Страница 8 из 13
– Игорь, вы же меня простите, да? Я совсем не хотела нарушать ваши планы, просто я не знала, кому еще позвонить! – Лиза сказала это таким тоном, словно все же обвиняла Игоря в чем-то. В том, например, что она должна теперь учитывать его наличие в этом мире и его присутствие в моей жизни. Ее возмущение было таким очевидным, что я с трудом подавила в себе желание рассмеяться.
– Ну что вы, это ведь совершенно естественно. Было бы странно, если бы вы не позвонили, верно? – Он улыбнулся открытой, профессионально радушной улыбкой, но я видела, что глаза его холодны. Интересная бы вышла из нас семейка, если бы мы все взяли и переженились в самом деле. Сережа и Лиза, два сапога пара, но оба – левые, Сережа ненавидит и боится меня, и это при полной взаимности с моей стороны. Лиза и Игорь – профессионально ревнивые ловцы человеческого бессознательного – явно тоже наступили друг другу на мозоли, в переносном, конечно, смысле. Лиза претендует на меня, желая сделать счастливой, что крайне затруднительно, ибо меньше всего Лиза интересуется тем, что такое для меня счастье. Игорь претендует только на себя, на свою жизнь, на свидания и звонки, утренние завтраки во французском стиле. Сколько, должно быть, сил потрачено на то, чтобы привести свою жизнь в это кашемировое равновесие, где все в гармонии и балансе, и философия, и познание мира, и уверенность в себе и своем пути, и деньги тоже. Игорь Вячеславович Апрель был хорошим человеком, живущим исключительно для себя. И если уж он захотел меня – то тоже для своего блага, но вот парадокс – он делал меня счастливой… ну, иногда. А я… чего хочу я? К кому я буду ревновать? Кого я стану делать счастливым против его воли? От кого буду убегать? Я не знаю, смогу ли выжить в условиях любви.
Наверное, пройдут тысячелетия, а я так и буду сидеть с Вовкой на полу и рисовать фломастерами сказочных чудовищ. Мой странноватый внутренний мир – богатое поле для анализа, но Вовка прекрасно меня понимает, во всяком случае пока.
Через некоторое время мы уехали из больницы. Перед этим врач сказал нам: «Подержим ее тут недельку, посмотрим. Трудно что-то предугадать, все зависит от организма». Игорь стоял рядом, когда это было сказано, и его лицо мгновенно закрылось, захлопнулось, как окошки у избушки на курьих ножках. Неделю я буду Вовке вместо матери, неделя ненормального графика и непредсказуемых проблем. Мне стало жаль его. Самую капельку. Не Вовку, тот спал на кресле в коридоре. Мне было жаль всех тех надежд и ожиданий, что разобьются о быт. Мой благородный идальго все надеется на нормальную жизнь – забавно, что со мной.
Игорь подошел к креслу, где тихо посапывал Вовка, наклонился, поднял его на руки и понес к выходу. Мое сердце вздрогнуло и застучало, как сумасшедшее. Может быть, я ошибаюсь насчет него? Я знаю, я плохо разбираюсь в людях. По большей части потому, что люди создавались без нормальной инструкции и четких указаний по технической эксплуатации. Иногда мне кажется, что у человечества был не один производитель, а не меньше сотни, и далеко не все они выполнили свою работу одинаково хорошо. Нас с Малдером задумывали с разными целями. Его – как выставочный образец или как искушение, с помощью которого можно сводить с ума целые народы. Меня – по недоразумению, изготовили с дополнительным процессором и масштабными базами данных, но забыли установить индикаторы добра и зла и датчики температур человеческих взаимоотношений. Когда меня спрашивают, есть ли у человека внутренний мир, я отвечаю, что да, а иначе что бы рассматривали с помощью аппаратов ультразвуковой диагностики. Как говорят художники, «я так вижу», мои глаза – рентген, но я слепа, когда речь идет о любви.
– Нам пора, – сказал Игорь негромко, чтобы не разбудить Вовку.
– Куда пора? – непонимающе спросила я, посеменив за ними. В машине Игоря, в его вишневом «Опеле» Вовка проснулся и раскапризничался. Он оказался голодным, он недоспал и устал, но со всей иррациональностью маленького человека не знал, чем заняться и куда деть накопившуюся энергию.
