Страница 34 из 127
— Стоп!
Шофёр осторожно притормозил и остановился на мосту. Зубавин распахнул дверцу автомобиля и, не выходя из него, посмотрел вниз.
— Опоздали!
На дне чёрной незамерзшей речушки лежала грузовая машина, перевёрнутая кверху колесами. Ещё не видя её номера, Зубавин готов был поручиться, что это тот самый, скибановский грузовик. Ещё не зная причины катастрофы, Зубавин был убеждён, что она не случайна, что она организована тем, для кого арест Скибана мог оказаться смертельно опасным. Да, крепко берегли «пятого» нарушителя. Спускаясь к речушке, сердито шумящей на мшистых камнях и окутанной прозрачным дымком, Зубавин размышлял над новой вставшей перед ним задачей. Не ожидал он такого крутого поворота событий. Ловко всё подстроено. Может быть, комиссия автоинспекции, которая через час или два будет расследовать причины аварии, сделает вывод, что катастрофа произошла вследствие неосторожного торможения сильно пьяного водителя. Может быть, вскрытие погибшего при аварии Скибана покажет, что он управлял машиной почти в невменяемом состоянии.
Да, с внешней стороны, возможно, всё это будет именно так, а по сути дела…
Приобщив копию акта, составленного комиссией, к делу Скибана, Зубавин нацелит всех своих работников на то, чтобы выяснить действительные причины аварии. Кто толкнул Скибана в пропасть? Только неосторожность и водка или его предусмотрительный сообщник? Разрешить эту задачу — значит распутать весь узел, так искусно завязанный «пятым» нарушителем. В распоряжении Зубавина имеется богатый материал, характеризующий водителя разбитой машины. Да, ему не впервые отправляться в далёкий рейс в состоянии опьянения. Скибан, конечно, любил пить, но делал он это всегда умело. Шофёры, работавшие с ним, рассказывали, что он способен был проглотить в один приём литр водки и после этого как ни в чём не бывало вести машину по горной дороге. Нет никаких сомнений в том, что гибель Скибана организована. Надо искать того, кто это сделал.
Зубавин выбился из сил, спускаясь по крутому скалистому откосу ущелья. Он присел на камень, тяжело дыша и вытирая залитое потом лицо. Отдохнув, закурил и, разгоняя дым рукой, озабоченно посмотрел вверх, на дорогу и мост, стараясь представить себе, как была инсценирована авария. Очевидно, тот, кто сидел в кабине рядом со Скибаном, на подходах к мосту попросил водителя остановиться и затем оглушил его ударом по голове или даже сразу убил. Что сделал убийца Скибана потом, овладев машиной? Перейдя на левое крыло, он круто повернул руль в сторону пропасти, выдернул до отказа рычажок ручного газа, переключил рычаг скоростей на первую передачу и, отпустив выжатую педаль сцепления, направил грузовик на мост, а сам соскочил на землю… Сбив перила моста, машина с мёртвым водителем рухнула в пропасть. Пока долетела до воды, она, наверное, раз пять перевернулась в воздухе.
Зубавин бросил недокуренную папиросу и продолжал спуск. Через несколько минут он стоял по колено в ледяной воде, перед грудой смятого, искорёженного железа и, хмурясь, кусая губы, смотрел на мёртвого водителя, зажатого между расщеплённой передней стенкой кузова и пружинной спинкой шофёрского сиденья. Большая, голая, с проломом на затылке голова. Седые брови над выпуклыми остекленевшими глазами…
Убит был не шофёр Скибан, а председатель правления Яворской артели по производству мебели, Стефан Янович Дзюба, которого хорошо знал Зубавин. Шофёра Скибана не оказалось под обломками грузовика. Не были обнаружены его следы и на берегу речушки, на снежной целине. Отпечатки его сапог были найдены наверху, на дороге. Собака, пущенная по следу, привела к автостраде и дальне оказалась бессильной…
Кларк поселился на южной окраине Явора, на Степной. Эта тихая, малолюдная улица, по ночам не освещаемая, без мостовой и тротуаров, имела одну особенность: все её старинные одноэтажные домики до самых труб скрывались в зелени виноградных лоз, черешен и яблонь, тополей и лип, цветущей сирени и вишен. Прежде чем попасть в любой дом Степной улицы, надо обязательно пройти через сад, виноградник или палисадник.
