Страница 4 из 22
Количество записанных мною историй с каждым годом увеличивалось. Когда у женщин на рынке появлялось что-нибудь новое, они тут же пересказывали это мне. В одной из историй сотня бабочек поднялась разом с дерева и образовала вторую желтую луну; в другой говорилось о рыбе с лошадиной мордой, примчавшейся однажды галопом в город, в третьей – о птице, которая облетела полсвета в поисках любви и все еще летает над нами.
Я перевязывала свою тетрадь лентой и прятала ее от матери под подушкой. Женщине из прачечной, которая приходила менять постельное белье, я велела не говорить хозяйке об этой тетради. Прислугу не удивляло, что у меня есть секреты от матери: она терпеть не могла разговоров о том, что считала вздором, а это включало почти все на свете, даже историю нашего народа и членов нашей общины, оказавшихся так далеко от своей исторической родины. Уверена, что, найдя мою тетрадь, она выбросила бы ее на помойку в глубине двора. Все, что мне было известно о нашем острове, я узнала из книг библиотеки отца. История Сент-Томаса была довольно запутанной: он неоднократно переходил из рук в руки, принадлежал испанцам, голландцам, англичанам и в конце концов датчанам, чья Вест-Индская компания превратила остров в один из центров торговли. В тысяча шестьсот восемьдесят восьмом году здесь жили семьсот тридцать девять человек; триста семнадцать из которых приехали из разных европейских стран, четыреста двадцать два были африканцами, привезенными сюда против воли. Занимались этим рабовладельческие суда, переоборудованные из шхун, некогда принадлежавших отпрыскам королевских семей, зачастую изгнанных из своей страны и не имевших никакой собственности, кроме участков земли на склонах гор рядом со спящим вулканом Килем. В горных пещерах прятались от властей пираты самых разных национальностей.
На побережье занимался разбойным промыслом капитан Кидд, а также жестокий и безжалостный субъект по прозвищу Черная Борода. Они нападали на корабли в гаванях, похищали богатых местных жителей и десятки женщин, как местных, так и направлявшихся в Америку. Черная Борода завел целый гарем, он был ненасытен, и сколько бы женщин ни захватил, все ему было мало. Некоторые говорили, что у него было двадцать жен, другие утверждали, что их было больше тридцати. Одних он оставлял себе, других отдавал своим матросам.
Трава на полях вырастала очень высокой, в ней бродили на свободе одичавшие ослы, потомки тех, что некогда трудились на фермах пиратских жен, пытавшихся приучить своих мужей к цивилизованному образу жизни. Пиратские корабли привезли на остров деревья с Мадагаскара; жены пиратов, брошенные мужьями, сеяли привезенные с родины семена, из которых вырастали деревья с кроваво-красными цветами. Ныне могилы этих женщин в запустении, их самих забыли, но брошенные ими в землю семена по-прежнему окрашивают склоны холмов красным и оранжевым цветом с мая по сентябрь. Некоторые называют эти деревья «пиратским подарком», мы же предпочитали название «цветистые деревья»[9], так как их цветы, величиной больше ладони человека, поистине великолепны.
Всякий раз, смотря на них, я думала об этих несчастных женщинах.
Вот что случается, когда ищешь любовь.
В те ночи, когда я не могла уснуть, я брала свечу и пробиралась в библиотеку отца, чтобы взглянуть на карты Парижа. Особенно меня привлекал сад Тюильри. Папа недавно рассказал мне, что король хотел владеть им единолично, но Перро настаивал, что любой человек имеет такое же право наслаждаться Парижем и садом, и собрал целую бунтующую толпу. Я читала книги по орнитологии и ботанике и рассматривала иллюстрации Франсуа-Никола Мартине к Histoire naturelle des oiseaux[10], где были и зимородки, и лебеди, и соловьи. Папа собирал альбомы с пейзажами, изображениями архитектурных памятников и большими раскрашенными от руки видами садов. Он очень любил розы, которые у нас на острове не росли, – белые розы Альба, розы желтого и абрикосового цвета с запахом чая, китайские розы величиной с тарелку и розы сорта Бурбон, выращенные в теплице принца. В этих книгах были также плоды северных стран, каких у нас отродясь не видели, – яблоки, груши, ежевика, земляника и малина – яркие, как драгоценные камни.
