Осознание

- Будто я ничего не видела! – хмыкнула Алиса, – И не говори, что это не то, что я думаю! Или как вы там еще оправдывайтесь… в морду получишь!

- То, что ты видела, называется вежливость! – четко выговорил Эдвард, особенно выделив последнее слово, тоже переходя на несколько более высокий тон, чем дозволено при разговоре с девушкой, но здесь, будь на месте Алисы мужчина, вполне можно требовать поединка чести, так что ситуацию нормальной назвать даже язык не поворачивается, – Слышала о такой вещи? Или здесь все настолько дикие, что если мужчина представился девушке, то значит, что уже собирается к ней под юбку залезть?! Демон раздери этот чертов лагерь! Если я вежлив с другим человеком, это совершено не значит, что он вообще вызывает у меня хоть какие-то эмоции! Понимаешь? – он громко выдохнул и прислонился к стенке ближайшего домика, стараясь успокоиться и задавить обратно то гневное чувство, что вылезало из его души в ответ на простое, в общем-то, обвинение Алисы. Даже с прикрытыми глазами, чувствовал, что девушка все еще стоит рядом, то ли пытаясь усвоить только что услышанное, то ли ожидая продолжения, – Алис, пойми, существуют такие правила этикета, к которым я привык с детства, их в меня вбили так прочно, что поступаю в соответствии с ними, даже не задумываясь. Это вовсе не ваши дурацкие заигрывания или «подкатывания», как ты говоришь… это просто… просто я такой… В любом случае, понимай как хочешь, – он махнул рукой, не собираясь ничего больше доказывать. Девушка напротив него стояла с видом человека, окончательно растерявшегося и не знающего, что нужно сказать в такой ситуации, то ли до конца гнуть свою линию, упорно настаивая на одном и том же, но зато не признавая своей ошибки, то ли согласиться с доводами своего собеседника, теперь казавшихся даже более логичными, чем собственные.

- И вообще, в чем причина такого поведения? – сам перешел в наступление Эдвард, не желая только оправдываться от подобных глупостей, – Почему тебя так сильно волнует, как я смотрю на других девушек? – такого вопроса Алиса не ожидала точно, рассчитывая в этом споре давить до конца своими обвинениями, но сначала неожиданно сама сбитая с толку, а потом и вовсе сброшенная с постамента самоуверенности на землю последним вопросом, моментально покраснев, но быстро переведя свое смущение в гнев, главной целью которого оказался Эдвард.

- Меня. Совсем. Не волнует. Как. И на кого. Ты. Смотришь, – выдавила она сквозь зубы, чеканя каждое слово, крепко сжав кулачки и даже сделав шаг в его сторону, словно действительно собираясь лезть в драку, – Еще. Раз. Спросишь. О таком. Нос. Сломаю. Понял?! – рявкнула она, собираясь схватить его за воротник, но Эдвард перехватил ее руку, и несколько секунд противостояния решили, что он все же сильнее. Алиса убрала руку, а потом и вовсе резко развернулась и пошла назад, к площади, оставив его одного и, видимо, отказавшись от своего обещания сходить с ним в медпункт, наверное, вместе с договоренностью после линейки получить пару уроков как повалить человека на землю голыми руками.

Самое же странное в том, что Эдварду от этого было очень обидно и жалко, словно в этот момент упустил что-то очень важное, что-то сделав или что-то сказав не так. Странные и непонятные чувства копошились где-то в душе, от которых давно успел отвыкнуть, но здесь, в «Совенке» вспоминая их одно за другим.

Его прежняя жизнь была совсем другой, подчиненная логике и холодным расчетам, где люди всего лишь цифры в базах данных, расходуемый ресурс, порой очень даже дорогой, но все же восполняемый. А большую часть его общения составляли приказы и отчеты в сухом армейском тоне, нормальным общением нельзя было назвать и те церемониальные приемы, в которых участвовал, дворяне и придворные там играли в не менее жестокие игры, стараясь обмануть и перехитрить друг друга, попытка показать же хотя бы частичку своей настоящей души там привела бы к тому, что ее моментально бы разорвали на лоскуты с холодной жестокостью и цинизмом. Там не было место человечности, лишь то же привычное желание добиться большего, чем есть сейчас. Эдвард привык обманывать, скрывая себя настоящего, сохранив лишь нескольких друзей, с каким еще можно изредка быть откровенными, но вот такое простое, наивное общение, где люди такие, какие они есть, со своими эмоциями и переживаниями, обидами и желаниями, казалось для него удивительным и непривычным. Можно даже сказать, за всю свою жизнь у него не было ничего подобного. Здесь, в этом пионерлагере в нем будто снова проснулась загнанная глубоко в недра аналитического мышления душа, вместе со своими глупыми эмоциями и впечатлениями, какие лишь мешали правильно воспринимать окружающий мир.

