Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 17



       Если князь и удивился моему визиту, то виду не подал. Встретил на крыльце с приличествующей обстоятельствам помпой. Княгиня, нестарая еще женщина с румяным лицом, с поклоном подала мне ковш "испить с дороги". Я, грешным делом, опасался, что поднесут мне тройной перцовой, но, по-видимому это была, точнее, будет, фишкой Петра Великого. В ковше был квас, причем довольно ядреный. Кстати, по словам Аникиты, с которым я предварительно немного проконсультировался, почетным гостям подносят мед или заморское вино, но князь, видимо, таким образом выражал фронду. Но не тут-то было -- не знаю как прочие иноземцы, а я выпил квасу с удовольствием и поблагодарил княгиню. Как говорят московские бояре, я представлял себе довольно слабо, но как-то само собой у меня вырвалось в совершенно шолоховском стиле:

       -- Спаси тебя Христос, княгинюшка, знатный у тебя квас.

       Наверное, если бы я станцевал вприсядку, исполняя при этом "Аve Maria", княгиня удивилась бы меньше. На заросшем густой бородой лице князя эмоции выражались слабее, но, похоже, он также проникся. Нас пригласили в горницу, усадили на почетное место и стали потчевать. Закуски слуги натащили на хорошую гулянку, но я и мои спутники молоды, да еще военные, так что возможностью пожрать на халяву нас, добрых молодцев, не испугаешь.

       Начинать разговор, прежде чем гость утолит голод и жажду, верх неприличия, даже Бабе-Яге в сказках всегда говорят: ты меня накорми-напои, а потом спрашивай. Так что боярин терпеливо дожидался, пока четверо молодых проглотов с завидным аппетитом уничтожают разложенные на столе припасы. Наконец первый голод был утолен, и мы перешли к деловой части визита. Первым начал воевода и велеречиво и витиевато выразил удовольствие от приема в Новгороде такого дорогого и знатного гостя, которого принимали с колокольным звоном, как царскую особу.

       -- Ох, князь, льстишь ты мне, сирому и убогому, нешто царей где без хлеба-соли встречают?

       Иван Никитич поперхнулся и посетовал, что встречал меня сам Делагарди, а его до торжественной встречи не допустили, и как положено в немецких землях встречать столь высокородных гостей, он не ведает.

       -- Да я, чай, не в Неметчину приехал, чтобы меня на иноземный манер встречали, -- медовым голосом пропел я боярину.

       Похоже, шаблон хозяину я порвал напрочь, и он недоуменно моргал глазами. Лелик и Болик помалкивали -- будь разговор на польском, они бы поняли, а так лишь с пятого на десятое. Аникита тоже молчал, лишь иногда усмехаясь в бороду. Он уже привык, что у меня язык без костей и плести словесные кружева я могу довольно долго.

       -- Видишь ли, боярин, я в весьма трудном положении. Король Швеции Густав Карлович безмерно опечален нестроениями в Русской земле и, по христианскому обычаю желая помочь ближнему, послал меня разузнать, в чем причина этих нестроений и нельзя ли как-то помочь вашему горю. И вот приехал я к вам, а у меня дома жена молодая, ждет меня, печалится. Да в вотчинах своих я сколь времени не был, того и гляди лихие люди растащат добро мое без хозяйского-то пригляду!

       -- Так чем же я тебе помогу, князь? -- оторопело спросил боярин. Очевидно, мои причитания о брошенных вотчинах нашли живое понимание в его сердце.

       -- Как чем, дорогой мой Иван Никитич! Правдой, только ею, родимой. Вот ты скажи мне, вы крест королевичу Карлу Филипу целовали?

       -- Целовали, князь, и от клятвы своей не отступим.

       -- Это хорошо, это просто бальзам на сердце мое израненное. И его королевскому величеству благоприятно узнать это будет, но ведь вы еще и обещались поспособствовать, чтобы его брата на царский трон в Москве возвели. А меж тем в Москве какие-то польские прощелыги сидят и в ус не дуют. Того и гляди Сигизмунд королем станет и в латинство всю Русь введет.

       -- Не бывать тому! -- неожиданно твердо и с вызовом в голосе говорит боярин. -- Не бывать Жигимонту нашим царем -- хоть все свои животы положим, а не допустим такого бесчестия!