– Вовка, а ну, успокойся, а то дядя отдаст тебя полицейскому! – припугнула я племяша, пытаясь остановить его возню на заднем сиденье автомобиля. Попытка не удалась.
– Плавда? Отдаст? – еще более оживился Вовка. – А когда? И где? А он будет в фойме или так? Я хочу, чтобы в фойме. К нам в садик плиходил дядька из ГИБДД. – Это название Вовка выговорил особенно старательно. – Но он был без фоймы.
– Получила, а? – усмехнулся Игорь, поглядывая на меня в зеркальце. Я сидела рядом с племянником, красная, растрепанная – в машине было жарко, на улице холодно. – И где мы теперь возьмем ему полицейского в форме?
– Вообще-то ты должен был испугаться, Вовка. Ай, алло! Ты чего вытворяешь? – заорала я не своим голосом, потому что Вовка с ловкостью вора-домушника чуть не распахнул дверь автомобиля на полном ходу. – Стой, стой! Игорь, останови. Лучше пешком. Еще не хватало, чтобы ребенок вывалился за борт.
– И как он понял, за какую ручку дергать? – пробормотал Апрель. Я усмехнулась. Лучше бы дверь заблокировал. Дверь можно открыть и случайно.
– Вот ты – психотерапевт, а детей совсем не знаешь. А у них, знаешь, своя психология, они дергают за триста ручек в минуту и жмут на столько же кнопок. И в результате, в полном согласии с теорией вероятности, от какого-то из их действий обязательно случается небольшая беда, а от какого-то – и большая.
– Ага, – кивнул Игорь, аккуратно паркуя машину возле какого-то продуктового магазина. Мне было интересно, на сколько времени его хватит. Свидание в обществе моего племянника. Выходные на помойку. Я была готова биться об заклад, Игорь Вячеславович уже подумывал, что зря он все это затеял. Все планы – коту под хвост. Коту Шрёдингера, если уж на то пошло. – Так бывает, если не внести в теорию вероятности небольшие коррективы.
– Как можно внести коррективы в теорию? – хмыкнула я, удерживая Вовку на месте.
– А что такое теолия? – тут же отреагировал Вовка.
– Сейчас тебе дядя Игорь объяснит. – Я продолжала улыбаться.
– Теория, Володя, это такая штука… это… как с большим взрывом. Говорят, когда-то он случился, но теперь теория – это то, что от него осталось, понимаешь?
– Нет, – радостно подпрыгнул Вовка. – Какой взлыв? Как салют на Новый год?
– Нет, побольше. Намного больше. Но ты не переживай, что не понимаешь, и никто не понимает, это же теория большого взрыва. Это слишком мудрёно. – Игорь спокойно вышел из машины и пошел к багажнику. Чего ему там, в багажнике, нужно? Я смотрела на него, крутила головой, наверное, так недоверчиво и подозрительно, что он рассмеялся.
– Ты так смотрела на меня сейчас… словно думала, что я пройду мимо и уйду вдаль. Исчезну в закате, оставив вас с Вовкой одних, – хмыкнул он. Вот-вот. Чего-то в этом роде я и ожидала.
– Это было бы неожиданно, да? – Я почувствовала, как холодный воздух проникает в салон сквозь открытую дверь багажника. – И кстати, я понимаю, что такое теория большого взрыва.
– Ну не могу сказать, что я удивлен, – пробормотал Игорь и принялся что-то искать, греметь коробками. – Ты инопланетянка. Я не удивлюсь, если в итоге выяснится, что ты сама его и устроила. А теперь просто прилетела приглядывать за нашим грешным миром.
– Это плавда? – аж зашелся от возбуждения временно прирученный Вовка. – Ты – иноплатянка?
– Не иноплатянка, а и-но-пла-не-тян-ка, – попыталась поправить его я. Куда там!
– Ты что, никогда не слышал, как твоя тетя заливает про черные дыры, бесконечные массы и предполагаемые события, – подколол меня Игорь, а потом сделал «большие глаза» Вовке. – Конечно, она – «иноплатянка». Так, как ты сказал. Ага, вот и инструкция. Я же помню, что оставлял ее в машине. Так, у меня тоже есть теория, только не вероятности, а другая. Что должна быть какая-то защита «от дурака», чтобы дети по дороге не выпадали. Потому что, моя дорогая Фаина, теорию вероятности не вчера придумали, и инженеры, небось, тоже в курсе. О! Внешняя блокировка дверей. Сейчас посмотрим.