Страница 7 из 34
- Нет, товарищ, - резко ответила она, - это цветы в вагон раненых...
- Ах, вы сестра милосердия?! - повело меня.
- Да, - еще холоднее ответила она.
- Но ведь здесь стреляют! Или вы надеетесь на свой револьвер?
- Я надеюсь на то, что в нашем отряде таких старорежимных хлыщей, как вы, больше нет! - медленно и зло ответила она, повернулась и пошла прочь.
- Отбрила! И ведь как отбрила! Умница! - со смехом хлопнул меня по плечу проходивший мимо Боровский. - Кто же так знакомится с дамами, глупенький! Ведь Печорина женщины любили не за то, что он остроумный, а за то, что - несчастный!
- А ты ее раньше видел?
- Второй раз. А что? Нет, не надейся - карта твоя бита.
- А откуда она? - не принимая его тона, спросил я.
- Спроси Елькина - он всех знает.
Вечером, как бы невзначай, я поинтересовался у Елькина, откуда в отряде женщины.
- Это сестры милосердия, - объяснил он. И рассказал, что для борьбы с Дутовым в Екатеринбурге из членов комитета социалистической молодежи была организована молодежная сотня. В сотне - несколько девушек-санитарок. Одна из них, Александра Гончарова, теперь в нашем отряде. Сашенька - дочь екатеринбургского учителя Василия Епифановича Гончарова, моего давнего товарища по партии...
Сегодня я опять встретил Сашу, она посмотрела на меня как на пустое место!
Жаль, что так получилось.
P. S. Пришел Иван Степанович Павлищев и сообщил: поступили сведения о каких-то волнениях в чехословацком корпусе.
- А чехам-то что нужно? - удивился я. - Ехали бы спокойно домой!
- Наверное, какие-нибудь пустяки! - отозвался Павлищев, стягивая сапог. - Повздорили с комиссаром из-за графика движения. А может, и того проще: выпили и набузили где-то на станции. Ты лучше о другом подумай: Дутова добиваем, скоро снова без работы останемся.
- Ничего! - ответил я, принимая его шутливый тон. - Договор у нас до 10 июля, а там видно будет... Кстати, Калманов спрашивал меня, куда я подамся после окончания "контракта", а Боровский всем рассказывает, что в Перми его заждалась жена, он ее так и называет "пермская Пенелопа".
Но Павлищев даже не улыбнулся, а, напротив, посмотрел на меня недовольным взглядом.
28 июня 1918 г., Оренбург
Только что закончилось совещание в штабе. Главком Зиновьев получил приказ и уходит в Туркестан, мы, кажется, идем в Верхнеуральск...
Впрочем, все по порядку.
Столкновение с чехами оказалось не случайным эпизодом на станции. Это - мятеж, охвативший полРоссии. Сданы многие города. Да и мы сами здесь, под Оренбургом, чувствуем себя не очень-то спокойно. Нет, все-таки нужно по порядку, хотя попробуй разобраться во всей этой мешанине.
Значит, так: в конце мая к нам присоединился отряд Николая Каширина, бывшего подъесаула. Каширин с братом Иваном вздули дутовцев под Верхнеуральском. Они, между прочим, сыновья станичного атамана Дмитрия Каширина, который зимой заставил Дутова отпустить из-под ареста верхнеуральский Совет. С тех пор Каширин-старший и Дутов - враги. Иван Каширин с нами соединяться не хочет, так как не желает отдавать свои отряды под чужое командование.
Тогда же, в конце мая, к нам присоединился отряд Калмыкова, сформированный в Богоявленске. Михаил Васильевич - бывший рабочий-стекольщик, унтер-офицер, георгиевский кавалер. Мне он, честно говоря, нравится. Особенно усы.
Было совещание. Николай Дмитриевич Каширин предлагал командование сводным отрядом передать Блюхеру, уже доказавшему свое умение руководить войсками. "Он - унтер, - горячился Каширин. - А командует лучше меня бывшего офицера..." Чаша весов явно склонялась в сторону Блюхера, но он, к нашему удивлению, отказался от командования. С 28 мая Зиновьев стал командующим Оренбургским фронтом. Иван Степанович еще несколько дней ворчал, что только адвокатов в качестве командующих нам не хватало, один уже был адвокат - Керенский. Хватит! Но потом успокоился, видимо, как и Блюхер, поняв: нынче не до амбиций.
