Артиллерист 2

Ваську до глубины души поразили световые лучи, вдруг возникшие в поднебесье. Они хаотично рыскали по небосводу до тех пор, в их захват не попадали серебряные крестики немецких "Юнкерсов 88"! На глазах Васьки два таких крестика вдруг загорелись, стали круто падать вниз, к земле!

За все время дороги до Москвы в салоне "Эмки" не прозвучало ни единого слова! От нечего делать и, про себя желая, чтобы побыстрей закончилась бы эта утомительная тряска от поездки от запущенного, не убираемого шоссе, Васька углубился в сознания своих конвоиров, но ничего интересного в них так и не обнаружил. Один из его конвойных оказался родом из сельчан, из колхозников, другой работал токарем на одном из пермских заводов. Этих конвойных объединяло одно лишь чувство страха, полной безысходности перед отправкой на передовую, они боялись немца! Сейчас они оба благодарили свою судьбу только за то, что после военкомата их распределили не в действующую часть РККА, а в конвойные войска НКВД. Чтобы и дальше, не бедствуя, служить в этих войсках, чтобы случайно не попасть на фронт, в эту мясорубку, эти два недоразвитых идиота были готовы выполнить любой приказ своего командира. Они были готовы поднять руку на родного отца, на свою мать, до полусмерти их избить, даже убить, лишь бы самим не попасть на передовую!

Еще во время езды в автомобиле Ваське ничего не оставалось делать кроме того, как раздумывать. Он прямо-таки прочувствовал, что за месяц боев за Тулу он сильно устал, а сейчас же ему собираются предоставить небольшой отдых перед предстоящей большой работой. Пару часиков он продремал, осознав, что с того момента, когда эшелон с уральскими призывниками прибыл в Тулу, ему ни разу не удалось нормально выспаться. Месяц боев под Тулой едва не превратил Ваську в сомнамбулу, в лунатика. В те времена только-только он веками прикрывал свои глаза, как его будил капитан Дубасов, приказывал бросить бойцов свое взвода на прикрытие той или иной прорехи в обороне роты или соседнего батальона! В салоне же автомобиля ему не давали поспать конвойные красноармейцы. Эти здоровенные буйволы начинали его толкать своими локтями или крепко его сжимать плечами с обеих сторон, как только он прикрывал веками свои глаза.

Но, тем не менее, пять часов пути до Москвы для Васьки пробежали незаметно. Где-то в районе девяти часов забрезжил рассвет. За стеклами автомобиля, по-прежнему, было пасмурно, довольно-таки прохладно. Боковые стекла "Эмки" заледенили, сквозь них практически ничего нельзя было рассмотреть. Но через ветровое стекло, очищаемое от снега и наледи автомобильным дворником, Васька сумел увидеть, что в данный момент они проезжают по улице с большими домами по обе ее стороны. Ему не составило труда догадать, что он уже едут по улице Москвы!

Васька еще никогда не приходилось бывать в Москве, поэтому эта улица ему была совершенно незнакома. В этот момент Альфред Нетцке снова дал о себе знать, он мысленно поинтересовался:

- Ну, и как ты, Вася, сейчас самого себя чувствуешь? Может быть, тебе стоит развязать руки и бежать? Эти люди вокруг тебя вряд ли смогут тебя задержать, если ты, конечно, попытаешься это сделать?!

- Руки развязать не проблема, я многому научился на этих курсах в прифронтовой полосе! Ну, а вот стоит ли нам бежать?! Что-то внутри меня подсказывает, что, убежав, мы окажемся в полной изоляции, не сможем и шага сделать по Москве. Нас будут разыскивать Московская криминальная милиция, ее стукачи, дворники! Не забудь и об НКВД?! Наша же основная задача состоит в том, что мы должны встретиться и поговорить с Лаврентием Павловичем! После этой встречи мы должны, как можно быстрее, вернуться в Берлин.

- Ты, что, наконец-то, вспомнил, какое именно задание мы должны выполнить в Москве?

