Стромаркская Резня (ЛП)

Коридор стремительно заполнялся новыми предателями, и Йорахиил бросился в их гущу, стреляя и рубя на ходу. От каждого его удара или выстрела погибали несколько врагов.

Птолемий понимающе вздохнул и последовал вслед за братом.

СЦЕНА ВОСЕМЬ — ЗАЛ ДРЕДНОУТОВ НА «ИН ЭКСЕЛЬСИС»

В глубинах «Ин Эксельсис» спали самые древние воины Ангелов Обагренных, готовые очнуться от стазиса в час величайшей нужды. Их пробуждали так редко, что среди ныне живущих братьев не было никого, видевшего одного из этих дредноутов «Фуриозо» в бою. Даже сам Зарго, начинающий шестое столетие своего существования, знал только об одном Ангеле Обагренном, видевшем древних в бою, погибшем от рук эльдаров примерно 500 лет назад.

С годами снижалось как количество боевых братьев, так и количество дредноутов.

Последний из дредноутов роты смерти «Квеско Етернус» пал на заре 41 тысячелетия. Когда «черная ярость» обуяла его в последний раз, древний уничтожил трех хельбрутов презираемого легиона Детей Императора. Из «обычных» дредноутов, несущих на себе каплю крови Ангелов Обагренных, никто не видел боя после смерти демон Корбатерита от рук «Кровяной Ярости», которому не удалось уйти от разрыва в варпе, появившемуся после убийства твари.

Оставались только Пятеро.

Пять пилотов дредноутов «Фуриозо» отдали свои жизни, служа Императору, многие тысячелетия назад и были перерождены в воплощения войны. Их тела поддерживали доспехи больше похожие на движущиеся крепости, чем на силовую броню, которую они когда-то носили с такой гордостью и отличием. Хотя правда и была скрыта под покровом времени, говорили, что эти «Фуриозо» существовали ещё до основания орденов-наследников, даже второго основания, и, что погребенные в них воины пали во время Ереси вместе с самим Сангвинием. Когда великие примархи Дорн и Гиллиман разделили легионы после галактической гражданской войны, все «Фуриозо» были поровну поделены между наследниками, чтобы их связь с легионом-основателем сохранилась даже после того, как последний из живших тогда братьев отойдет в легенды.

Хотя такая долгая жизнь наделяла большим воинским опытом и рвением, рожденным из воспоминания о великом раздоре, в сочетании с длительными периодами сна, она могла привести к отрыву от реальности, воплощающемуся в потере остроты ума и безумии.

Что, похоже, и случилось с библиарием Птолемием, который был готов принимать приказы только от магистра ордена, погибшего почти девятисот лет назад, чей доспех сейчас носил Зарго.

Долгий спуск в зал дредноутов закончился, и кастелян вышел из огромного лифта, настолько мощной конструкции, что на нём могли подниматься сразу два древних воина.

Осматривая огромный ангар, Зарго мог прочувствовать постепенную потерю могучих боевых машин. Из стазисных отсеков, в которых могли размещаться более тридцати дредноутов, только в четырех горел искусственным синий свет, означавший, что они заняты. Ещё один был открыт, как огромный металлический кокон, а его недавний обитатель стоял подобно огромному синему стражу. Кастелян быстро прошел разделяющее их пространство и, оставшись на почтительном расстоянии, преклонил колено и поклонился библиарию «Фуриозо».

— О древний. Я пришел, ища твоей помощи в битве. Только ты и твои почитаемые братья сможете выполнить задание, стоящее перед орденом, — обратился Зарго.

За словами кастеляна последовала неловкая тишина. Он собирался повторить свои слова, на этот раз громче, на случай если долгие годы сна повлияли на слух Птолемия, когда огромный воин ответил.

— Ты, — произнес он, его саркофаг двигался, пока он осматривал Зарго, — ты не кастелян Иеррихон. На тебе его броня, его плащ на твоих плечах, а его меч в твоих ножнах. Но ты — не он. Как это возможно?

— Кастелян Иеррихон погиб девятьсот лет назад, о Древний. Я — пятый брат из ордена, носящий этот титул с того времени.

— Я услышал тебя. Это значит, что я проспал очень долго?

