Страница 34 из 48
Варварство может иногда проявляться и в кулинарии.
Сто десятый день путешествия. В море. Соблазнившись вином, а не выгодой, один из бергов с охотничьего судна согласился показать нам путь в Страну янтаря. Ему известны проходы между островами, скрывающими выход в Ба-Алтис, и он знает, на каких берегах находят желтый пахучий камень. Венитаф понимает несколько слов из его речи. Лоцмана зовут Тун, и мы его тут же прозвали Тунцом, к великому разочарованию Паламеда: ему жаль расставаться со своим прозвищем.
— Завтра, — сказал Тун, — войдем в море, мы называем его Мен-Тунум.
Мне ясно, речь идет о море, нареченном финикийцами Ба-Алтис, «Царским морем», и я записываю название, произнесенное Тунцом как Ментономон [85].
Сто одиннадцатый день путешествия. Бергский лоцман Тун привел к низкому зеленому острову, где нас радушно встретили его обитатели.
«Артемида» стоит на якоре у берега в морском рукаве, который, похоже, разделяет два острова. Я отмечаю сильное течение то в одну, то в другую сторону — оно напоминает мне Эврип Эвбейский. Поэтому поставил корабль на два якоря и оставил весла в скалмах. Одна половина гребцов несет вахту, а вторая от души веселится на берегу среди варваров.
Тун отвел меня к царю. Судно у него длиннее, а дом выше, чем у остальных. Он угостил меня медом, а я, как и положено, предложил вина. Венитаф сказал, что хорошо понимает обращенную к нему речь, поскольку язык этих варваров близок к языку гутонов и кельтов, а на нем умели говорить еще его деды. Я заметил, что тоже понимаю смысл многих слов. Итак, вернусь в Массалию, изучив три языка, как и подобает любому знатному массалиоту. До сих пор я знал лишь греческий, язык римлян и язык чисел, он же — язык богов. В будущем овладею кельтским и смогу помочь Городу в его порою нелегких отношениях с окружающими варварами.
Сто двенадцатый день путешествия. Вчера вечером, на очередном пиру, мне удалось развязать языки варваров и узнать о янтаре, Ба-Алтисе и Танаисе. Эти варвары пьют, словно прорвы! На их красных лицах опьянение было едва заметно, хотя я велел принести для начала шестнадцать амфор. Наконец-то они разговорились, и сегодня утром я пытаюсь отделить ложь от истины в тех записях, что удалось тайком сделать на восковых табличках. Венитаф помогает и смеется «над моими затруднениями, когда я не понимаю смысла слов, песен, легенд и жестов.
Кем могут быть гиппоподы — так я записал название людей с лошадиными ногами? Или панотисы, люди с громадными ушами, охраняющие, похоже, вход в Танаис?
Всякий раз, когда я пытался выяснить, что имели в виду опьяневшие варвары, они принимались громко хохотать, опрокидывая на грудь содержимое рогов или кубков. Несмотря на рыгание и безудержную икоту собеседников, мне все же удалось выяснить, что речь идет о еще более варварских племенах, нежели они сами. Гиппоподы и панотисы могут ходить по снегу на копытах, широких, как у лошадей, а вечером засыпать прямо на земле, закутавшись в свои громадные уши, словно в накидку!
Гребцы побаиваются, но эллинское любопытство так и подстегивает их. Надо умерить страхи, убедив варваров сказать, что гиппоподы и панотисы не проявляют жестокости и кровожадности.
Один из варваров рассказал о реках, которые ведут к озерам, реках широких, как и морские рукава, но он не смог ответить, пройдет ли там «Артемида». Потом он спросил, смогут ли гребцы нести ее на собственных плечах, как это делают местные племена со своими суденышками.
Имя Ясона ему неизвестно, но в этих местах бытует легенда о корабле, летающем над землей и водой и пришедшем из далекой полуденной страны. Он тайком показал мне очень древнюю милетскую драхму — она относится к тем временам, когда еще не умели делать монеты с рисунком на обеих сторонах.
