Страница 5 из 9
Узнав про себя столь много нового, "гроза округи" ничего не сказал и не поспешил обещать извозчику жизнь, так как знал, что за жизнь человека, ездящего каждый день по афганским дорогам не возьмётся поручиться даже сам Аллах.
Глава четвертая: Ассад на страже родины.
Слухи об Ассаде стали настойчиво распространятся по всему Афганистану, причем называли его не иначе как Ассадулла Батыр7 непобедимый. Ясно, что человеку с подобной репутацией оставаться в Афганистане было более чем небезопасно. Долго думая, как можно противодействовать дурной славе, родственники решили отправить "непобедимого" куда-нибудь за границу, от греха подальше. Единственным вариантом, который пришел в голову, было обратиться за помощью к двоюродному дяде Ассада, Наджибу, который, как все утверждали, работал в КГБ. Он мог помочь отправить Ассада в Похеренный Шурави, который двоюродный дядя обзывал СССРом и голословно утверждал, что хоть этот СССРа и похеренный, но еще не настолько, как Афганистан.
На семейном совете было принято окончательное решение, и Ассадулу направили в КГБ к главному агенту шуравийской разведки Наджибу Тотахел. Когда Ассад приехал в Кабул, он увидел, что КГБ - это бетонный фундамент, на который дядя кладет строительный раствор и красные кирпичи. Но родственник Ассада не растерялся и объяснил, что это будет здание шуравийской безопасности в столице Афганистана, и он, Наджиб, возводя стены этой самой безопасности, является ценным сотрудником этого самого шуравийного КГБ. Как вскоре выяснилось, всё, что говорил дядя, было чистой правдой, и обещания насчет отправки в Похеренный Шурави тоже не были пустыми словами.
Уже через неделю Ассада отправили на Подфак, (Ассаду послышался ПидFuck, или что-то в этом духе), прямо в шуравийную СССРу. Что было дальше, Ассад плохо помнит, ибо, по собственным словам, все последующие пять лет был беспробудно пьян.
Пьянка началась непосредственно после знакомства с русскими студентами. Одновременно началось и изучение русского языка. Уже после третьего стакана Ассад научился материться, в результате чего, уже к вечеру мог вполне сносно объясняться с окружающими. Когда Ассад получил диплом, выяснилось, что он радиоинженер, хотя все эти годы считал, что изучает Марксизм-Ленинизм в практическом применении к интернациональной дружбе между народами. Ассад был хороший ученик, и в ходе всего обучения проявлял активный интернационализм по отношению к русским представительницам прекрасного пола, хотя по утрам, правда, обычно не мог вспомнить имени очередной интернационалистки, и что она делает в его постели.
Но после вручения диплома, советские власти заявили афганскому выпускнику, что интернационализм, конечно, интернационализмом, но надо и совесть иметь, и пора бы ему уже возвращаться на родину, чтобы там на практике применить радиоинженерные принципы Марксистко-Ленинской технологии.
Афганистан радостно встретил своего, похеренного шуравимами, сына, и Ассаду было заявлено, что он, как инженер радиомарксизма, с армейской рацией за плечами, должен послужить на благо отечества.
Но в Афганистане всё делается исключительно через родственные связи. И умирают там, конечно, тоже только по блату. Двоюродный дядя Ассада, Наджиб, уже стал начальником стройки, так как смог доказать, что вопрос строительства здания КГБ для него равносилен вопросу построения коммунизма во всём мире. Естественно, что такому важному человеку, как главный строитель КГБэшного коммунизма, было не обойтись без радиста, который передавал бы в Москву шифровки о расходе строительных материалов.
Когда Ассад попал под начало Наджиба, он с удивлением обнаружил, что у того не только нет рации, но и самих строительных материалов. Высота стены будущего здания КГБ не позволяла верить, что прошло уже пять лет с тех пор, как двоюродный дядя Ассада, еще будучи каменщиком, клал на неё свои красные кирпичи. Потом, видимо, он на неё положил болт. Рабочих на строительной площадке не было, и казалось, что они просто вышли на длительный обеденный перерыв, который не заканчивается никогда. Наджиб в ответ на удивление родственника сказал, что строительство коммунизма - это очень сложный и длительный процесс, нуждающийся в особом диалектическом подходе. Диалектический же подход заключается в отстаивании левых взглядов, с тем чтобы всё разворачивать налево. Будучи идейно грамотным работником, Наджиб за эти годы успел возвести себе два особняка из красных кирпичей, и, если бы в первый из них не попала советская бомба, а в другой душманский снаряд, он, по собственному признанию, давно бы уже построил коммунизм в отдельно взятой семье.
Ассад около года самоотверженно помогал своему двоюродному дяде и его соратникам в проведении коммунистического обеденного перерыва, и, по собственному признанию, за это время съел больше плова, чем за всю свою предыдущую жизнь. Но в один прекрасный день, зайдя в кабинет своего родственника, он увидел Наджиба, сидящего с вытянувшимся лицом. Перед ним лежала советская медаль и указ о награждении следующего содержания: «За проявленные мужество и героизм в деле твердого претворения в жизнь линии Коммунистической партии Советского Союза, а также за неуклонное следование принципам Марксистоко-Ленинской идеологии, наградить Наджибулу Тотахела медалью "За храбрость" посмертно». На следующий день Наджиб пропал, и никто его больше не видел.
Ассада перевели в Пагман. Говорили, что если идти по дорогам Пагмана, не глядя себе под ноги, то обязательно наступишь либо на мину, либо на человеческие кости, а если повезет, на то и другое одновременно. Начальник пагманского военного гарнизона, Хафиз, был потомственный душман. Отец его был душман, дядя его был душман, все браться его были душманами, и даже любимый пёс его был душман и прислуживал муджахедам. Но Хафиз, устав от подобного единообразия, решил нарушить добрую семейную традицию, и, около года назад, попросил принять его вместе со своим отрядом в ряды правительственных войск. Правительство было настолько радо увидеть в своих рядах такое героическое пополнение, что ни только приняло под свои знамена Хафиза вместе со всеми его душманами, но и зачла все годы их душманства против шурави как действительную военную службу, и, с учетом большеого военного стажа и боевого опыта, присвоило Хафизу звание майора правительственных войск. Любимый кобель Хафиза, правда, отказался спускаться с гор вместе с хозяином, подло оставшись на стороне врагов революции. В течение года, недовольные тем, что им не присваиваются чины и правительственные награды, бойцы-душманы стали потихоньку убегать к с засевшему в горах псу, и их места занимали новобранцы срочной воинской службы.
Увидев Ассада, Хафиз жутко обрадовался и, узнав, что солдат может не только разобрать рацию по деталям, но также умеет читать и писать на нескольких языках, прикомандировал его к себе адъютантом. То, что солдат не смог собрать обратно раскуроченную напоказ рацию, командира уже не волновало. Дело в том, что Хафиз чрезвычайно страдал от серьезных разногласий с алфавитом.
Около месяца Ассад, получивший прозвище "инженер", занимался тем, что читал майору приказы из центра и записывал ответы под его диктовку. И вот, наконец, пришел приказ двинуться на борьбу с врагами, и всем, как один, пасть смертью храбрых в борьбе за родину. Сначала Ассад думал вовсе не зачитывать этот приказ командиру, но потом решил зачитать, надеясь, что, услышав подобные известия, майор может скончаться на месте от разрыва сердца. Однако реакция была скорее прямо противоположной, так как Хафиз, выслушав сообщение, порывался застрелить адъютанта как "черного вестника", принесшего дурные новости, но передумал, решив, что тогда некому будет вносить имена в списки павших.