Погиб Елькин. Случилось это так. Кажется, 18 июня Блюхер разговаривал по телефону с наркомвоеном Подвойским... Вот черт, тоже стал пользоваться этими новомодными сокращениями, а ведь зарекался. Видимо, большевики правы: некогда теперь выговаривать - Народный комиссар по военным делам... Так вот: Подвойский приказал поддержать осажденный белыми Троицк. Отправили Екатеринбургский эскадрон и "Народные копи" во главе с Елькиным. Отряд выбил чехов из Бузулука, но те подтянули резервы и окружили город. Елькина дважды ранили, он продолжал отстреливаться до последнего патрона. Последнюю пулю выпустил в висок. Когда я узнал об этом, то почему-то вспомнил дурацкую попытку Боровского застрелиться. К большевикам можно относиться по-разному, но запредельной веры в идею у них не отнимешь. Кстати, Боровский исправно служит в должности начальника штаба Уральского полка, но представляется с иронией: "Военспец Боровский".
Сегодня снова было совещание в штабе фронта с присутствием оренбургских большевиков. Зиновьев предложил отходить к Ташкенту. Блюхер разволновался и стал доказывать, что в Туркестан отходить не следует, а, наоборот, нужно двигаться на север, по пути собирая разобщенные рабочие отряды. Таким образом, мы усилимся сами и поможем Красной Армии. Идти нужно на Челябинск и Екатеринбург!
Блюхера поддержал Каширин, он обнажил клинок и, водя острием по карте, доказывал, что ни в коем случае мы не должны уходить на юг, бросая верхнеуральцев, тем более что в станицах отряды пополнятся свежими силами. "И в конце концов, это дело нашей воинской чести!" - закончил Каширин.
Калмыков тоже отказался двигаться на юг. Его бойцы требовали возвращения в Богоявленск, чтобы защитить от белых свои семьи. Одним словом, лебедь, рак и щука.
После совещания Василий Константинович собрал бойцов нашего Уральского отряда и рассказал о своем плане, не скрывая: кто хочет двигаться на юг, могут выйти из строя и отправиться вместе с Зиновьевым в Ташкент. Никто не вышел.
- Растет Блюхер! - задумчиво сказал Иван Степанович после митинга. Конечно, еще не фельдмаршал, но на хорошего полковника тянет.
- А по-моему, можно было просто дать приказ и обойтись без митингов! - не согласился я. - Вы же сами...
- Нет, не скажи! В психологии Блюхер разбирается: теперь, выходит, люди сами себе приказали и уже пенять не на кого! Понимаешь, теперь каждый последний обозник чувствует себя отдавшим приказ, а это в таком деле, какое мы затеваем, может быть, самое главное! И нам с тобой, Андрей Сергеевич, тоже надеяться не на кого, разве что на господина Юсова. Он нас всего-навсего расстрелять обещал!
Потом мы стали прикидывать по карте, как лучше двигаться.
В это время в комнату заглянул часовой и сообщил, что комполка спрашивают.
- Зови!
Вошла (кто бы вы думали?) Саша Гончарова. Равнодушно скользнула глазами по мне и заговорила с Павлищевым.
- Вы идете на Екатеринбург?
- Да.
- Я пойду с вами. В тягость не буду.
- Да-да, я знаю, вы сестра милосердия. Но, видите ли...
- Знаю. Ваш адъютант предупреждал меня, что на войне стреляют, но в Екатеринбурге мои товарищи, мои родители. Я вас прошу!
- В Туркестане тоже нужны люди! - пытался возразить Павлищев.
- Если вы откажете, я обращусь к Блюхеру.
- Ну, как угодно... Фамилия?
- Гончарова.
- Андрей Сергеевич, внесите товарища в списки полка и отведите к раненым.
- Слушаюсь! - отозвался я и направился к двери.
- Спасибо, я уже знаю, где ваши раненые! - холодно ответила она и, попрощавшись, вышла из штаба.
- Упрямая девица! - покачал головой Павлищев.
- И злопамятная! - с досадой добавил я.
3 июля
...Вчера мы оставили Оренбург, идем к Верхнеуральску. Сегодня у Блюхера был интересный разговор по телеграфу с главкомом. Привожу дословно:
"Зиновьев: Скажи, как мне быть?.. Я изнемогаю, в городе на почве продовольствия начинаются беспорядки. Все, что можно, выгрузили, мост через Сакмару взорвали. Настроение паническое. Скажу правду: молодцы уральцы!