Страница 13 из 17
Но «новому человеку» чужд какой-либо внутренний конфликт, и воплощение идеи стало «органичной потребностью» его природы. «Новый человек», противопоставляющий себя «буржуа» и «мещанину», должен быть свободен в отношении господствующей («фарисейской») морали: ведь «нравственное правило» имеет характер относительный и важность его определяется важностью того интереса, для охраны которого оно создано»125 . Скандальным для «добродетельных буржуа» образом «новый человек» утверждает критическое отношение к моральному кодексу и основывает свободную систему новых ценностей в рамках иного экономического порядка и для защиты иных социальных интересов. Ткачев отвергает аскетический идеал, поскольку он оставляет непреодоленным «природный» остаток, в то время как новый идеал, больше не противопоставляя себя какой-либо «природе», в «человеке будущего» сам становится «природой». Ткачев не признает этический «догматизм», поскольку идея-природа, – которая, как «страстная идея», есть не что иное, как воля, – в своей творческой энергии не может подчиняться уже предсуществовавшему кодексу: выбирая и решая, энергичная воля должна руководствоваться системой личных и общих «интересов», которые только в этой воле могут найти свою проверку. В этом якобинец Ткачев сходится с анархистом Бакуниным, а «коммунист» Нечаев вполне мог быть точкой их сходности.
Это проблема нигилизма. Для Герцена, человека поколения «отцов», «нигилизм не превращает что-нибудь в ничего, а раскрывает, что ничего принимается за что-нибудь, – оптический обман и что всякая истина, как бы она ни перечила фантастическим представлениям, – здоровее их и во всяком случае обязательна». Но Герцену удается увидеть и другой нигилизм: «обратное творчество, т.е. превращение фактов и мыслей в ничего»126 , нигилизм, который мы будем называть негативным: нигилизм «детей»127 . Где такая теоретическая и историческая граница, которая могла бы четко разделить два эти нигилизма? Каково нечто, которое нельзя свести к нулю? В превращении нечто в ничто и ничто в нечто архимедовым рычагом станет «страстная идея», «страсть к разрушению», которая одновременно и «созидающая страсть», революционная воля к власти. Герцен последних лет перед лицом нигилистической пропасти искал ubi consistam культуре и истории и нашел его в мучительном и отчаянном требовании воли к истине, которое, являясь моральным, одновременно приобретает и политическое значение. В пиетете к прошлому человечества и в любви к человеческой свободе и христианское слово принимается с точки зрения земной судьбы человечества. Но Герцен понял, что импульс к tabula rasa и к созданию из ничего уже вырвался из ящика Пандоры. Тогда еще не проявился один вариант: сохранить культурное наследство посредством его мумификации и утвердить нигилизм посредством технического администрирования. Его позднее представит Достоевский в «Легенде о Великом Инквизиторе».
В заключение нашего размышления о Нечаеве, революционере maudit, ставшим железным Макиавелли нового «Государя», дадим еще раз слово Бакунину, который в одном из своих последних писем, уже предчувствуя смерть, усталый и разочарованный, но верный своему революционному духу, подошел к позициям своего «старого товарища» Герцена, говоря в предостережение молодым. «В сношения с людьми новыми, с которыми ты найдешь возможным и полезным связаться, постарайся внести столько правды, искренности и сердца, сколько твоя скупая природа позволит. Пойми же ты, наконец, что на иезуитском мошенничестве ничего живого, крепкого не построишь, что революционная деятельность, ради самого успеха своего дела, должна искать опоры не в подлых и низких страстях, и что без высшего, разумеется, человеческого идеала никакая революция не восторжествует»128 . Эти последние слова Бакунина не должны значить меньше, чем его совместные дела с Нечаевым, хотя именно эти дела оказали большее воздействие на историю.
Примечания
1. Процессу над группой Нечаева посвящены две недавние работы: статья Троицкого Н.А. «Дело нечаевцев» (в сб.: «Освободительное движение в России». Саратов, 1975. Т. IV) и глава «Первый гласный политический процесс» в кн.: Карлова Т.С. Достоевский и русский суд. Казань, 1975. О месте этого процесса в судебной реформе 1864 г. см.: Виленский Б.В. Судебная реформа и контрреформа в России. Саратов, 1969.
