Лунные дети

– Твоя леве, – не сумел подавить тяжелый вздох Даган и поморщился. – Дашь ты нам выиграть хоть раз или нет?

Тайг только расплылся в довольной улыбке, складывая взятку в стопку.

– Не даст, – констатировал Кэл, и следопыты подскочили, наконец увидев, что начальник рядом.

– Простите, шеф! – рявкнул Фэлан, вытянувшись в струнку, но не выпустил из рук карты. – Мы… э… – он сбился, покосившись на друга, но Даган только пожал плечами.

– Играем, шеф, – уныло протянул он, явно ожидая выговора.

– Ходи, – нетерпеливо поторопил Фэлана Тайг, совершенно игнорируя Кэла. – Забейте вы на него, ходите. Надо доиграть.

– Вольно, – махнул рукой Кэл. – Доигрывайте, и правда. Все равно нечем заниматься.

Следопыты осторожно опустились обратно, косясь на начальника, но Кэл только безмятежно улыбнулся и поднялся.

– Пойду, ладно. Тайг, только не раздевай их до трусов.

– Я садист, что ли? – возмутился друг, но скорее машинально, он уже снова уткнулся в карты носом и собирался крыть очередную пару, выложенную Фэланом.

– Мы не на раздевание играем, – заверил Кэла Даган, краем глаза следящий за ходом друга. – На простейшие желания.

– Это на какие?

Все трое внезапно переглянулись и почти синхронно пожали плечами.

– Тайг.

Раз он выигрывает, то и загадывает желание. Кэл тряхнул друга за плечо, когда тот сделал вид, что опять увлечен игрой. Следопыты только покосились друг на друга и отвели взгляд, только что не засвистели, демонстрируя свою полную непричастность к происходящему.

– Тайг!

Ну и что мог загадать его друг?

– Что? – Тайг наконец недовольно посмотрел на Кэла. – Слышишь, в лаборатории ругаются?

– Из-за вас, что ли? – оторопел Кэл.

– Я просто попросил Фэлана сказать им, что они не отличат по эху магии базовое заклинание от специального.

– В смысле «не отличат»? – Кэл поперхнулся слюной.

– В прямом, – невозмутимо отозвался Тайг, и словно в подтверждение с той стороны раздался звон разбившегося стекла.

Следопыты дружно фыркнули и тут же вернулись к картам, как будто так и надо. В лаборатории опять что-то разбилось. Тайг забрал себе взятку.

Очень хотелось сказать пару ласковых другу, но применять силу в рабочее время при свидетелях, увы, было нельзя. Кэл погрозил кулаком игрокам и поспешил в лабораторию, пока ретивые сыщики-исследователи не разнесли ее к бесам.

Эхом нитей считалась остаточная энергия от заклинания, и за определенное время она истаивала и исчезала окончательно. В противном случае маги бы сейчас везде натыкались на оставшиеся отголоски, которые к тому же тогда наслаивались бы друг на друга, создавая хаотичный фон в магическом пространстве. Естественно, по этому же эху вполне спокойно определялось, какое именно заклинание использовалось и какой маг – солнечный или лунный – его произнес. Таким же образом тогда в переулке и выяснили, что Элиш убила гарма танатосом и применяла разные базовые щиты. Если бы подобное не было возможно, жизнь бы усложнилась у сыщиков в разы. Каждое заклятье обладало особенным звуком, своей мелодией, которую теоретики, без зазрения совести позаимствовав термин у музыкантов, называли мелосом. Мелос все-таки считался совокупностью мелодий, обладающих хоть каким-нибудь типологическим родством, теоретики справедливо указывали на то, что мелодию заклинания как раз можно и расщепить на несколько отдельных звуков.

На первых четырех курсах эти основы никогда не рассказывали, поскольку все-таки именно мелосом обладали специальные и, как предполагал Кэл, специфические заклинания. Базовые содержали в себе один звук, но название прицепилось ко всем заклятьям. Кроме того, все заморочки с мелосами интересовали исключительно все тех же теоретиков. Немногие студенты выбирали это направление, Кэл считал, что для такой нудной работы нужен исключительный склад ума и желание сидеть на месте как приклеенный. Впрочем, он допускал, что все-таки, наверное, предвкушение от возможных открытий окрыляло исследователей, сподвигая их на долгие и зачастую бесплодные поиски. Все равно до сих пор никто не сумел выяснить, как же возникают заклинания и каким образом к сетям прикрепляются активирующие слова.