…Кларк поздним вечером возвращался домой. Вся Степная из конца в конец была погружена во мрак. Ни одного освещённого окна. В молодых листьях лип и тополей шуршал мелкий, тихий, обычный для Закарпатья дождик. В темноте скупо блестели свежие лужи.
Кларк медленно, с непокрытой головой, жадно вдыхая ночной весенний воздух, шёл вдоль живой изгороди. Кисти сирени и ветви японских вишен, тяжёлые от воды, ласково хлестали его по щекам, путались в волосах, освежали своей прохладой. Кларк отдыхал. Ах, какое это блаженство — не озираться в поисках подозрительного взгляда, не напрягать до предела нервы, не изощряться перед всеми и каждым, исполняя тяжкую роль весёлого, довольного жизнью, заслуженного человека, хорошо знающего себе цену фронтовика и в то же время простого и скромного русского парня Ивана Белограя.
Подойдя к своему дому, Кларк открыл калитку и, перешагнув порог, остановился. Нет, он не пойдёт в эту душную с одним окном, с одним стулом, с твёрдой и узкой кроватью комнату, похожую на келью или тюремную камеру. Всю ночь, до соловьиных песен проведёт он в весеннем саду.
Он ощупью нашёл в темноте скамейку, сел и, опираясь спиной о ствол липы, поднял лицо к небу, закрыл глаза и улыбнулся. Хорошо!
Глуховатый осторожный голос неожиданно прервал блаженство Кларка:
— Добрый вечер, товарищ Белограй.
— Кто… кто там? — только огромным усилием воли Кларк заставил себя не вскочить со скамейки.
— Это я, Скибан. Шофёр. Не бойтесь. Живой Скибан, а не привидение.
Из-за куста сирени вышел сутулый человек в непромокаемом пальто и шляпе. Он сел на скамейку рядом с Кларком. От него разило водкой.
— Извиняюсь, конечно, за беспокойство, пан Белограй. Но у меня есть большая нужда в разговоре с вами.
Говорил он вполголоса, почти шёпотом, спокойно перекидывая с ладони на ладонь раскрытый нож, длинный и узкий, режущий Кларку глаза своим нестерпимым блеском.
— Я рад, дорогой друг, что ты пришёл. Как дела? — спросил Кларк, делая вид, что не удивлён появлением Скибана и будто не замечая опасной игрушки в его руках,
— Рады вы или не рады, а я вот взял да и пришёл, И не уйду, пока обо всём не договоримся.
— Случилось что-нибудь? — забеспокоился Кларк.
— Не притворяйтесь, пан Белограй. Со мной это лишнее. — Он придвинулся и толкнул Кларка локтем. — Не рой, как говорится, другому яму, сам в неё попадёшь. Подумайте, это быдло Дзюба, царство ему небесное, хотел меня на тот свет отправить. Не на такого напал. — Он усмехнулся и ещё раз толкнул Кларка. — Вам теперь всё ясно, пан Белограй, с кем имеете дело? — и, не дожидаясь ответа, уже трезво и деловито, тоном приказа сказал: — Слушайте меня внимательно. Послезавтра в свой первый заграничный рейс отправляется комсомольский паровоз Василия Гойды. Ночью, поближе к утру, я заберусь под этот самый паровоз. У меня будет двойной асбестовый мешок, в который вы меня упакуете и замаскируете под колосниковой решёткой паровозной топки, в поддувале.
Скибан помолчал, пробуя лезвие ножа ногтем и блестящими глазами глядя на Кларка.
— Вопросы будут?
Кларк сказал:
— Всё ясно. Я снабжу вас долларами и явкой.
— Вот и хорошо. Договорились. Люблю догадливых людей. Спокойной ночи! — Скибан поднялся, протянул Кларку руку и стиснул его пальцы так, что они захрустели. — Не просчитайтесь ещё раз, пан Белограй.
— Выиграл!… Выиграл!…
С такими словами слесарь Белограй выскочил в обеденный перерыв из красного уголка паровозного депо. Он размахивал над головой брошюрой в белой обложке.
— Сколько? — с завистью спросил слесарь Степняк, у которого Белограй работал подручным.
Белограй схватился за голову.
— Ой, столько, брат, что и говорить страшно.
— Тысячу?
— Больше.
— Две?
Белограй блаженно прижмурился.
— Хватай выше,
— Пять?
— Ещё выше,
— Десять?