Избранное

Чтобы пушечным мясом безглазую бойню кормить,

Спелый колос спешат ненасытным огнем погубить.

Многоликая смерть усмехалась в глазах палачей,

Нас загнали они в лихорадку тюремных ночей,

Потому что свободе клялись мы всего горячей.

А машина войны все грозней, все свирепей ревет:

Сыновей наших мозг на проклятую смазку идет,

А из их черепов недруг брагу кровавую пьет.

Над Заливом безветрий есть город без песен и слов

[1]

,

В безысходном молчанье его обступивших валов,

Нынче всюду зовут его Городом Мертвых Голов.

А над Тибром, где прежде был взыскан я лучшей судьбой,

Скоро грянет Отмщенье пронзительно-гневной трубой, —

Ах, Подделка под Цезаря, что тогда будет с тобой?!

Я Испанию слышу. Столица со мной говорит.

То в лохмотьях развалин встает непокорный Мадрид.

То над сердцем рабыни заря упованья парит.

А над Сеной я вижу, как гроз нарастает каскад,

Вижу ярость ночей и грядущего гнева раскат,

Словно Делакруа — вижу деву в огне баррикад.

Вижу город туманный — он бомбами нынче изрыт.

Цвет тумана багряный — британский парламент горит.

Тает строгий и странный, над Темзой взлелеянный быт.

Ясно вижу Варшаву: в плену, в униженье, в гробу…

Вижу сабельных молний, отмщающих молний мольбу.

Барабанная дробь — это город вступает в борьбу.

И далекий мой город, всей этой печали очаг, —

Отражаются сосны в озер пересохших очах,

Все зачахло кругом. Лишь кровавый ручей не зачах.

И еще я скажу (только имени не назову)

О столице столиц. Не видал я ее наяву,

Но твердил ее имя во сне, как благую молву.

Снилось мне, что стою я на площади, где мавзолей,

Где, недвижен, он внемлет раскатам с кровавых полей.

Из-под сомкнутых век светит взор твой, бессмертья светлей.

Разыграйся, Гроза! Размахнись и взорви небосклон,

Пусть взметнется асфальт под ногами идущих колонн!

Прорван фронт наконец! И тираны ползут под уклон.

Как прекрасен твой подвиг! А люди прекрасней стократ!

Изменяется мир — близок день торжества и наград!

Пусть мои заклинанья кровавых убийц поразят!

И готов я на все: раствориться готов, умереть

В грозной поступи дней. Да останется впредь

Только голос мой, вопль — только гнева фанфарная медь!

1942

Перевод А. Голембы.

МАНИФЕСТ К ШТУРМУЮЩИМ ГОРОД СТАЛИНГРАД

Над вами ночь, вас гложет боль тупая,

Вы, может, завтра превратитесь в прах.

Вот почему я в вашу смерть вступаю,

Чтоб рассказать, о чем молчит ваш страх.

Я стану вашим медленным прозреньем,

Я покажу вам знаки на стене.

И взглянете вы с диким изумленьем

На демонов, бушующих в стране.

Я побываю в каждой вашей думе,

Как эхо смутных стонов и молитв.

Сорвав завесу вашего безумья,

Я вам открою тайну этих битв.

Заставлю вас, вглядевшись в сумрак серый,

Забыть свой дом и песенки невест.

Отныне все измерит новой мерой

Снарядный шквал, грохочущий окрест.

На юный город подняли вы руку —

Вас обманули ваши лжевожди.

Вы мечетесь по огненному кругу.

Да, жребий брошен! Милости не жди!

Помчались смертоносные машины

На город братьев через снег и мглу,

Проламывали стены ваши мины

И обращали улицы в золу.

Горят дома, земли гноятся раны,

Леса и пашни выжжены дотла.

И ненавистью жарко дышат страны,

Где ваша банда черная прошла.

Но в снежном поле, трупами покрытом,

Тот город встал, стряхнув золу и дым,

Чтоб доказать свинцом и динамитом,

Что — все равно! — грядущее за ним.

Он выстоит, он выдержит удары,

А вы сгниете в глине и в снегу.

Вас изведут багровые кошмары

На этом неприступном берегу…

Я вас пугал. Теперь смотрите сами!

Бессильны стоны! Как тут ни кричи,

Под русскими седыми небесами

Немецкой кровью пенятся ручьи.

Всему конец!.. Но есть еще спасенье.

Еще вы братья мне. Найдется путь!

Спешите, искупая преступленье,