В лаборатории царил легкий погром. Младший помощник какими-то судорожными рывками подметал осколки и подозрительно шмыгал носом. Кэл остановился на пороге, оценивая масштабы бедствий. Лаборатория занимала четыре помещения в восточной части штаба. Из пятнадцати человек здесь работали пятеро: четверо старших сыщиков – старшие сержанты – и младший (а по факту единственный) помощник. Кэл припомнил, что Тола говорил о мальчишке. Он был на год старше Бернарда, и звали паренька вроде Шон Кеннеди.

– Шон, – окликнул его Кэл, мальчик, вздрогнув, выпрямился и резко повернулся, сжимая в руках метлу.

Заплаканный сыщик – анекдот, а Шон сейчас служил превосходной иллюстрацией. Спрашивается, что довело мальчишку до такого состояния? Кэл кашлянул, разглядывая заплаканные глаза, а Шон, надо отдать ему должное, взгляда не отводил, только шмыгнул опять носом.

– Господин Эмонн? – неуверенно позвал он шефа.

Кэл цыкнул.

– Почему плакал?

– А! – Шон поспешно вытер глаза и несмело улыбнулся. – Простите! У меня ксерофтальмия первой степени, я на лечении, но не все симптомы исчезли.

Кэл едва не выдал пространное «э», но только озадаченно моргнул. Об этой болезни он слышал впервые. Паучья лихорадка, сонница, элементарная простуда – это все было привычно и в какой-то степени обыденно. Естественно, если запустить болезнь, то и от простуды был шанс умереть, но даже сонницу, которой раньше боялись, теперь в клиниках лечили, и люди просыпались вполне здоровые, только ослабленные. Почти единственной страшной болезнью оставалась Серая Химера, но повторения трагедии многотысячелетней давности, к счастью, до сих пор не происходило.

– «Сухие глаза», – пояснил Шон, верно истолковав заминку. – Слишком быстро высыхает роговица, и слезы начинают непроизвольно течь. Или вроде того, – не слишком уверенно закончил он и смущенно опустил голову. – Целители иногда слишком мудрено все объясняют.

Кэл поспешно согласился.

– Что разбили-то?

– Пару колб, – Шон снова потер глаза и неловко улыбнулся. – Старшие не сошлись во мнении насчет специфических и специальных заклинаний.

– Как различать эхо?

– Вроде того, – мальчишка становился увереннее на глазах. Кэл чуть улыбнулся. Надо взять паренька на заметку и присмотреть за ним.

– И где сейчас старшие?

Шон махнул рукой в сторону дальнего кабинета.

– Там. Опыты проводят.

– Спасибо.

Опыты? Какие еще опыты? Кэл открыл дверь в последний кабинет, но увидел только спины: сыщики склонились над столом и сосредоточенно что-то разглядывали. Они точно даже не слышали его прихода, иначе бы наверняка кто-то вышел на голоса. Кэл кашлянул, привлекая внимание.

– Ну конечно! – раздалось как будто в ответ, хотя восклицание явно относилось к тому, что лежало на столе.

– Что «конечно», Фелик? – огрызнулся, не поворачиваясь, другой сыщик.

По спинам в голубых халатах Кэл своих подчиненных еще узнавать не научился. Фелик, значит, тот русый парень, кажется, его ровесник. Кэл кашлянул еще раз, на этот раз громче, и горе-исследователи соизволили все-таки обернуться. Судя по их лицам, сыщикам очень хотелось испепелить на месте нарушителя, но, увидев шефа, они соизволили убрать с лица грозное выражение «сейчас пустим на опыты».

– Господин Эмонн, – старший сыщик, тридцатилетний Лаврас Уилсон вежливо улыбнулся. Его коллеги все косились на стол, явно желая как можно быстрее вернуться к предмету изучения. – Что-то случилось?

– Вы ругались.

– Обсуждали возможность применения специфических заклинаний солнечными магами, – тут же отрапортовал Лаврас, продолжая улыбаться.

Кэл едва не поежился: глупость, конечно, но сейчас сыщики выглядели слишком уж маниакально. Этак и наброситься могут. Он едва ли не с тоской вспомнил исследователей из Центрального сыска. Свои парни, пусть и старше Кэла раза в полтора, но разница в возрасте совершенно не чувствовалась. А тут почти ровесники, но ощущение, что сам малолетний пацан, по недоразумению сунувший нос в дела больших дяденек. Тьфу. Кэл тяжело вздохнул и махнул рукой.