он водрузил ее себе на голову и махнул рукой Славке – дескать, пошли. И первым зашагал в сторону Понырей.

Славка потом его спросил: ты зачем мужика убил – он бы от страха сам кепку отдал. На что Ванька ответил коротко, по-взрослому: такие просто так не отдают.

Вспоминая эти далекие события, Тихонов глядел на экран, по которому уже шли титры, возвещавшие об окончании фильма, и вдруг почувствовал, как по его щекам катятся слезы. Он ведь с тех пор больше не видел Ваньку. Даже фамилию и адрес тогда у него не спросил. Они простились в Туле, когда поезд, на котором они ехали, остановился на пять минут на станции. Мальчишки крепко обнялись, уткнувшись теплыми щеками друг в друга и стояли так несколько минут. А когда поезд тронулся, Ванька оттолкнул приятеля от себя и, когда тот вскочил на подножку вагона, взмахнул на прощание отцовской кепкой. Он махал ею до тех пор, пока поезд не скрылся из вида.

Тренер ЦСКА Константин Борисович Локтев вызвал к себе в кабинет своего помощника Юрия Моисеева и когда тот пришел, поинтересовался, чем заняты игроки команды.

– Кто чем, – коротко ответил Моисеев. – После вчерашнего фиаско настроение у ребят сами понимаете какое.

Речь шла о финальном матче турнира Дружественных армий, где ЦСКА уступил чехословацкой «Дукле» со счетом 4:5.

– Все на месте, или кто-то отсутствует? – продолжал допытываться Локтев. Он знал, что периодически ряд игроков тайком ездят в ближайший от Архангельского ресторан «Русская изба», чтобы скрасить свое монотонное пребывание на базе. А после вчерашнего проигрыша такие отлучки могли принять массовый характер.

– А кто конкретно нужен? – уклончиво ответил Моисеев.

По губам Локтева пробежало подобие улыбки, после чего он произнес имя того, кто ему понадобился:

– Борька Александров на месте?

– У себя. В нарды играет с Лопатой (так игроки команды называли Виктора Жлуктова за его своеобразное владение клюшкой).

– Позови его ко мне, – попросил Локтев.

Спустя пять минут на том же месте, где недавно стоял Моисеев, перед Локтевым возвышался Александров. Впрочем, возвышался это громко сказано – роста хоккеист был небольшого, из-за чего, собственно, и были все его проблемы с дисциплиной – мужики маленького роста почти всегда обладают дерзким и своенравным характером.

Указав хоккеисту на стул напротив стола, Локтев молча подвинул к Александрову какую-то бумагу, лежавшую перед ним. Хоккеист взял листок в руки и углубился в чтение. Это было заявление журналиста Егора Красовского в милицию, где он сообщал о том, что был жестоко избит хоккеистом ЦСКА Борисом Александровым.

– Что скажешь? – спросил Локтев, когда хоккеист положил документ обратно на стол.

– Врет про жестокое избиение – я его всего лишь один раз ударил, – ответил Александров.

– Значит, все-таки ударил?

– Было дело, Константин Борисович, не отрицаю. Довел меня этот гаденыш своими просьбами про интервью. Я ему русским языком говорю: никакого интервью давать не буду, отстань. А он лезет и лезет. Ну, я и не сдержался – один раз приложил кулак к его наглой физиономии.

– И это тогда, когда еще не успело смолкнуть эхо от истории с Гуреевым?





– Я тогда об этом не думал. Достал меня этот писака.

– А ты в курсе, что у него дядя работает референтом в Спорткомитете?

– Первый раз слышу. Но челюсть у него трещала, как у вполне рядового гражданина.

– Хватит хохмить, младший лейтенант Александров, – и Локтев так стукнул кулаком про столу, что в шкафу за его спиной зазвенели спортивные кубки. – Ты с кем разговариваешь? Забыл, где находишься?

Не ожидавший такой реакции хоккеист, до этого развалившийся на стуле, выпрямил спину. В кабинете повисла напряженная пауза. Первым ее нарушил Локтев:

– Ты понимаешь, что если этому заявлению дадут ход, в команде ты не останешься?

Александров молчал, понуро глядя в пол. Кажется, он только теперь осознал, в какую историю снова вляпался.

– Тебе придется просить прощения у этого парня, чтобы он отозвал свое заявление обратно.

В ответ Александров покачал головой: дескать, не буду.

– Тебе твоя гордость дороже пребывания в ЦСКА?

– Сволочь он, Константин Борисович, а я перед ним извиняться буду?

– Но эта сволочь может поставить крест на твоей карьере, понимаешь?

– Понимаю, – кивнул Александров, – но извиняться не буду.

Глядя на его по-детски хмурое лицо, Локтев внезапно… улыбнулся. Ему нравился этот парень, несмотря на то, что характер у него был сложный, ершистый. Локтев относился к нему по-отечески тепло, может быть, потому, что ему всегда хотелось иметь еще и сына, а у него была одна дочь. А тут еще этот случай с Валентином Гуреевым, который живо напомнил Локтеву события 16-летней давности, когда он сам угодил в точно такую же ситуацию. Его ЦДСА тогда выступал в Кубке СССР и встречался с московским «Локомотивом». Весь матч за Локтевым «охотился» железнодорожник Александр Афанасьев. В конце концов, нервы Локтева не выдержали и он, толкнув его на лед, еще и поддал ему ногой. Да так сильно, что конек отсек железнодорожнику часть уха. В результате грубияна дисквалифицировали до конца сезона.

– Ладно, ступай к себе, – произнес Локтев, убирая заявление журналиста в ящик стола.

Александров поднялся со стула, но в самых дверях задержался:

– Что решили, Константин Борисович? – голос его еле заметно дрожал.

– Когда решу, тогда сообщу, – ответил Локтев.

– И все же?

Вместо ответа тренер махнул рукой, но по выражению его лица Александрову стало понятно, что все будет хорошо.

– Спасибо, Константин Борисович, – и хоккеист вышел из кабинета.

Эта беседа была чисто профилактическая. За день до нее Локтев заехал к начальнику отделения милиции, своему доброму приятелю, с которым они неоднократно парились в бане, и легко уговорил его не давать этому делу ход. Начальник хотел тут же порвать заявление журналиста, но тренер попросил отдать его ему.

– Компромат на своих архаровцев собираешь? – засмеялся милиционер.

– Какой там компромат, – отмахнулся Локтев. – А вот постращать таким документиком можно. Обычные слова до них, как правило, не доходят.

Удобно расположившись в кресле, председатель КГБ внимательно слушал магнитофонную запись разговора, который два дня назад состоялся в ресторане «Седьмое небо» в Останкино. Эта беседа была записана специалистами 12-го отдела – подразделения КГБ, которое занималось прослушиванием телефонов и помещений. За богато сервированным столом беседовали два генерала – советский и чехословацкий. Первым был генерал-майор Леонтий Скурлатов, вторым – генерал Мирослав Чапек. Последний приехал в Москву в качестве сопровождающего армейской команды «Дукла» из Йиглавы, которая участвовала в турнире Дружественных армий и сумела стать победителем, обыграв в финальном матче ЦСКА со счетом 5:4. Андропов видел эту игру, присутствуя на ней вместе с Брежневым. Матч выдался на редкость напряженным. Настолько, что иной раз шефу КГБ казалось, что Брежнева может хватить инфаркт – так близко к сердцу он принимал события на ледовой площадке.