Севастопольская страда

Приказ фюрера был священен, и представление было составлено, хотя награждать артиллеристов не было никаких оснований. Батарея одиннадцатидюймовок, чьего огня так панически боялись немецкие генералы, существовала лишь в их воображении. Согласно решению Генерального штаба, орудия с батареи были демонтированы в конце двадцатых годов. Так, что бронебойные снаряды господина Круппа, в течение дня добросовестно разрушили давно заброшенную позицию, где в этот момент не было ни одного солдата противника.

Поздно вечером, в штабе генерала Рокоссовского подводили итоги знакомства с главными калибрами врага, которые по своей эффективности значительно уступали действию остальным осадным орудиям 11-й армии и самолетам генерала Рихтгофена. Уже потом, станет известно, что за пять дней непрерывных обстрелов и бомбардировок, противник сбросил на город 46 тысяч бомб крупного калибра и выпустил свыше 126 тысяч тяжелых снарядов.

По замыслу генерала Манштейна, этот страшный обстрел должен был серьезно ослабить оборонительные укрепления Севастополя и породить панику в рядах защитников города. Исходя из опыта штурма оборонительных укреплений в северной Франции и Бельгии, немцы ожидали, что русские солдаты начнут сходить с ума от непрерывного обстрела как сходили французы и бельгийцы, но этого не случилось.

В противовес цивилизованным европейцам с готовностью выбросившим белый флаг и покорно поднявшим руки, русские варвары продолжали сидеть в своих казематах и дотах, не помышляя о сдаче.

Первые сообщения о применении противником орудий большого калибра были разрозненные, не позволяли определить месторасположение осадных орудий и этому были свои объяснения. Если залпы хорошо укрытых 'Карлов', 'Гаммы' и 'Н' с грехом напополам ещё можно было засечь, то в отношении 'Доры' это было сделать невозможно. Все выпущенные и разорвавшиеся ею снаряды, наблюдатели отнесли к авиабомбам особо крупного калибра. Именно так они и были отмечены в рапортах.

Но не факт начала обстрела города из особо крупных орудий, был главной новостью этого вечера. Перед самым заседанием штаба командующего, из 2 сектора обороны сообщили о румынском перебежчике, сообщившим, что начало штурма Севастополя назначено на 3 часа утра 7 июня.

Ближе к полночи, разведчики 4 сектора обороны взяли 'языка', который после интенсивного допроса назвал примерно те же сведения, но только с небольшим уточнением. Наступление должно было начаться в три часа по берлинскому времени.

Ещё больше градус накала и страстей усилился к часу ночи, когда из 1 сектора обороны сообщили, что при проделывании проходов в проволочном заграждении у подножья Сапун горы, взят немецкий сапер. Сведения, полученные от него, полностью повторяли добытые ранее, как под копирку.

В этой непростой обстановке, Рокоссовскому нужно было определиться, чем являются полученные сведения - хитрой дезинформацией со стороны противника или случайность, позволяющей вскрыть его тайные замыслы. Но, даже определившись с этим трудным и непростым вопросом, командующий становился перед новым выбором, не менее сложным и важным.

В случаи признания, полученные от пленных сообщения правдивыми, необходимо было предпринять неотложные шаги по срыву наступления врага. Самый эффективный способ противостояния противнику являлось нанесение врагу упреждающего удара.

Из-за ограниченности людских резервов и средств, севастопольцы не могли нанести полноценный контрудар, который мог либо заставить врага отказаться от своих намерений, либо на время отложить его исполнение. Единственное, что могли сделать советские войска - это нанести массированный артиллерийский удар по немецким позициям, который должен был ослабить их наступательный потенциал.

В том, что необходимо нанесение артиллерийского удара, никто из работников штаба не сомневался. Весь вопрос упирался в продолжительность его удара. Учитывая количество имеющихся в крепости боеприпасов, генерал Петров стоял за продолжительность в двадцать минут.