— Ты провёл в стазисе больше тысячи лет, почитаемый библиарий. Сейчас увядает сорок первое тысячелетие, и ты нужен ордену. Встанешь ли ты плечом к плечу с нами?

— Сейчас именно такой день, увядающий? Настал подходящий день для смерти?

— Мы — Ангелы Обагренные. Любой день подходит для смерти. Вчера, сегодня, завтра — это не имеет значения. Значение имеет только то, что мы приносим её, а не получаем.

Дредноут повернулся ещё раз, оглядываясь по сторонам.

— Похоже, с того времени как я видел Империум, смертей было много. В последний раз, когда я очнулся, ангар был наполовину заполнен. Где молодые? Что с ними случилось? — Спросил дредноут.

— Наковальня войны разбила их, о Древний, впрочем, и под их ударами были разбиты враги. Каждый из братьев погиб героем, и каждая из историй записана в анналах ордена.

— Мертвый воин не нужен никому, кроме историков! Поэтому ты теперь обращаешься к нам? Потому, что кроме нас никого не осталось? Сколько в ордене братьев? Они тоже мертвы? Остался только ты, и теперь ты молишь, чтобы мы сражались вместо тебя.

Зарго встал и подошел к библиарию.

— Орден насчитывает примерно половину от общей численности, в настолько яростных войнах мы участвовали. Но слава, которой мы покрыты, будет жить долго. Наш свиток почестей уже может сравниться с достижениями самих Кровавых Ангелов и…

Не дослушав Зарго, дредноут медленно повернулся, и направился к стазисному отсеку.

— Постой, о Древний, — обратился к нему кастелян.

Дредноут не обратил внимания на его слова и продолжил идти.

— Если ты сомневаешься в правдивости моих слов, и в том, что мы нуждаемся в твоей помощи, то используй свои таланты, чтобы узнать правду.

Птолемий сделал ещё пару шагов и остановился. Он стоял, будто обдумывая сказанное, и снова повернулся к Зарго.

— Хорошо, — ответил он.

Зарго сбросил защиту своего разума, и позволил библиарию испить из чаши его воспоминаний.

СЦЕНА ДЕВЯТЬ — ВНУТРИ ДВОРЦА. СТРОМАРК-СЕКУНДУСТЕРРА

Броню пятерых десантников покрывали кровь и внутренности. Красное на красном символизировало варварскую бойню, которую они принесли в это место. Армии, с которой они сражались, больше не существовало. На уровнях выше лежали десятки тысяч размозженных и разорванных тел, настолько страшной была резня. Теперь, когда воины приближались к ставке командования, предатели готовились к последнему бою.

— Сложите оружие, пропустите нас к вашим лидерам и можете рассчитывать на снисхождение! Ваша смерть будет быстрой и безболезненной. Если откажетесь — приготовьтесь познать на себе нашу ярость! — прогремел Кассиил.

Солдаты, собравшиеся за баррикадой, колебались, и по их рядам пробежали разногласия. В сражении с пятью настолько могущественными существами любое предложение милосердия было достойно осознанного обсуждения, даже если, всё равно, закончится смертью. Впрочем, до того, как им удалось достичь согласия, решение было принято само собой, когда запаниковавшие предатели открыли по ангелам огонь. Лаз-лучи и цельные патроны без вреда отлетали от красных доспехов, а не обращающий на них внимания Кассиил обратился к своим братьям.

— За Сангвиния и Императора!

Все пятеро, как один, обрушили на вражескую позицию шквал огня и начали медленно продвигаться вперед. Неостановимый шквал снарядов превращал предателей в брызги крови и отрывал конечности, за первые несколько секунд погибли сотни. Ни баррикада, ни что-либо ещё, что предатели могли найти во дворце, не защищало их, разрываясь так же легко, как кости и плоть. Крики умирающих утонули в грохоте оружия, а затем, когда пятеро добрались до вражеских порядков, к смертельному хору присоединился звук разорванных и раздавленных тел.

Последнее сражение продлилось меньше минуты. Прижатым к входу в командный центр предателям было некуда отступать. Каждый взмах руки ангела, каждый удар ногой разрывал плоть, и обещание Кассиила, что стромаркианцы познают его ярость, расцвело кровавым гобеленом на стенах дворца.