Страница 125 из 127
Венгерская земля. Такая же, как и украинская, — зеленая, обогретая солнцем.
Другая форменная одежда на венгерских железнодорожниках — стального цвета, с красными узкими погонами, другой звучит язык, но сколько и здесь, за границей, родного советскому сердцу! Железная арка у здания вокзала, под которой проходят все поезда восточного направления, увита цветами, лентами. По всей дуге арки тянется алый транспарант с надписью на венгерском и русском языках: «Привет народам Советского Союза — друзьям венгерского народа!» В центре арки два флага — кумачовый и красно-бело-зеленый, — скрещенные над гербами СССР и Венгерской Народной Республики.
Поезд вошел в ширококолейный парк и остановился на четвертом пути. Сейчас же после проверки паспортов пограничной стражей на подножку паровоза вскочил высокий и худощавый железнодорожник венгр.
Олекса невольно посмотрел на руки венгра. На его пальцах не было никаких колец и на черноволосой голове не красовался берет — она был не покрыта. Подняв кверху лицо, энергичное, молодое, белозубое, с черной полоской усов на пухлой губе, он быстро, вперемежку, то по-венгерски, то по-русски, то по-украински, то опять по-венгерски, проговорил:
— Ио напот киванок! (День добрый!) И локомотив новый и механик новый. Хороший локомотив, таких еще не было в Тиссаваре. Дуже добре! Как тебя зовут?… Олекса? Розумию. По-мадьярски — Шандор. А я — Золтан Сабо. Пали!
Венгр угостил Олексу и его бригаду сигаретами. Все закурили и, улыбаясь, некоторое время молча смотрели друг на друга. Венгр пристально посмотрел на букетик горных фиалок в кармане Сокача.
— Золтан, вы составитель? — спросил Олекса на таком чистейшем венгерском языке, что Сабо изумленно раскрыл глаза и воскликнул:
— Шандор, ты знаешь мадьярский? Молодец! Я рад, что мы вместе с тобой будем работать.
— Хорошо будем работать или так себе? — спросил Олекса.
— Хорошо, Шандор! Только хорошо! Как у вас. Я — эльмунгаш. Передовой рабочий.
— Если так, готовь мне настоящий поезд. Большой, тяжеловесный. Не меньше ста осей.
— Сто осей? — Правая рука Золтана, несшая ко рту сигарету, остановилась на полпути. Внимание Олексы привлек указательный палец Золтана: на нем уже сияло толстое кольцо с камнем в виде игральной карты. — Сто осей! — с восхищением проговорил венгр. — Не вытянешь!
— Вытяну!
— О, Шандор!… — Золтан достал из кармана черный берет, хлопнул им об пол. — Я сейчас же побегу к Лайошу, нашему секретарю, и все ему расскажу. Жди меня, Шандор! Да, какая у вас в Яворе погода?
— Такая же, как и у вас, хорошая, — быстро ответил Олекса.
— Очень хорошо! Так жди меня, Шандор!
Не признавая ступенек паровозной лестницы, венгр спрыгнул на землю и, водрузив берет на голову, скрылся под вагонами.
Весть о том, что советский машинист вызвался постоянно водить за Тиссу тяжеловесные поезда, быстро разнеслась по станции. Интерес к этому событию был вполне естествен и закономерен для железнодорожников станции Тиссавара. На перевалочной базе тиссаварцы перегружали с поездов широкой колеи на узкоколейные поезда троллейбусы из Москвы, тюбинги для будапештского метро, самоходные запорожские комбайны, молотилки Ростсельмаша, люберецкие жатки, челябинские и сталинградские тракторы, станки «Красного пролетария», слитки донецкого чугуна, горловские врубовые машины для горного бассейна Печ, сложнейшие агрегаты для Сталинвароша, кокс и руду, марганец и автомобили.
Только богатый, щедрый друг, друг на всю жизнь, мог, посылать все это.
Был обеденный час.
К девятому пути, откуда должен был уйти за Тиссу тяжеловесный состав, вышло почти все рабочее население станции.
Больше всего людей было в голове поезда, у первого вагона, куда должен был подойти паровоз. Железнодорожники в обмундировании стального цвета и в огромных картузах. Русые, черные, золотистые головы девушек. Босоногие, в перекрещивающихся помочах мальчишки. Слесари в замасленных комбинезонах. Землекопы в помятых шляпах и жилетах поверх рубах, с засученными рукавами. Пограничники с карабинами и в табачных штанах навыпуск. Плотники в кожаных фартуках. Рыбаки со жгутами сетей на плечах и трубками в зубах…
Десятки, сотни глаз, полные любопытства, дружеского внимания и одобрения, смотрели на паровоз «ЭР 777-13», медленно подходивший на девятый путь со стороны восточных ворот станции.
