Страница 4 из 12
Автомат перевернулся, приклад врезался в грязный лоб. Удар был выверен. Ломать черепушку не стоило. Ведь кто-то должен поведать миру о подлой атаке на аэропорт Северный. Туша диверсанта повалилась в груду разбитой мебели.
– Вытаскивайте его, мужики. Не мне же за вас напрягаться. Можно без почестей, но и бить не стоит, а то замаемся потом оживлять, – проговорил Алексей.
Колесник схватил парня за шиворот, переволок на чистое место.
– Пойдемте отсюда, – сказал Гаспарян. – Наши победили с разгромным счетом.
Все покосились на него. Город остался без важного объекта – это ладно. Часть функций возьмет на себя аэропорт в Нахимове. Но погибли люди!
Гаспарян сообразил, что ляпнул лишнее, стыдливо потупился.
– Корнилов, у тебя порядок? – осведомился по рации капитан Невельский.
– Да, полный, – устало сообщил Корнилов. – Некоторые даже говорят, что мы победили с разгромным счетом.
– Мы войдем, ничего?
– Сделайте одолжение, капитан, поднимайте своих людей, а то они уже битый час задницы морозят. Одного мы взяли, выходим. Соберите трупы, осмотрите тут все. Вроде со всеми разобрались, но кто их знает, этих недоделанных киборгов.
Глава 2
Спецназовцы выбирались из разрушенного аэровокзала, щурились на заходящее солнце, горестно вздыхали. Сколько денег и сил было вложено в восстановление объекта, от которого снова остались руины! Когда же угомонятся эти нелюди? Как была пропущена в тыл целая колонна диверсантов, увешанных оружием и взрывчаткой? Они же не из воздуха материализовались, по земли шли.
Бойцы курили на пустыре, мрачно наблюдали, как возятся люди в руинах. Вражеская группа ликвидирована полностью, никто не вырвался. Прибыли медики, убедились, что в их услугах здесь не нуждаются. Спасатели выносили тела погибших, выкладывали в ряд, укрывали. На трупы старались не смотреть.
– Хорошо, что это уже не наше счастье, – пробормотал Гаспарян.
Прибыла машина из контрразведки. Здоровые молодцы спеленали пленника, бросили в кузов, уехали. Появился транспорт из штаба. Героев дня провожали без аплодисментов.
Спецназовцы тряслись в микроавтобусе, покоряющем бывшие колхозные поля. Снова капал дождь, размывая дорогу, насыщая влагой уставшую землю. Сыро, слякотно. Картошку давно убрали, в бороздах догнивала ботва. Урожай в этом году был скверный. Злые языки шутили, что и тут постарались украинские диверсанты. На деревьях кое-где еще желтела листва, но в основном растительность стояла голая.
Дорога в аэропорт «Северный» никогда не отличалась качеством покрытия. Асфальт здесь не прокладывали, слой щебенки давно разрушился, плыли откосы и обочины. Ходили слухи, что на дорогу выделялись деньги, но по назначению они не пришли.
Возможно, по этой причине в сентябре в администрации Калашовки прошли аресты. Забрали первого заместителя районного главы, проредили финансовый отдел, увезли в кутузку госпожу Макарову, ответственную за благоустройство и районную дорожную сеть.
Она вроде в чем-то созналась, выдала следователю настоящий перл:
«Я никогда ни в чем не была виновата. Это система!»
Водитель ушел с основной дороги, чтобы не пыхтеть через всю Калашовку. Колеса месили проселок, машина плыла, угрожающе висла над откосами.
Вездеходов на всех не хватало. Российской техники было мало, а качество трофейной поражало воображение и вызывало дикий смех с привкусом горечи.
Из-за леса выплывали западные предместья райцентра, когда-то славящегося своим промышленным потенциалом. Над городом по-прежнему возвышались трубы металлургического завода, но дымила только одна. В трех цехах бывшего гиганта ремонтировалась техника. Трудоустроиться туда для местных жителей было так же престижно, как попасть в корпорацию «Эппл».
Город был чудовищно растянут частным сектором. Высокие дома стояли только в центре. Там даже торчали две свечки, пережившие четверть века независимости и процветания, а также попадания артиллерийских снарядов.