2. Салтыков-Щедрин М.Е. Собр. соч. М., 1970. Т. IX. С. 198-200. Цитата взята из подборки публикаций русской печати о деле Нечаева, подготовленной Салтыковым-Щедриным в 1871 г. для «Отечественных записок».
3. Нечаев и нечаевцы: Сб. материалов / Под ред. Б.П. Козьмина. – М.; Л., 1931. С. 168.
4. См.: Козьмин Б.П. С.Г. Нечаев и его противники в 1868-1869 гг. // Революционное движение 1860-x годов. Под ред. Б.И. Горева и Б.П. Козьмина. М., 1932.
5. Отношения между Бакуниным и Марксом и Энгельсом в период нечаевского дела не являются темой этой работы. Об отношении Маркса и Энгельса к этому делу см. часть их доклада «Альянс социалистической демократии и Международная ассоциация трудящихся». Среди многочисленных исследований по этой проблеме назовем работу Д. Рязанова «Анархистский товар под флагом марксизма (Маркс и Бакунин в 60-х годах)» в его книге «Очерки по истории марксизма» (М.-Л., 1928) и книгу под редакцией А. Лекинга «Michel Bakounine et les conflits dans l'lntemationale 1872». Leiden, 1965.
6. «Для Франции понятия «бланкизм» и «якобинство» хоть и родственны и принципиальны в моментах, однако различны; для русского революционного движения пореформенной эпохи они сливаются воедино: говорить о русских бланкистах– все равно, что говорить о русских якобинцах и наоборот» (Седов М.Г. Некоторые проблемы истории бланкизма в России (Революционная доктрина П.Н. Ткачева) // Вопросы истории. 1971. №10. С. 39.
7. Михайловский Н.К. Соч. СПб., 1896. Т. I. С. 851.
8. Confine M. Violence dans la violence. Le debat Bakounine-Necaev. Paris, 1973. Наше исследование в значительной мере отличается от предпринятого М. Конфино как по постановке проблемы, так и по результатам. В дальнейшем мы будем избегать ненужных ссылок на эту книгу, к которой заинтересованный читатель может обратиться сам. То же самое относится к другой важной книге: «Michel Bakounine et ses relations avec Sergej Necaev: 1870-1872». Leiden, 1971. Под ред. А. Ленинга, написавшего к ней обширное предисловие.
9. Засулич В.И. Нечаевское дело // Освобождение труда. 1924. 2. С. 69. Цитата приведена из посмертной публикации, и мы позволили себе опустить некоторые замечания издателя.
10. См.: Strada V. Leggendo «Padri i fyli» // Tradizione e rivolutione nella Iitteratura russa. Torino, 1980.
11. Козъмин Б.П. С.Г. Нечаев и его противники в 1868-69ГГ. С. 173.
12. Впоследствии Бакунин вышел из редколлегии из-за политических разногласий.
13. «Кто именно был автором этого документа, мы не знаем. Вернее всего, что он был продуктом коллективного творчества и что Ткачев, как и Нечаев, принимал ближайшее участие в его составлении. Несомненно, что документ этот формулировал взгляды кружка, группировавшегося вокруг Нечаева и Ткачева» (Козьмин Б.П. Из истории революционной мысли в России. М., 1961. С. 357). В своей работе «П.Н. Ткачев и революционное движение 1860-x годов» (М., 1922) Козьмин писал: «Если у нас и нет достаточных оснований, подобно Сватикову, категорически утверждать, что программа «принадлежала Нечаеву и была им создана», то, тем не менее, мы можем с достоверностью предположить, что в ней нашли выражения идеи, руководившее Нечаевым в его политической деятельности» (С. 145).
14. По мнению Седова, «Программа революционных действий» содержит «основные положения», которые затем развивались и пропагандировались Ткачевым в журнале «Набат» (ср.: Седов М.Г. Некоторые проблемы… С. 17).
15. Здесь и далее «Программа революционных действий» цитируется по ее публикации в настоящем издании (см. раздал II, док № 2).