Меня очень смущает то, что наговорили варвары. Янтарь на недалеких отсюда берегах Ба-Алтиса столь же обычен, как уголь у кузнецов Арсенала! Все показывали мне янтарные бусинки — ими играют дети. Бывает также черный янтарь и серый янтарь, который используют изготовители духов из Смирны, а финикийцы продают его за двойной вес золота. Я близок к цели. За десять амфор вина, кораллы и два кубка с изображением лошади я нанял еще одного лоцмана, он вместе с Тунцом поведет нас в Ба-Алтис и к устью таинственного Танаиса. Этим варварам известен орихалк [86], но они не покрывают им стены своих жилищ. Расплавленным янтарем (без добавки золотой фольги) они пропитывают корпуса своих судов, как мы пропитываем свои суда смолой трезенских или харсисских сосен.
Сто тринадцатый день путешествия. Вошли в Ментономон. Он-то, я подозреваю, и есть Ба-Алтис финикийцев. Мы идем к А-баало. С заката дует легкий ветер, море спокойно, глубина его — едва пятнадцать саженей за пределами пролива.
Вода зеленого цвета, и мои гребцы со вздохами вспоминают о сапфировой синеве Внутреннего моря. Я тоже иногда ощущаю тоску по родным местам и вспоминаю ветер, волнующий море в проливах Малых Стойхад.
Сто четырнадцатый день путешествия. А-баало. Царский остров. Отныне я буду называть его Базилией, чтобы не навлечь беды громким произнесением чародейственных финикийских слов. Гребцы, как сумасшедшие, носятся по затененному соснами берегу, набирая полные корзины янтаря. Тунец и его приятель Эрне смеются над ними. Наблюдая за их суетой, варвары от души веселятся, а царь Базилии (масляное масло!) указывает мне на дым, идущий через крыши домов и пахнущий янтарем. Жители Базилии меняют янтарь у береговых гутонов на сушеную рыбу и льняные ткани. Я замечаю огромные куски янтаря, черного как уголь. Он и горит так же, но у дыма отвратительный запах.
Вечер. Венитаф велел Ксанфу собрать людей, чтобы выбросить в море балласт из круглых булыжников. Теперь его заменят янтарем. Нам помешали варвары, попросив отдать не имеющие для нас никакой ценности камни. Им, на песчаном острове, где нет скал, камни совершенно необходимы.
Размышляю о ценности вещей: желтый янтарь превратился в балласт «Артемиды», а камни с равнины Телина как величайшая ценность перейдут в руки жителей Базилии, и они соорудят из них очаги, выложат ими полы домов или украсят могилы своих предков.
Аромат янтаря слегка пьянит. Он напоминает горьковатый запах льяла. «Артемида» пропитана столь же приятным ароматом, как комната гетеры в квартале Мельников.
Венитаф радуется. Гребцы прикидывают, сколько выручат за янтарь в Массалии. Каждый припрятал в свой сундучок несколько гладких бусин. Меха и духи? «Артемида» превращается в плавучий храм Афродиты! Арист нашел громадный шар серой амбры со стойким терпким запахом и предложил его мне. Я обещаю, что разделю вырученные за него деньги между всеми нами. Так я вознагражу тех, кто согласился отправиться со мной в опасное путешествие… пока еще не завершенное.
Сто пятнадцатый день путешествия. Тунец сказал, что лето в его стране короткое и что вскоре птицы, потянувшись в полуденные края, возвестят о возврате холодов. Похоже, в этом году они наступят раньше. У лебедей и гусей уже можно подметить признаки беспокойства.
Эрне согласен сопровождать меня до Танаиса при условии, что я заставлю гребцов выкладываться в полную силу, чтобы не упустить хорошую погоду. Он не понимает, что я надеюсь вернуться в Массалию по Танаису, и не умеет читать карту. Он лишь повторяет то, что уже говорил его царь:
— Смогут ли твои люди перенести корабль к озерам?
Отказываюсь понимать его слова.
В полдень я измерил высоту солнца и рассчитал местонахождение Базилии по отношению к Массалии и Понту Эвксинскому. Гномон вызвал раздражение варваров. Они, к моему великому удивлению, пришли в ярость и пригрозили срубить его, если я не перестану терзать плоть их Богини Земли. Я так и не смог объяснить им своих действий.
Пора снова выходить в море. Десять амфор прекрасного напитка успокоили разгоряченные сердца варваров. Гребцы тоскливыми взглядами проводили это вино: им уже, очевидно, не удастся отведать его до Майнаки, если нам придется возвращаться этим же путем.