Что вообще с ним здесь происходит? Эдвард оглянулся по сторонам, боясь увидеть здесь возможного свидетеля его минутной слабости, но кроме деревьев и кустов здесь не было ни одной живой души. Эмоциям нельзя доверять, нельзя и верить, они слишком быстры в решениях и слишком кратковременны, чтобы действительно указать верное направление, так что остается их всего лишь выбросить из головы и больше не задумываться об этом. Глубоко вздохнув и прикрыв глаза на несколько секунд, собирая остатки своего рассудка, стремительно расползающиеся в разные стороны под влиянием этого места, Эдвард успокоился. Алиса не должна иметь значения, что бы там себе не придумывала, а вот в медпункт зайти надо, если не хочет дальнейших проблем с Ольгой Дмитриевной. Вот этот человек действительно может подпортить ему жизнь здесь, серьезно помешав в поисках ответов и выхода отсюда. Каким именно образом, сейчас и не скажет, но проверять, на что вожатая способна, если действительно захочет наказать нерадивого пионера, проверять не хотелось.

Комментарий к Осознание. Глава 5. “Эмоциям нельзя доверять, нельзя и верить, они слишком быстры в решениях и слишком кратковременны, чтобы действительно указать верное направление, так что остается их всего лишь выбросить из головы и больше не задумываться об этом.”

====== Осознание. Глава 6. ======

Глава 6.

Медпункт со своим белым флагом с красным крестом все так же и стоял там, где Эдвард запомнил его в первый раз, дойдя до него всего за несколько минут, но спокойной прогулки не получилось, мысли снова и снова, как запрограммированные, возвращались к Алисе и той сцене, что устроила. Почему она так поступила, и как дальше будет строиться их общение, и от этого никак не мог отвязаться, как ни старался. Почему его вообще волнует поведение девушки, только начинавшей выходить из детского возраста, оказавшейся в этом странном месте, в лагере, чье действительное существование необходимо доказать, тоже вопрос, который казался даже более логичным, чем мучивший его. По идее, думать надо о совершенно других вещах, оставив Алису вместе со всеми ее выдумками в стороне, рядом со Славей, Леной и всем остальным населением «Совенка», как бы они там не старались войти в его круг общения. Почему же тогда не может заставить себя не думать об этом? Вздохнув, Эдвард остановился перед дверью медпункта, еще раз попытавшись отогнать все эти глупые размышления.

С другой стороны, разве не этого ему действительно не хватало все эти последние годы, разве не от этого он отказался, чтобы достигнуть своих главных целей, гораздо более важных для выживания всего человечества, для которых и жизни миллиардов людей не столь высокая цена. Тот путь, что он прошел, не мог не потребовать себе жертв, любой другой на его месте давно бы сошел с ума или превратился в жестокого диктатора, лишившегося всего человеческого. Эдварду пришлось принести свою жертву, расплатившись за верность тех, кто был готов за ним идти до самого конца. Его собственная душа стала вполне подходящей разменной монетой, отказаться от которой было гораздо проще всего остального, все равно не приносила ему ничего, кроме боли и ненужных страданий. Он отказался от нее, заменив холодным расчетом, где ничто не имело значения, всего лишь имена и цифры в базах данных. Ненависть, вот то единственное, что оставил себе после этого. Холодная, тщательно выверенная и рассчитанная ненависть, все еще дававшая ему стимул жить, что вела его и дальше, оправдывая любые жертвы и выбираемые пути. Она убивала все остальные чувства, притупляла боль потерь и заглушала муки совести, оставляя после себя лишь холодную и черную пустоту в сознании, где было тихо и, главное, спокойно. К пустоте внутри можно привыкнуть, равно как и к пустым снам без сновидений.