Страница 4 из 20
– Не отчаивайся, чем-нибудь все это да кончится.
Прошло еще два дня, и Пьер де Галь стал серьезно беспокоиться о здоровье друга. Наконец на третий день в их каюту вошел капитан парохода.
– Я полагаю, – начал он без всякого предисловия, – что вам здесь довольно скучно.
– Нет, ничего, – ответил иронически Пьер, – а вам?
– Дело идет о вашем освобождении. Я не буду тратить слов, ибо вы знаете, что время – деньги.
– Что нужно от нас? – спросил Пьер.
– Вот что, – ответил американец, больше обращаясь к Фрикэ, – вы должны продать мне китайцев. Они мне нужны. Акт перепродажи будет составлен на французском и английском языках. Вы его подпишите…
Пьер де Галь и Фрикэ застыли, потрясенные этим бесстыдным предложением.
– К сожалению, – продолжал бандит, – состояние моих финансов не позволяет предложить вам высокую цену, но все-таки вы получите пятьсот долларов, то есть две тысячи франков. Конечно, эта цифра гораздо меньше той, которую вы заплатили, но что делать… Я вас высажу на берег Австралии, недалеко от Сиднея, и вы, если захотите, найдете себе выгодное дело в английских колониях.
– Значит, мы идем не на Суматру, а в Австралию? – вскричал Фрикэ, видя, что его предположение оправдалось.
– Да, – невозмутимо вымолвил капитан.
– А если я не подпишу акта? – спросил Фрикэ, едва сдерживая крик негодования.
– Тогда, к сожалению, я вынужден буду продержать вас здесь без пищи и воды до тех пор, пока голод и жажда не дадут вам лучший совет.
– Вы самый последний из плутов! – крикнул в бешенстве Фрикэ.
– О, как французы болтливы! Поймите, это лишние слова, а время все-таки деньги. Скажите ваш окончательный ответ.
– Если бы не веревки, я задушил бы вас, вот мой ответ, – сказал Фрикэ и отвернулся.
– Как вы вспыльчивы, молодой человек. Я мог бы преспокойно послать вас путешествовать на дно океана, но это не скрепит акта перепродажи, и потому я подожду. До свидания, через два дня хорошего поста мы опять поговорим.
Американец насмешливо поклонился и вышел.
– И это моряк, капитан! – с негодованием сказал Пьер, молчавший до сих пор. – Позор, позор для всего американского торгового флота!
– Знаешь, старина, дела наши улучшаются!
– Как? – вскричал изумленный Пьер. – Разве тебе приятно умереть с голоду?
– Пьер, милый мой, ты старый боцман, бравый матрос и не можешь догадаться, что бандит находится в невыгодном положении. Он не может нас выбросить за борт, ведь для входа в порт ему нужны документы, дубликаты тех, которые остались у португальских властей, с моей подлинной подписью о перепродаже работников. Если у него не будет этого документа, то как только станет известно, что «Лао-Дзы» не прибыл на Суматру, его сейчас же арестуют.
– Понимаю. Значит, этому кашалоту туго придется.
– Разумеется, иначе мы давно бы пошли на завтрак акулам.
– Тсс! – вдруг произнес Пьер, прислушиваясь. – Мы, кажется, пошли под парами.
Это обстоятельство, казалось бы незначительное, произвело большое впечатление на друзей.
Вот что произошло со дня их заключения.
«Лао-Дзы», подняв все паруса, взял обычный курс из Макао в Сидней. Этот путь, которым идут все суда, ведет сначала на остров Люцон, один из Филиппинских островов, затем опускается по каналу, который отделяет Люцон от Минданао, входит в океан, пересекает экватор на меридиане Анахоретовых островов и, описав отлогую кривую, кончается у Сиднейской бухты.
Таким образом, весь путь похож на гигантскую букву S, где Макао верхняя точка, Сидней нижняя, а середина кривой приходится как раз на экватор.
Первую половину пути «Лао-Дзы» прошел блестяще. Попутный муссон гнал его со скоростью девять и даже десять узлов. Скоро пароход достиг экватора и вдруг попал в полосу безветрия. Капитан, боясь надолго заштилеть в этих широтах, тотчас велел развести пары. Но для того, чтобы сократить путь, топливо и припасы, он решил не описывать вторую половину кривой, а идти по прямой линии. Его новый путь шел через острова Адмиралтейства, пролив Дампиера и архипелаг Луизиады.
