Страница 17 из 118
Статья 193 УК (воинские преступления)
Спокойней со спокойными, но все же — Бывало, ждешь и жаждешь гневной дрожи, Сопротивленья матерьяла ждешь. Я много дел расследовал, но мало Встречал сопротивленья матерьяла, Позиции не помню ни на грош. Оспаривались факты, но идеи Одни и те же, видимо, владели Как мною, так и теми, кто сидел За столом, но по другую сторону, Называл автобус черным вороном, Признаваться в фактах не хотел. Они сидели, а потом стояли И падали, но не провозглашали Свое «Ура!», особое «Ура!». Я помню их «Ура!» — истошно-выспреннее, Тоскливое, несчастное, но искреннее. Так все кричат, когда придет пора. А если немцы очень допекали, Мы смертников условно отпускали — Гранату в руки и — на фронт! вперед! И санитарные автомобили Нас вместе в медсанбаты отвозили, И в общей, В братской, Во сырой могиле Нас хоронил Один и тот же Взвод.Четвертый анекдот
За три факта, за три анекдота вынут пулеметчика из дота, вытащат, рассудят и засудят. Это было, это есть и будет. За три анекдота, за три факта с применением разума и такта, с применением чувства и закона уберут его из батальона. За три анекдота, факта за три никогда ему не видеть завтра. Он теперь не сеет и не пашет, анекдот четвертый не расскажет. Я когда-то думал все уладить, целый мир облагородить, трибуналы навсегда отвадить за три факта человека гробить. Я теперь мечтаю, как о пире духа, чтобы меньше убивали. Чтобы не за три, а за четыре анекдота со свету сживали.Мой комбат Назаров
Мой комбат Назаров, агроном, Высшее имел образование, Но обрел свое призвание В батальоне, в том, где был он «ком». Поле, паханная им земля, Мыслилось теперь как поле боя, До Берлина шли теперь поля Битвы. Понимал комбат любое. Разбирался в долах и горах, Очень точно применялся к местности, Но не понимал, что честность Иногда не исключает страх. — Труса расстреляю лично я! — Говорил он пополненью. Сдерживая горькое волненье, Слышали такое сыновья Разных наций и племен различных, Понимая: расстреляет лично. Мой комбат Назаров разумел, Что комбатов часто убивают, Но спокойно говорил: «Бывает». Ничего не требовал взамен. Дело правое была война. Для него же прежде всего — дело, Лучшего не ведал он удела Для себя в такие времена. А солдат берег. Солдат любил. И не гарцевал. Не красовался, Да и сам без дела не совался Под обстрел. Толковый был. И доныне сердце заболит, Если вспомню. Было здорово В батальоне у Назарова, В том, где был я замполит.Надо, значит, надо
Стокилометровый переход. Батальон плывет, как пароход, через снега талого глубины. Не успели выдать нам сапог. В валенках же до костей промок батальон и до гемоглобина. Мы вторые сутки на ходу. День второй через свою беду хлюпаем и в талый снег ступаем. Велено одну дыру заткнуть. Как заткнем — позволят отдохнуть. Мы вторые сутки наступаем. Хлюпает однообразный хлюп. То и дело кто-нибудь как труп падает в снега и встать не хочет. И немедля Выставкин над ним, выдохшимся, над еще одним вымотавшимся яростно хлопочет. — Встать! (Молчание.) — Вставай! (Молчок.) — Ведь застынешь! (И — прикладом в бок.) — Встань! (Опять прикладом.) Сучье семя! — И потом простуженный ответ; — Силы нет! — Мочи нет. — Встань! — Отстань! — Нет, встал. Побрел со всеми. Я все аргументы исчерпал. Я обезголосел, ночь не спал. Я б не смог при помощи приклада. Выставкин, сердитый старшина, лучше понимает, что война — это значит: надо, значит, надо.Ведро мертвецкой водки
…Паек и водка. Водки полагалось сто грамм на человека. Итак, паек и водка выписывались старшине на списочный состав, на всех, кто жил и потому нуждался в пайке и водке для жизни и для боя. Всем хотелось съесть положенный паек и выпить положенную водку до боя, хотя старшины распространяли слух, что при раненьи в живот умрет скорее тот, кто съел паек. Все то, что причиталось мертвецу и не было востребовано им при жизни, — шло старшинам. Поэтому ночами, после боя, старшины пили. По должности, по званию и по веселому характеру я мог бы рассчитывать на приглашение в землянку, где происходили старшинские пиры. Но после боя очень страшно слышать то, что говорят старшины, считая мертвецов и умножая их цифру на сто, потому что водки шло по сто грамм на человека. …До сих пор яснее голова на то ведро мертвецкой водки, которую я не распил в старшинском блиндажике зимой сорок второго года.