Бункер. Смена

— Отец. Теперь он единственный, кто имеет доступ на этот этаж.

— Теперь?

— Да. А где, по-твоему, Виктор раздобыл пистолет? — Она заговорила тише. — Я была здесь, когда он спустился и вскрыл один из ящиков. А я этого не услышала. Послушай, отец винит себя в том, что случилось с Виктором, и до сих пор не верит, что это имеет какое-то отношение к тебе или к твоему отчету. Но я знаю Виктора. Он не был сумасшедшим. Если ты хоть что-то можешь сделать, то сделай, прошу тебя. Ради меня.

Она сжала его руку. Дональд опустил взгляд: он даже не осознавал, что она ее держит. В другой руке у Анны был сложенный отчет. Шаги приближались. Дональд кивнул, соглашаясь:

— Спасибо.

Она выпустила его руку, схватила с койки пустой стакан Дональда, затем свой и посуду с бутылкой поставила на один из стульев, придвинув его к столу. Турман подошел к двери и постучал.

— Заходи, — пригласила Анна, поправляя волосы.

Турман несколько секунд разглядывал их.

— Эрскин планирует небольшую церемонию, — сказал он. — Только для своих. Для тех из нас, кто знает.

— Конечно, — кивнула Анна.

Турман прищурился и перевел взгляд с дочери на Дональда. Похоже, Анна восприняла это как вопрос.

— Донни полагает, что сможет помочь, — сказала она. — И мы решили, что ему будет лучше работать здесь, со мной. Во всяком случае, до тех пор пока мы не добьемся каких-то результатов.

Ошарашенный Дональд повернулся к ней. Турман промолчал.

— Нам понадобится еще один компьютер, — добавила она. — Если привезешь, то я сама его подключу и настрою.

А вот это Дональду понравилось.

— И конечно, нужна еще одна койка, — с улыбкой добавила Анна.

Бункер № 18

Миссия скрытно ушел после стычки с фермерами, а остальные носильщики разбежались. Он урвал несколько часов сна на промежуточной станции на десятом этаже. После полученных ударов его нос онемел, а губы напоминали о себе пульсирующей болью. Ворочаясь, будучи слишком взвинченным, чтобы лежать спокойно, он встал на рассвете и понял, что идти в Гнездо слишком рано: Ворона, она же миссис Кроу, еще спит. Тогда он отправился в кафетерий — посмотреть на рассвет и достойно позавтракать: премиальные от коронера жгли карман не хуже, чем жгло ободранные костяшки пальцев.

Он компенсировал болячки и раны заслуженным горячим завтраком в компании тех, кто приходил с ночной смены, и понаблюдал, как за холмами клубятся и оживают облака. Далекие каркасы зданий — Кроу называла их небоскребами — первыми уловили лучи восходящего солнца. То был знак, что мир проживет еще один день. Его день рождения, вспомнил Миссия. Он оставил тарелки на столе, добавив чит для того, кто за ним уберет, и попытался выбросить из головы любые мысли об очистке. Затем промчался вниз восемь этажей, пока бункер не проснулся окончательно. Он направлялся в Гнездо, не ощущая себя даже на день старше.

На лестничной площадке девятого этажа его приветствовали знакомые слова. Над входной дверью вместо номера этажа значилось:

Воронье гнездо

Слова были выведены жирными буквами и яркими красками. Их обводили годами, еще с прошлых поколений, и один цвет накладывался на другой, а выведенные детскими руками буквы смотрелись кривовато. Дети бункера приходили и уходили, от них сохранялись лишь выведенные кисточками следы, но Старая Ворона оставалась.

Ее гнездо состояло из детского сада, дневной школы и учебных классов для детей с верхних этажей. Она сидела в этом гнезде так долго, что никто из ныне живущих не мог вспомнить, когда оно появилось. Поговаривали, что она ровесница самого бункера, но Миссия понимал, что это всего лишь легенда. Никто не знал, сколько лет бункеру.