Я стояла босиком перед книжными полками, в окна дул ветер из Африки, перелетевший через океан, но находилась совсем в другом месте: я дрожала в снегу, описанном в сказках, и куталась в лисий мех. На мне были изящные кожаные ботинки, в которых я ступала по льду. В одной из сказок говорилось о девушке, проспавшей больше ста лет. В другой – девушка спасалась, завернувшись в ослиную шкуру. В третьей – кот был умнее людей и стал таким богатым, что ему не надо было больше ловить мышей. Я прижимала сборник сказок к груди, мне становилось теплее, и в конце концов я достигала того места, которое было моей настоящей родиной.
Сначала на острове жило шесть семей нашей веры. Они молились за обеденным столом, а в тысяча семьсот пятидесятом году образовали похоронное общество с целью устроить кладбище на пустоши под названием «Саванна». Через год после моего рождения с разрешения датского короля Кристиана VII была основана синагога, получившая название «Кахал Кадош Бераха ВеШалом», синагога «Благословение и мир», а похоронное общество было названо «Обществом добрых дел» в знак признательности тем, кто проявлял заботу об умерших. Совет синагоги нанял врача, лечившего как богатых, так и бедных. Совет синагоги по мере сил следил за соблюдением всех прав людей нашей веры, которым приходится жить в этом мире все время настороже и быть готовыми в любой момент, если понадобится, переселиться на новое место. В благодарность за все, что синагога делала для нас, мы были обязаны вести себя прилично и достойно и во что бы то ни стало сохранять единство рядов. За неподчинение раввину налагался штраф. Со злостными нарушителями разбирался специальный комитет. Датское правительство терпимо относилось к существованию нашей конгрегации, но беспорядки и внутренние распри всегда могли изменить это благосклонное отношение, виновников могли подвергнуть суду и заключить в тюрьму, и они исчезли бы, словно их заколдовали и превратили в стебли травы.
К тому времени, когда я выросла, в конгрегацию входило восемьдесят семей. По пятницам на вечерней службе мы с мамой сидели в синагоге за занавесом из белого шелка, отделявшим женщин и детей от мужчин. Мама всегда садилась рядом с мадам Галеви. Вместе они составляли внушительную силу. Сестры Общества милосердия и богоугодных дел следили за порядком как в своих рядах, так и во всей общине. Они решали все вопросы общественной жизни и часто судили нарушителей гораздо строже, чем датские власти. Но ведь это была их земля.
Синагога представляла собой небольшое деревянное строение, освещенное свечами в массивных серебряных канделябрах, привезенных из Испании сто лет назад. Иногда службы проводились в импозантном каменном здании, но даже там пол не был настелен, и все ходили по песку, как это традиционно делалось в Европе в те страшные годы, когда надо было скрывать свою национальность и звук шагов по мраморному или каменному полу мог бы выдать местонахождение нашего святилища тем, кто хотел причинить нам вред. Наша духовная жизнь, наша сущность держались в тайне сотни лет, как некое каменное ядро внутри плода.
Всем остальным люди нашей веры казались какими-то таинственными существами; некоторые христиане шептали, что мы, словно тени, и можем проскользнуть всюду, как рыба сквозь сеть. Но если мы и жили как тени, то не по своей вине: история нашего народа сделала нас такими. Мы скользили по жизни под водой, стараясь не попадаться на глаза власть имущим, которые всегда могли прищучить нас. Люди нашей национальности составляли около половины европейского населения острова. Нас всех называли креолами – как европейцев, никогда не бывавших в Европе, так и евреев, которых вечно преследовали, пока они не приехали сюда. Но наша кухня была в основном французской, к ней мы добавляли оливки, чеснок и каперсы из испанского меню. Прошлое всегда было с нами. Может быть, мы казались тенями еще и потому, что несли на себе груз прошлого, представление о той жизни, которую мы могли бы вести.
9
Огненное дерево, или Делоникс королевский (лат. Delonix regia).
10
«Естественная история птиц» (фр.).