Через минуту машина уже катила по частному сектору. Водитель, местный парень, постоянно выискивал короткую дорогу, лез в какие-то щели, срезал путь по пустырям и гаражным кооперативам. Экономия горючего дошла до абсурда.
Весть об атаке на аэропорт, похоже, облетела городок. Улицы были пусты. Над обшарпанными заборами торчали голые кустарники и плодовые деревья.
Дороги оставляли желать лучшего. Дыры в асфальте были засыпаны чем попало, заложены кирпичами. На что-то большее у властей не было денег.
Городок никогда не славился обеспеченностью жителей. Здесь отсутствовали живописные реки, озера, зато с лихвой хватало промышленной гари, мрачных заводских корпусов за уродливыми бетонными заборами, лязгающей техники.
Частный сектор хирел, люди жили небогато, особенно сейчас. Безработица достигла устрашающих размеров. Грабежи и воровство становились обыденностью. Полиция и дружинники работали на износ. Многие мужчины шли в ополчение – там хоть кормили и давали паек.
Временами появлялась информация, что в город проникают группы бывших зэков, науськанных украинскими властями. Дескать, грабь, убивай, демократия все спишет, а потомки оценят.
Людей для патрулей катастрофически не хватало. Нередко этим занимался даже спецназ, в обязанности которого в спокойное время входила охрана штаба бригады и важных лиц из руководства.
В бревенчатом здании штаба, где до войны располагалось что-то спортивно-юношеское, было шумно и суетно. Бегали люди, кто-то ругался. Постоянно подъезжали и отходили машины. В коридоре плакали какие-то женщины.
О геройстве спецназа народ был в курсе. На бойцов люди посматривали с уважением.
Командир бригады полковник Мищук пребывал в недельной командировке в Донецке. По альтернативной версии – в Москве. Начальник штаба подполковник Былинский тоже отсутствовал.
Дежурный развел руками. Мол, уехал, жутко ругаясь. В последний раз звонил четверть часа назад из аэропорта, упражнялся в изящной словесности, требовал письменного отчета от капитана Корнилова, когда тот появится. Всю свою компанию забрал с собой – отделение охраны и секретаршу Веру. Она же управляющая делами и объект, на котором можно срывать злобу.
Алексей отпустил своих людей – общежитие в трех шагах, – порекомендовав им не пить и не разбредаться. Он мялся на крыльце, потом побеседовал с заместителем Былинского майором Сержаковым, написал ломаным почерком лаконичную объяснительную. Он злился, поражался армейскому бардаку и безответственности, потом пожал плечами и побрел домой.
Алексей снимал половину частного дома в Заовражном переулке, в пяти минутах ходьбы от штаба, за оврагом с мостиком, в узком проулке, куда едва протискивалась машина. Это жилье было не ухожено и требовало ремонта. Огород зарос бурьяном по самую шею.
Но Алексея это устраивало. Чистоту он поддерживал, вода и печка имелись, дрова были нарублены на месяц вперед. А главное – кровать не вызывала нареканий – солидная, железная, навевающая ассоциации с трудным детством. Остальное его не волновало. Он приходил в эту хату лишь поспать.
Телефон разбудил капитана в девять утра. Болело все! Вчера он несколько раз падал, обзавелся синяками и ссадинами. Он в изумлении уставился на циферблат «Командирских», которые уже двенадцать лет не ломались, перевел глаза на телефон, лежащий на тумбочке. Алексей даже не помнил, как вчера раздевался. В конце концов, он еще молодой мужчина, ему требуется крепкий здоровый сон.
– Спишь, тезка, – ворчливо констатировал начштаба бригады подполковник Былинский Алексей Никифорович. – Без задних ног. И совесть, ничего, не ерзает?
– Еще не понял, товарищ подполковник, – признался Алексей. – Пока спал, не ерзала. Уснул, не поверите, с чувством выполненного долга. Было тошно, обидно, но дело свое мы сделали.
– Ладно, к тебе без претензий, – буркнул Былинский. – Это дерьмо всем миром разгребать не один месяц. Может, сделаешь милость, оторвешь свои косточки от кровати и предстанешь пред ясные очи?