- Большего, к сожалению, мы себе позволить не можем. Нам ещё предстоит отбивать штурм врага и совершенно неизвестно, как быстро мы сможем пополнить наши арсеналы - в голосе генерала звучал разум и здравомыслие, и с ним были согласны большинство офицеров штаба.

Генерал Казаков настаивал на том, что продолжительность обстрела должна быть если не вдвое больше, то не менее сорока пяти минут.

- То, что вы предлагаете Иван Ефимович - полумеры. Да мы ударим противника, но не кулаком, а растопыренной ладонью, что совершенно недопустимо в нашем положении. Только сознательно рискнув своими арсеналами, мы может серьезно ослабить изготовившегося к броску врага. Иного выхода просто нет, а что касается вопроса пополнения наших запасов мин и снарядов, я думаю, что флот, под руководством адмирала Октябрьский справиться с поставленной перед ним задачей - уверенно заявил артиллерист и ни у кого из штабистов, не нашлось аргументов возразить 'варягу'.

После того, как оба генерала высказались, собравшиеся стали с нетерпением ждать, чью сторону примет Рокоссовский. Выбор был крайне трудный, но Константин Константинович недолго решал, кого ему следует поддержать. Выбирая между разумной осторожностью и оправданным риском, он встал на сторону генерала Казакова.

- Чтобы нанести максимальный урон неприятелю, необходим сильный удар. В этом я полностью согласен с генералом Казаковым. За его плечами имеется опыт подобных действий и если он уверен в успехе предлагаемого им варианта, то у меня нет оснований сомневаться. Однако принимая сторону Василия Ивановича, я не намерен сбрасывать со счетов аргументы генерала Петрова о необходимости экономии снарядов. На данный момент, у нас имеется от 2-х до 6 боекомплектов на разные виды артиллерии, включая минометы и орудия крупного и среднего калибра. Пока у нас нет претензий к действиям флота по снабжению нас боеприпасами, но обстановка может сложиться таким образом, что он не сможет оказывать нам поддержку по независящим от него причинам. Я полностью убежден, что в самое ближайшее время, противник предпримет попытку создать морскую блокаду вокруг Севастополя и удушить наши войска голодом. Как в прямом, так и переносном смысле, будь я на месте Манштейна, то сделал бы это обязательно.

Рокоссовский говорил правду такой как она была без утайки и прикрас, но от того как он её говорил, в сердцах собравшихся людей преобладал не страх, а уверенность, что и в этот раз они смогут отразить наступление врага на город, правда очень высокой ценой.

- В сложившейся обстановке, думаю, что продолжительность нашей артиллерийской контрподготовки должна составлять сорок минут. Этого хватит, чтобы сократить численность изготовившейся к штурму пехоты в передовых окопах и нарушить управление войсками. Однако ограниченность наших огневых запасов не позволяет вести огонь такой интенсивности по всему периметру фронта. Нам хорошо известна боеспособность румынских частей, и потому, считаю, что обстрел их позиций можно сократить до двадцати минут как предлагает генерал Петров - Рокоссовский вопросительно посмотрел на оппонентов, но возражений с их стороны не последовало.

- Кроме этого, силу нашей контрподготовки можно усилить за счет привлечения к обстрелу немецких позиций, корабельную артиллерию находящихся сейчас в гавани крейсера 'Молотов' и сопровождающих его эсминцев. Учитывая время начала нашего контрудара и его продолжительность не вижу никакой серьезной опасности для кораблей. Их пушки, следует нацелить на поддержку северных секторов обороны, где, по моему мнению, враг будет наносить свой главный удар. Если вопросов нет, предлагаю приступить к подготовке нанесению артиллерийской контрподготовки. Господин Манштейн оставил нам мало времени.

Время до нанесения упреждающего удара было действительно очень мало для тех, кто его организовывал, но оно невыносимо долго тянулось, для тех, кто остался в штабе.

По предложенному генералом Казаковым варианту, пушки должны были заговорить за полчаса до предполагаемого наступления противника, но Рокоссовский внес небольшую коррекцию. Ещё больше подняв градус напряжения и ответственности, командующий сократил назначенный Казаковым срок упреждения на десять минут.