- Альфред, ты же слышал, что я тебе только что сказал! Мы должны встретиться и переговорить с Лаврентием Павловичем, чтобы подготовить твою встречу с Хозяином. Такая встреча состоится только в том случае, если нам удастся заинтриговать Лаврентия Павловича, он сам захочет с нами встретится! Поэтому с ним каждый из нас должен с ним будет говорить в своей собственной ипостаси, ты, как штандартенфюрер СС, я же, как простой сержант Васильков! В этом образе ты должен будешь выполнить приказ Серого, я же в образе сержанта Василькова поднять вопрос о разворачивании НКВД диверсионно-разведывательной деятельности в Западных областях Белоруссии. Таким образом, ты теперь прекрасно понимаешь, что мне нельзя думать о побеге из этого автомобиля, иначе мы никогда не сможем выполнить своего задания! Свой побег мы отложим на более позднее время, когда встретимся со всеми нужными нам лицами, получим ясные ответы на свои вопросы! Да, что-то внутри меня подсказывает, что что-то серьезное скрывается за этим моим арестом, срочным этапированием в Москву, без проведения предварительного допроса в Особом отделе нашей дивизии.

Вскоре автомобиль остановился. Его дверцы распахнулись, конвойные удальцы в один момент Ваську вытащили с заднего сидения. Он вдруг оказался стоявшим на асфальте, хорошо очищенным от снега. Видимо, до появления этой "Эмки" с арестантом и конвоем местные дворники хорошо поработали, счищая снег с асфальта. Но не успел Васька хорошенько рассмотреть этот двор, сосчитать количество этажей в доме, со всех сторон возвышающимся над этим двором, как перед их группой появились еще два бойца конвойных войск НКВД.

Они чуть ли не парадно-строевым шагом, высоко подбрасывая ноги в сапогах, следовали за старшиной. Этот старшина, когда они подошли, то небрежно козырнул лейтенанту НКВД, тихим голосом произнес:

- Товарищ лейтенант, прошу передать в мое распоряжение арестованного!

Этому лейтенанту НКВД, видимо, пока еще не приходилось бывать в подобных ситуациях. Поэтому он чувствовал себя стесненно, постоянно озирался по сторонам, словно чувствовал себя не в своей тарелке. Видимо, ему пока еще не приходилось бывать в таком месте, как во дворе здания на Лубянке. Может быть, в этой связи, а может быть по какой-либо другой причине реакция лейтенанта Захарченко оказалась слегка замедленной. Свою правую руку он только собрался поднести к своей шапке ушанке, что козырнуть в ответ старшине, как два бойца, пришедшие со старшиной, эдак ловко своими плечами оттеснили конвойных Особого отдела 217-й дивизии от арестанта.

Старшина же скомандовал таким же тихим голосом:

- Арестованный, следуй вслед за конвоем! Не пытайся бежать! Шаг в сторону - расстрел на месте!

Васька под конвоем уже подходил к одному из подъездов этого здания, за его спиной снова послышался спокойный голос старшины:

- Товарищ лейтенант, садитесь в автомобиль, возвращайтесь в свою дивизию!

- Ну, а как же акт о передаче арестованного?

- Товарищ лейтенант, если вы в течение пяти минут не покинете двора этого здания, то тогда вся ваша группа навсегда у нас останется! Я вас предупредил, товарищ лейтенанта! Так что время пошло!

Васька еще услышал громкий стук закрываемых автомобильных дверей. Затем послышался звук автомобильного стартера, а также звук вновь заработавшего двигателя "Эмки". Обернувшись через плечо, Васька увидел, как она быстро катить к начавшим было закрываться воротам выезда со двора. В этот момент конвойные Васьки подвели его к одному из подъездов, вместе с ним вошли в этот подъезд. Оказавшись в помещение одного из вестибюлей, он с удивлением рассматривал отделку этого вестибюля под мрамор, ярко освещен большой и красивой люстрой, висевшей под высоким потолком. Из вестибюля прямо и направо уходили коридоры, перед каждым из них стояла небольшая кафедра, за которыми стояли сержанты и старшины в форме охранных войск НКВД.

От своих хорошо знакомых немецких офицеров-разведчиков Васька не раз слышал о том, что внутренняя тюрьма в здании НКВД на Лубянке располагается в подвальном помещении. Но, видимо, этим немецким офицерам-разведчикам пока еще везло, они в ней еще не успели побывать! В этот момент конвойные красноармейцы своего арестанта подвели к стене. Васька даже не успел этому удивиться, как стена с негромким шелестом откатилась вправо. Перед ними, словно по волшебству, возникли два лифта.