Когда он вошел в Гнездо, в коридорах было пусто и тихо — он явился слишком рано. Из одного класса доносился негромкий скрежет — там расставляли парты. В другом Миссия заметил двух учителей — они совещались с озабоченными лицами. Наверное, размышляли, что делать с более молодыми версиями себя. Аромат крепкого чая смешивался с запахами клея и мела. Ряды металлических шкафчиков в коридоре давно нуждались в покраске и были усеяны вмятинами от кулачков. Увидев их, Миссия перенесся в другой возраст, и ему показалось, что лишь вчера он терроризировал этот коридор. Он и его друзья, с которыми он больше не видится — или, по крайней мере, видится не так часто, как хотелось бы.

Комната миссис Кроу располагалась в дальнем конце коридора и примыкала к единственной квартирке на всем этаже. Квартирку соорудили специально для нее, переделав классную комнату, — во всяком случае, так говорили. И хотя она теперь учила только малышей, вся школа принадлежала ей. Это было ее гнездо.

Миссия вспомнил, как приходил к ней на разных этапах жизни. Сперва за утешением, которого на ферме днем с огнем не сыщешь. Позднее за мудростью, когда он наконец-то достаточно повзрослел и понял, что мудрости у него нет. И еще не раз он приходил и за тем и за другим, как в тот день, когда узнал правду о своем рождении и смерти матери: ее отправили на очистку из-за него. Миссия хорошо помнил тот день, потому что тогда единственный раз видел, как Старая Ворона плачет.

Он постучал в дверь ее класса, вошел и увидел ее возле доски, подвешенной низко, чтобы она могла писать на ней, сидя в кресле. Миссис Кроу перестала стирать вчерашние задания, повернулась и встретила его широкой улыбкой.

— Мальчик мой, — хрипловато проговорила она и махнула губкой, подзывая к себе. В воздухе повисла меловая пыль. — Мальчик мой, мальчик мой.

— Здравствуйте, миссис Кроу.

Миссия прошел к ней между партами. Кабель для ее кресла с электромотором свисал с центра потолка к шесту, торчащему за спинкой. Подойдя, Миссия нырнул под кабель и обнял учительницу. Он обвил ее руками и вдохнул ее запах — запах детства и невинности. На ней было желтое платье в цветочках, которое она носила по четвергам — ее платья могли заменить календарь. Оно выцвело с тех пор, как Миссия ходил в школу, — как и все вокруг.

— Да ты уже совсем взрослый, — сказала она, улыбаясь. Говорила она чуть громче шепота, и он вспомнил, как ее голос заставлял даже малышей сидеть тихо, чтобы разобрать ее слова. Она коснулась пальцами своей щеки. — Что с твоим лицом?

Миссия рассмеялся и снял рюкзак.

— Да так, случайно ударился, — солгал он.

Рюкзак он поставил возле крошечной парты и представил, как втискивается на сиденье и остается на урок.

— Как ваше здоровье? — спросил он, вглядываясь в ее лицо с глубокими морщинами.

Кожа у нее был смуглая, как у фермеров, но от возраста, а не от загара. Глаза слезились, но в них все еще светилась жизнь. Они напомнили Миссии экраны в кафетерии в солнечный день.

— Не очень. — Она повернула рычажок на подлокотнике, и кресло, сделанное для нее десятилетия назад каким-то давно забытым бывшим учеником, повернулось к Миссии. Оттянув рукав, она показала ему марлевую повязку на худой, покрытой старческими веснушками руке. — Приходили врачи, взяли у меня кровь. — Рука у нее мелко дрожала. — Чуть ли не половину, как мне показалось.

— Я совершенно уверен, что они не взяли половину вашей крови, миссис Кроу, — рассмеялся Миссия. — Врачи всего лишь присматривают за вами.

Она поморщилось, и все ее лицо взорвалось морщинками. Она в этом явно сомневалась.

— Я им не доверяю, — заявила она.

— Вы никому не доверяете, — улыбнулся Миссия. — Слушайте, а может, они лишь стараются понять, из-за чего вы прожили так долго. И они, может быть, когда-нибудь придумают, как нам всем жить не меньше вашего.

Миссис Кроу потерла повязку на руке.

— Или же хотят выяснить, как меня убить, — пробормотала она.

— О, не будьте такой мрачной. — Миссия протянул руку и опустил на место рукав, чтобы она не теребила повязку. — И откуда у вас такие мысли?

Она нахмурилась и решила не отвечать. Ее взгляд упал на почти пустой рюкзак.

— У тебя выходной?