Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 12



Сцена-то, обещавшая быть ступенькой в будущее, внезапно стала обрывом, где стремительно оборвалась молодая жизнь. Яркую, с по-итальянски живыми черными глазами и унаследованными от мамы светлыми, вьющимися, волнами падавшими на плечи локонами, ее невозможно было не заметить. И однажды случилось непоправимое. На рождественских каникулах школа ставила новый спектакль. По сценарию, в первой сцене героиню Паолы похищали, а потом – усилиями зала – находили к всеобщему ликованию. То, что так хорошо удавалось на репетициях, трагически провалилось на премьере. Героиню, которую похитили злые силы, в нужный момент найти не удалось. Поначалу решили, что это какой-то глупый розыгрыш, и организаторы праздника гораздо больше озаботились тем, чтобы утихомирить зрителей, оставшихся недовольными спектаклем, чем поисками пропавшей.

Стыдно сказать, сам Карло и его жена тоже почему-то никак не могли поверить, что их дочь пропала на самом деле – ну не может такого случиться в школе. Однако именно это случилось. Их Паолу, их кровиночку, их пятнадцатилетнего ангела похитили накануне Рождества.

Карло вызвал полицию. Они с Луизой не спали всю ночь. Семья готова была платить любой выкуп, лишь бы получить обратно Паолу живой и невредимой, но этого не произошло. Ах, если бы ее похитили ради выкупа! Тогда еще оставался бы хоть какой-то шанс. Но увы. Виновниками оказалась группа обдолбанных наркотиками подростков, утащивших их дочурку просто так, ради шутки, как куклу. И наигравшись ею, как куклой, они попросту бросили ее, связанную, возможно, на тот момент еще живую, на полу в заброшенном гараже.

Когда через двое суток, на следующий день после Рождества ее нашли, спасать уже было некого. И то, что этих нелюдей нашли, и то, что остаток своих дней они проведут за решеткой, никак не снижало отчаяния, казалось, навеки поселившегося в сердцах Луизы и Карло.

После оцепенения, после отчаяния и слез, после всего, что им пришлось пережить, казалось, радость больше не вернется никогда.

Однако долг предполагал возвращение к жизни. В конце концов, Карло было доверено управление концерном тестя, да и отец его приемной матери тоже требовал возвращения к работе. Постепенно они вновь втянулись в череду дел, которых требовало от них окружение. И ни Карло, ни сама Луиза не связали ее внезапно начавшуюся слабость и недомогание с новой, зародившейся в чреве женщины жизнью. Она догадалась обратиться к врачу только тогда, когда ребенок уже шевелился!

– Представьте это изумление, эту радость и страх потерять еще одного ребенка! Луизе тогда было, ни много ни мало, уже тридцать восемь лет! Я боялся к ней притронуться и в то же время готов был на руках носить свою дорогую, теперь еще во много раз более дорогую, просто бесценную жену! А за неделю до родов я пошел в церковь и просил, чтобы каждый день они ставили свечу Деве Марии и читали молитвы. И Луиза родила! «Здоровый мальчик», – сказала мне акушерка, а я не смог даже взять его на руки – боялся, что от волнения просто-напросто упаду в обморок и, не дай Бог, уроню своего ненаглядного малыша. Потерю еще одного ребенка мы пережить не смогли бы!

Карло умолк, чтобы перевести дух.

– Так в коляске был ваш младший?

– Да, малютка Нико. Николо!

Он простер к Стефану руки жестом, не уступавшим по драматичности лучшим образцам актерского мастерства. При этом искренность говорившего не вызывала сомнений – вероятно, актеры черпали мастерство из итальянских традиций общения, не укрощаемых никаким воспитанием.

После того, как переполнявшие его чувства получили выход, Карло смог продолжить рассказ.

