Страница 77 из 91
XXIX. Гай Гракх написал М. Помпонию, что его отец, поймав в своем доме двух змей, пригласил по этому поводу гаруспиков[861]. Но почему именно по поводу змей, а не ящериц, не мышей? Не потому ли, что последние постоянно попадаются в доме, а змеи — нет? Как будто, если что-то может произойти, то имеет еще значение, насколько часто это происходит. (63) Но если Тиберий Гракх, отпустив змею-самку, обрекал на смерть себя, а отпустив самца — Корнелию, то я удивляюсь, почему он не отпустил обоих? Гай Гракх ничего не пишет о том, что ответили бы гаруспики на вопрос: «А если не отпустит ни одной змеи, что будет?» Но, скажешь, последовала смерть Тиберия Гракха. Я уверен, причиной этого была какая-то тяжелая болезнь, а не то, что отпустили змею. Конечно уж, не настолько невезучи гаруспики, что их предсказания никогда случайно не сбываются. XXX. Но поистине было бы удивительно, если бы я поверил в то, что ты, следуя Гомеру, рассказал о Калханте, будто он по числу воробьев предсказал, сколько лет будет длиться Троянская война. По Гомеру же, Агамемнон по поводу прорицания Калханта сказал следующее[862] — я эти строки перевел в минуту отдыха:
(65) Почему же эти воробьи, по которым было дано прорицание, были истолкованы как годы? Почему не как месяцы, не как дни? Почему предсказатель обратил внимание на воробьишек, в которых не было ничего чудовищного, а дракона обошел молчанием? Дракона, который, как сказано, превратился в камень, что никак не могло быть? Наконец, чем воробей похож на год? Так же обстоит дело и с той змеей, которая показалась Сулле в то время, как он приносил жертву[864]. Я помню обоих: и Суллу, который, готовясь выступить, на войну, приносил жертву, и змею, появившуюся из-под жертвенника. Но славную победу, которую Сулла одержал в тот же день, приписываю не совету гаруспиков, а полководцу.
XXXI. (66) Так что нет ничего удивительного в такого рода чудесах, для объяснения которых после того, как они произошли, применяют произвольные толкования. Например, случай с теми зернами пшеницы, которые попали в рот мальчику Мидасу, или с пчелами, которые, как ты рассказал, уселись на губы мальчика Платона. Не столь удивительны эти факты, сколь остроумно их истолкование. Или, может быть, сами эти факты выдуманы, или предсказание могло сбыться случайно.
Вот и о самом Росции, может быть, выдумано, что его обвила змея. Но что змея оказалась в колыбельке, не столь удивительно, особенно в Солонии, где змеи обычно сползаются поближе к очагу. Что касается ответа гаруспиков, что никто не превзойдет славой и никто не будет более знаменитым, чем Росций, то я удивляюсь тому, что бессмертные боги предвозвестили будущую славу комедианта, но ничего не возвестили о Сципионе Африканском!
(67) Ты еще собрал чудесные знамения, связанные с Фламинием: что он вместе с конем внезапно упал — в этом нет ничего чудесного; что знаменосец не мог вытащить древка знамени из земли; наверное, он вытаскивал слишком несмело то, что воткнул добросовестно. А что чудесного в том, что конь Дионисия живым выбрался из воды и что на его гриву сели пчелы? Но так как вскоре после этого Дионисий пришел к власти, что было, конечно, случайным совпадением, то всему этому было придано значение знамений. В лакедемонском храме Геркулеса забряцало оружие. В Фивах, в храме того же бога запертые ворота внезапно сами собой открылись, а щиты, которые были закреплены наверху, были найдены лежащими на земле. Ничто из этого не могло бы произойти без воздействия извне, но почему мы должны приписать богам то, что могло произойти по случаю?
XXXII. (68) Но, скажешь, на голове статуи Лисандра в Дельфах оказался венец из диких трав и притом внезапно. А так ли? Не считаешь ли ты, что этот венец из трав появился там раньше, чем семена, из которых травы выросли? А эти семена, я уверен, туда занесли птицы, а не человек засеял. Так и появилось на голове статуи нечто такое, в чем могли увидеть подобие венца. А что, как ты рассказал, в это же самое время золотые звезды Кастора и Поллукса, пожертвованные в Дельфы, упали и их нигде не смогли найти, то мне кажется, что это скорей было делом воров, а не богов.
Удивляет меня также, что греческие историки уделили столько внимания в своих сочинениях проказам додонской обезьяны. Да что же чудесного в том, что это отвратительнейшее животное перевернуло урну и рассыпало таблички для жеребьевки? А историки уверяют, что это чудо имело самые печальные последствия для лакедемонян. (69) Так же обстоит дело с вейентским пророчеством, что если Альбанское озеро переполнится и вода его потечет в море, то должен погибнуть Рим, если удержится в своих берегах — погибнут Вейи. Альбанская вода была отведена, но не для спасения Рима, а для использования на пригородных полях.
Но, сказал ты, немного спустя был слышен голос, убеждавший принять меры к тому, чтобы Рим не был захвачен галлами, по поводу чего позже на Новой улице и был поставлен жертвенник, посвященный Говорящему Вещателю. Не странно ли, что когда этого Говорящего Вещателя никто не знал, он говорил, и притом громким голосом, и от этого и имя получил, а после того, как получил и жилище, и жертвенник, и имя — онемел? То же можно сказать и о Юноне Советчице. За исключением того случая с поросной свиньей, что она нам когда-нибудь посоветовала?
861
Ср.: I, 36.
862
По Гомеру — ср.: Гомер. Илиада, II, 299—300. Однако в «Илиаде» нижеследующие слова произносит не Агамемнон, а Одиссей. Такую же ошибку допустил Цицерон. Ср.: Цицерон. О природе богов, II, 9, где греческие стихи переведены довольно свободно.
863
Калханта-авгура — в греческом тексте нет слова, соответствующего слову «авгур».
864
Ср.: I, 72. Далее Цицерон перечисляет случаи, приведенные Квинтом в I, 72—79; I, 100—101.