       -- О как! А кто в Новгород приехал жителей к присяге его сыну королевичу Владиславу приводить?

       -- Королевича Владислава дума боярская приняла, и он обещался веру православную принять, а не исполнил того. Да и ваш шведский королевич тоже!

       -- Вот то-то и оно, что семибоярщина приняла королевича Владислава, а не земля русская. А надо бы земский собор созвать и там всей землей решить, кого звать на царство. И коли вся земля решит, что не стоять земле Русской без православного государя, так и Карл Филип православие примет, и любой иной, кого бы ни выбрали. Внял ли, боярин? Вот то-то же.



       Выезжая с воеводского двора, я заметил, что в сторону митрополичьих палат побежал дворовый человек князя. Не иначе, воевода решил поведать Исидору о чудном заморском герцоге, объявившемся в Русской земле. Ну-ну!

       Главный храм Новгорода -- это Святая София, как я слышал еще в прошлой своей жизни (смешно звучит, правда?), самый древний христианский храм, построенный славянами в нашей необъятной родине. В принципе, храм и храм, интересно посмотреть, конечно, раньше-то не довелось, но я теперь как бы лютеранин и мне не то что бы нельзя, но надо. Тьфу, блин, совсем запутался! В общем, есть у меня дело, храм сей красоты чудной и святости превеликой интересен еще и тем, что в нем есть ворота, именуемые Сигтунскими. Сигтуна, если кто не знает, это древняя столица Швеции, и ворота сии новгородцы оттуда, как бы это помягче... увезли, короче. После набега, естественно. Неизвестно откуда молодой шведский король Густав Адольф про это прознал, но только пришла ему в голову блажь оные ворота вернуть на историческую родину. Он озадачил этим Якоба Делагарди, ну и меня попросил посодействовать. Причем если Якоб отнесся к поручению со всей серьезностью, то я сразу решил, что сделаю все, чтобы это мероприятие саботировать. Оно конечно, я сейчас немецкий герцог, но в прошлой-то жизни был русским. Так что хрен вам, дорогие товарищи, а не реституция культурных ценностей. Прежде всего надо ворота осмотреть самому. Ну что же, впечатляют, работа изумительная и без сомнения западноевропейская. Новгородские обыватели и церковные служки смотрят на меня, пока я любуюсь ими, мягко говоря, неодобрительно, но помалкивают. Не, нельзя такую красоту шведам, они люди суровые, оценить так, как мы, не сумеют. На фиг, на фиг, ибо не фиг! Никакой реституции.

       Выхожу наружу и вновь натыкаюсь на толпу нищих. Вновь потому, что когда заходил, уже видел. Вообще немного бесит -- куча профессиональных горластых бездельников выставляет напоказ свое убожество, часто и густо липовое. Ко мне, правда, особо не лезли, я для них чужеземец, враг и вообще басурманин. А это еще кто? Из толпы вышел некто совершенно безумного вида в лохмотьях, веригах и прочем. Юродивый. Так как они пользуются непререкаемым авторитетом среди местных, и плетью его нельзя. К тому же если верить классику, обладают даром пророчества или еще каким.

       -- Ваня... Ваня... -- зазавывал довольно неприятным голосом.

       -- Чего тебе, убогий? -- спросил я максимально вежливо для данной ситуации. Вот откуда он мое имя прошлое знает? Хотя как откуда -- у меня и сейчас такое же.

       -- Ваня, дай копеечку!

       -- А тебе зачем? Все равно или пропьешь. или потеряешь, -- ответил. Блин, кто меня за язык тянул связываться? Дал бы медяшку -- и дело с концом.

       -- Дай копеечку, не жадничай. Я тоже сарафан надену и в скоморохи пойду.

       Чего? Или это он про мое бегство от стражи Кляйнштадта? А знает откуда?

       -- А потом на боярской дочке женюсь. Сам в бояре выйду. Дай копеечку, Ваня!

       Твою мать!

       -- А потом воеводой стану.

       У него что, и впрямь дар? Хотя...

       -- Ваня, дай копеечку. я у тебя на свадьбе погуляю.

       Блин, да он дуру гонит, вон реально глаза безумные. Кидаю юродивому талер.