– У нас в семье есть традиция: мы дарим на дни рождения друг другу особенные подарки. Они не обязательно должны быть дорогими. Их задача – удивить и доставить радость. Так повелось смолоду. А с тех пор, как я привез Луизе японскую вазу – знаете, фарфор, почти прозрачный, она обожает, когда в доме стоят цветы, – с тех пор как-то повелось дарить что-то такое… ну как бы сказать… не просто фарфор для коллекции, а скорее для души. Представьте, дома со временем даже образовалась целая коллекция чашек. Они все разные, не скажешь, какая красивее. Но так иногда приятно принять из рук жены чай, налитый в ею же выбранную посуду. Такие милые игры, знаете. Луиза готовила мне подарок ко дню ангела, писала в галерею, договаривалась. И специально по ее заказу привезли какую-то особенную чашку. Ну что плохого – прогуляться с ребенком до галереи и обратно? К тому же с няней. И идти-то всего ничего: парк, потом еще три квартала – и вот она, галерея.



Однако жизнь внесла коррективы в казавшуюся безобидной прогулку: прямо на выходе из парка, там, где ворота выходят на проспект, все и случилось. Откуда взялся этот парень, Луиза даже не могла потом вспомнить, но он ринулся на нее и в попытке выхватить из рук сумочку толкнул так, что она буквально повалилась на няньку. Та от удара или с испугу выпустила коляску, которая покатилась с тротуара на проезжую часть, прямиком под колеса неизвестно откуда взявшегося грузовика.

– Если бы не вы, Нико так и остался бы прямо под этими огромными колесами. Но там оказались вы.

Только выговорив последнюю фразу, Карло сообразил, что именно он сказал, и в попытке загладить неловкость в отчаянии закрыл рот рукой и замотал головой. Но Стефан все понял правильно. Да, на самом деле он оказался под колесами грузовика к счастью для незнакомого малыша, коляска которого у него на глазах, набирая скорость, выкатывалась с тротуара под эти самые колеса. Он, профессиональный гонщик с потрясающей реакцией, моментально предугадал дальнейший ход событий. И моментально принял единственно возможное решение: вдавить в пол педаль газа и, с диким визгом покрышек войдя в поворот, отбросить по касательной коляску в сторону от движущейся на нее махины, даже если для этого необходимо было принять на себя весь удар, смявший тело в лепешку. Он знал, на что шел. Но суть дела заключалась в невозможности поступить иначе.

Вся его жизнь строилась на жестком расчете, и он знал: если однажды предать себя, он не сможет себе доверять, а значит – прощай, гонка. Он уже видел их, лузеров, в решающий момент струсивших и сошедших с дистанции. «Никогда больше» – так назывались эти люди, ибо никогда больше они не выходили победителями. Если ты струсишь однажды, другом тебе будет педаль тормоза, но не газа. Жить так он ни за что не смог бы. И сделал это для самого себя. А потому все сказанное Карло не имело значения. Нет, не так – конечно же, имело! По крайней мере, теперь Стефан знал, кого спас.

Он отставил в сторону собственные воспоминания и вновь переключился на собеседника.

– С Нико ничего не случилось. Возможно, он и испугался, но не думаю, что больше, чем пугается ребенок, когда просыпается, а рядом никого нет. Вот с Луизой не обошлось. Потрясение вызвало такой силы сердечный приступ, что ее пришлось срочно госпитализировать. Вместо дня рождения я разрывался между женой, сыном и бизнесом. И только сейчас, когда ее, наконец, выписали, добрался сюда. К тому же мне сказали, что вы в коме… Ой, простите меня, ради Бога!

На Карло жалко было смотреть. Похоже, он в жизни не допускал столько оплошностей, как в этом разговоре. Собственно, он впервые разговаривал с человеком, спасшим жизнь его ребенку, а потому Стефан не обижался.

– Во имя всех святых, скажите мне, синьор Шумахер, как я могу отблагодарить вас? Поверьте мне, я небедный человек и готов взять на себя любые расходы на ваше лечение.

– В этом нет необходимости. У меня хорошая страховка, вы не забыли? Ведь я профессиональный гонщик.

Его страховки с лихвой хватало на лечение и восстановительные процедуры в реабилитационном центре, куда его должны были перевезти буквально через несколько дней.

– Так что же делать? – Похоже, такой поворот изрядно обескуражил темпераментного итальянца.

Открывшаяся дверь прервала беседу: сестричка привезла ужин, и, пока она устанавливала столик и устраивала на нем поднос, собеседники попрощались.