Этот путь был настолько рискованный, что ни один моряк никогда не избрал бы его. Но американец, как азартный игрок, шел ва-банк и не принимал во внимание водный лабиринт коралловых рифов, которого так страшатся моряки. Он приказал только, для успокоения, кидать лотnote 6 с обоих бортов, хорошо понимая, что это не спасет «Лао-Дзы», если встретятся рифы.
Такое легкомыслие не могло благополучно обойтись. На выходе из канала Дампиера американец направил пароход на мыс главного острова из группы Люзанских, и вдруг судно получило страшный подводный удар. Крик ужаса вырвался у сотни несчастных китайцев, запертых на нижней палубе, когда широкая струя воды ринулась в пробоину.
Капитан остановил машину и спустил двух водолазов для осмотра подводной части парохода. Они убедились, что киль сильно пострадал, но обшивка надежна и, кроме пробоины, нигде больше не повреждена. Отверстие заделали, и капитан скомандовал «вперед».
Увы! «Лао-Дзы» остался на месте безмолвен и недвижим: машина не работала. Очевидно, толчок нанес ее сложному механизму какое-то серьезное повреждение.
Тем временем начал дуть ветерок. Капитан решил воспользоваться им и поставил паруса. «Лао-Дзы» потихоньку двинулся вперед.
Ветер постепенно свежел, поднялись волны. На «Лао-Дзы», как будто издеваясь над опасностью, были подняты все паруса.
Так прошла ночь. Наутро послышался зловещий шум прибоя.
– Право на борт! – бешено закричал капитан.
Но было поздно. «Лао-Дзы» на полном ходу выскочил на самую середину коралловой мели. Раздался страшный треск; пароход застонал, раза два покачнулся и плотно уселся на рифах. Судно спело свою последнюю песню.
Капитан, увидев это и не желая предпринимать бесполезных попыток сняться, распорядился спустить на воду лучшую шлюпку. Взяв белый экипаж корабля, вооруженный с головы до ног, деньги, припасы и воду, он горестно махнул рукой и оставил погибавший пароход.
Понимая, что «Лао-Дзы» продержится недолго, что вскоре он лопнет по швам и волны разнесут его по щепкам, негодяй ни на минуту не задумался о судьбе несчастных эмигрантов, заботясь только о своей шкуре.
Малайцы, бенгальцы, индусы, составляющие половину команды парохода, обезумели от ужаса при виде капитана, удалявшегося на шлюпке с белыми матросами, и метались с воплями по палубе, хлопоча около оставшихся лодок.
Крики и стоны, несшиеся с нижней палубы, где были заключены китайцы, вдруг смолкли. Что стало с несчастными двумястами китайцами? Неужели вода уже залила их?
Поспешность, с которой белые оставили погибающее судно, объяснялась очень просто: несчастные, по распоряжению капитана запертые в душном помещении лицом к лицу с опасностью, были бы ужасны, если бы освободились и по заслугам отплатили своим мучителям. Капитан был знаком с результатами нескольких возмущений эмигрантов, доведенных до отчаяния. Они становились у решетки, упираясь в нее спинами, и через несколько часов нечеловеческих усилий, беспрерывно толкая ее, пробивали брешь и разбегались по судну, не щадя никого.
Какое дело было бандиту до жизни двухсот человек? Он застраховал свой живой груз также, как и пароход.
Однако то, чего он страшился, случилось. Когда они отплывали, решетка, закрывавшая ход в помещение эмигрантов, разлетелась вдребезги, и из черного, зиявшего как бездна, отверстия появились изможденные, изнуренные, полузадохнувшиеся существа с безумно блуждающими глазами.
Шатаясь, как пьяные, ослепленные дневным светом, они разбежались по палубе, смешавшись с толпой цветных матросов, хлопотавших около шлюпок. Первые китайцы упали мертвыми, обагрив кровью палубу. Человек пятьдесят, увидев, что шлюпка капитана уже отплыла, а другие еще не готовы к спуску, бросились в море, вплавь догоняя американца.
Но янки были не так глупы, чтобы позволить отнять у себя шлюпку. Они встретили китайцев градом пуль, сабельных ударов, за несколько минут успокоив навеки человек двадцать. Остальные, увидев бесполезность попытки, поплыли обратно на корабль, а шлюпка с бандитами быстро скрылась из виду.
Note6
Прибор для измерения глубины моря.