В толпе, собравшейся проводить поезд, в ее первом ряду Сокач увидел составителя Золтана Сабо.
— Ну как, Шандор, не страшно? — спросил Золтан Сабо, кивая на состав, хвост которого пропадал где-то у западных ворот станции. — Не раздумал? — добавил он, сверкая белой полоской зубов и пощипывая свои усики. Олекса ответил не сразу, он изо всех сил старался быть спокойным, не показать, о чем думал. А думал он о Золтане Сабо: «Какой мерзавец! Как маскируется!»
Золтан Сабо по-своему понял сдержанность Сокача. Ему показалось, что советский механик не уверен в себе. Выражение озабоченности, тревоги и даже разочарования показалось на лице составителя.
— Конечно, не раздумал, — поспешил сказать Олекса. — Что за вопрос!
— Дай руку, Шандор! — Золтан широко размахнулся, с веселым звоном шлепнул ладонью по ладони Сокача и вручил ему овальную медную пластинку с латинскими, штампованными буквами. — Получай нашу гарантийную марку! Мою! Автоматчиков! Вагонных мастеров! Грузчиков! Всех рабочих и служащих станции Тиссавара. — Тихо, шепотом, он добавил: — Посылка на дне тендера, под водой. — Он еще раз размахнулся и ударил Олексу ладонью по ладони: — Пойдем принимать поезд!
Олекса и Золтан быстро, словно стараясь обогнать друг друга, шли вдоль состава.
Один — высокий, широкоплечий, плотный, русоволосый, с опущенными ресницами, с застенчивым выражением очень юного и очень красивого лица. Другой — высокий, сутулый, верткий, скрывающий свою худобу огромными ватными плечами безукоризненно сделанной форменной тужурки, с приглаженными, напомаженными волосами, с модными усиками, с откровенно хвастливым выражением лица: «Смотрите, смотрите, с кем я иду… И вы знаете, что он собирается совершить? Чудо! А кто его организовал? Я, Золтан Сабо. Да, представьте, я! Можете меня поздравить».
После осмотра поезда они вернулись к паровозу. Народу заметно прибавилось. Появился даже оркестр с новенькими белыми трубами. Над толпой развевался трехцветный национальный флаг и советский красный. На земле лежали велосипеды, брошенные так небрежно, словно они уже никогда не могли понадобиться их владельцам. В кузове грузовика стояли пионеры в темносиних с белой полоской шапочках, в белых рубашках с синими галстуками, узлы которых были перехвачены красными кольцами. В руках у каждого пионера — трехцветный флажок с изображением кирки. Мальчики и девочки подняли их над головами и дружно приветствовали Сокача:
— Элоре, пайташок!
Олекса по смыслу возгласа — «Вперед, друзья!» — и по его торжественному звучанию понял, что это боевой клич пионеров.
— Все в порядке? — подойдя к паровозу, спросил главный.
Десятки людей молча, глазами, беспокойным выражением лиц повторили этот вопрос.
Сокач кивнул головой и поднялся на паровоз.
— Что делается, что делается! — взволнованно пробормотал Иванчук. — Как в нас верят! Да если мы на вытянем такую махину на подъем и растянемся, так это же будет позор на весь мир.
Сокач посмотрел на кочегара, потом на манометр, на водомерное стекло. Воды и пара в котле было достаточно. В топке бушевало белое пламя. Воздушный насос работал нормально.
Гул на путях затихал. Праздничная толпа придвинулась к паровозу. Сотни людей ждали, как «ЭР 777-13» тронет с места такой необыкновенно длинный к тяжелый поезд, как поведет его на подъем, к мосту через Тиссу.
Автоматчик выдал справку о тормозах. Начальник станции собственноручно вручил путевую телеграмму из Явора. Главный дал свисток.
Над толпой затрепетали платки, кепки, шляпы, трехцветные флажки. Духовой оркестр грянул марш. Послышалась дробь пионерских барабанов. Юные голоса закричали: «Элоре, пайташок!» И все это было вдруг заглушено гудком паровоза. Что это был за гудок! Мощный и нежный. Протяжный и в то же время резкий, как вспышка молнии. Ликующий и властно зовущий.