Зеленая ветка мая

- Звучит, - засмеялась Катя.

Умора с Линой. Вечно бушует, неугасимый вулкан. Энергия так и плещет из нее, как во время извержения лавы из кратера.

В разгар пылкой Лининой речи, когда, наспех натягивая различные принадлежности туалета, она спешила мчаться к Коле Камушкину согласовать с ним уйму неотложных вопросов, вошла член кухонной комиссии Клава Пирожкова. На лице ее ясно читалось выражение утомленной ответственности. Дело в том, что, хотя сегодня воскресенье и другие вольны лишний часок поваляться в постели, она, Клава Пирожкова, даже в выходной день не может позволить себе этой вольности. Праздник не праздник - стой на посту! Но кроме привычного выражения: "Ах, с ног сбилась на общую пользу!" - кроме того, Лина и Катя заметили: что-то необычное написано сегодня на остреньком Клавином личике, многозначительность какая-то, тайна, которую хочет - хранит, захочет - откроет. Лина мигом сообразила: Клавка что-то проведала.

- Тоже узнала? От кого? - наугад спросила Лина.

Клава опешила. Наступление было слишком молниеносно, ударно, безошибочно в смысле стратегии.

- От кого? Все только и говорят.

- Не может быть, чтобы все говорили. О чем?

- О чистке. О чем же еще?

- Чего-чего? - не понимая, нахмурилась Лина.

Тут Клава догадалась, что ее провели, хитростью раньше времени выудили ей известное, а другим пока нет, не дали поважничать, подразнить.

А все Акулина. Лина-Акулина, солдат в юбке из деревни Серы Утки!

- Назначена чистка. Из центра приезжает комиссия. Будут проверять идеологию.

Все-таки она добилась эффекта. И, убедившись в этом, развязала платок, аккуратно повесила шубку на гвоздь, села на койку, вытянула руки между колен, помедлила и с интригующей улыбкой: - А еще...

- Что еще?

- Будут чуждый класс вычищать.

Молчание.

Обе поглядели на Катю. Светленькие Клавины бусинки скользнули с неясным смешком и убежали в сторону.

Лина глядела долго, внимательно, словно что-то впервые распознавая в ней.

- Итак, решено, Катя, - с новым приливом энергии заговорила она. - Ты ведешь с первым курсом кружок декламации. Очень важное для нас мероприятие. И ценно, что инициатива твоя. Пока!

Она накинула пальто и унеслась. Клава легла на койку, подложила под щеку ладонь и, прислонив к тумбочке раскрытый учебник, погрузилась в науку. Любопытство мешало ей сосредоточиться, прямо-таки распирало ее.

Она поглядывала поверх учебника на Катю, стоявшую возле своей койки вроде как в столбняке.

- Не очень переживай, - покровительственно сказала Клава. - Все-таки у тебя трудовой стаж, хоть недолгий, все-таки стаж.

- Да, правда, - засмеялась Катя, как смеются, тужась изобразить веселость, дебютантки самодеятельного, впервые открывающего сезон драмкружка.

И, боясь после театрального смеха не удержаться и всхлипнуть, скорее вышла на улицу. Та же слякоть, тот же чавкающий снег под ногами, мокрыми еще со вчерашнего вечера. В садике Чертогов каркала на ветке ворона. Хрипло, нахально.

Лина и Максим направлялись от Чертогов к крыльцу педагогического общежития.

Лина сумела пробраться в ВЭШ, разыскала Максима.

Оба были серьезны, и обида, непоправимая, безутешная, черная, как воронье крыло, вороньими когтями вонзилась в сердце.

- Бирюк мне Максима нашел, - сказала Лина, подходя.

- Зачем?

- Для переговоров. На нашу удачу воскресенье, увольнительный день. Интеллигентничать брось, - коротко кинула она Кате. - Где приютиться, вопрос. Дома Клавка. Идемте...

- На гульбище, - позвал Максим.

- Точно. Там хоть крыша над головой.

Какая-то парочка, курсант с девчонкой, прогуливалась по гульбищу, видимо довольная удобным для свиданий местом.

- Здесь постоим, - сказал Максим, останавливаясь возле одного из опорных столбов, перевитых лепными виноградными лозами.

Закурил. Пускал дым толстыми, густыми струями и говорил своим обычным, неколебимо уверенным тоном.

Неколебимо. Катя вдруг уловила особенность его тона, он ни в чем не сомневается, не колеблется, все знает, все-все знает, его ничто не мучает, он не умеет мучиться. Он уверен: в нашей жизни все правильно, превосходно, прекрасно. Неколебимо уверен.

- Вполне возможно, чистка будет. Даже скорее всего будет. Объяснимо. Пока Советская власть не окрепла, пока Антанта с белогвардейщиной перли на нас со всех сторон, пока мы не стали на ноги, все враги и вражишки наши кто прямо против нас воевал, кто шкодил, кто прятался - ждал, чья возьмет. Нынче всем видно: наша взяла. Какой выход вражишкам? Один. Приспосабливаться. Понабились, поналезли в учреждения, институты. Профессорский сын образованностью, понятно, забьет пролетарского парня. Дива в том нет. Образованный, а чужак. Что чистка? Нам она не страшна. Ее цель и задача - чуждый элемент выметать.

Так Максим объяснял пролетарские цели и задачи предстоящей в педтехникуме чистки и, докурив папиросу, кинул окурок на каменный пол и растер сапогом.

- Культура, - сказала Лина.

- Никак солдатские привычки не брошу, - смутился Максим. И просительно, после вчерашней размолвки: - Катя, возьмись за меня, а? Договор: в политических и народнохозяйственных вопросах я тебя ориентировать буду, а ты мне правила приличий подсказывай.

- Она у нас чуждый элемент, - сказала Лина.

- Чуждый элемент в приличиях-то как раз лучше пролетариата толк понимает.

- Не шучу. Не до шуток, - строго отрезала Лина. - Она чуждый элемент по анкете. Отец был царским полковником. Да что, Катя, разве ты не говорила ему?

- К слову не пришлось, - сказал Максим, как бы оправдывая, но в глазах его Катя внезапно увидала смятение, он растерялся. Катя впервые увидела его растерянным. - Может, мать из бедного класса, а, Катя?

- У матери была усадьба, триста десятин.

- Кошмар! - шепотом воскликнула Лина.

Максим закурил и молчал.

- Обсудим, однако, без паники, - приказала самой себе Лина, привыкшая во всех случаях захватывать инициативу в свои большие крестьянские руки. Без паники. Надо выработать тактику. Бумаги про мать-отца есть?

- Нет.

- Катька, везучая ты! - радостно шлепнула Лина обеими руками себя по бедрам. - Бумаг нет - и доказательств нет. Нет доказательств. Свидетелей нет. На вопросы отвечай: отец служащий, мать домохозяйка. Сказала и стой на своем. Бумаг-то нет? В чем твоя гибель? В бумагах. А где они? Нет. На все вопросы: отец служащий, мать домохозяйка. Трудовая интеллигенция. Стой на своем. Никакая чистка тебя не коснется.

Максим докурил, снова чуть не бросил окурок на каменный пол, но не бросил, смял, оглянулся и, не видя урны, сунул в карман.

- Твое мнение? - спросила Лина.

- Катя, скажи все как есть.

- Рехнулся! - ахнула Лина. - Так ведь она по всем линиям чуждым элементом выходит. Вычистят с музыкой.

- Отвечай правду, Катя, - твердо повторил он. - Ты не чужак. Отвечай правду.

- Прям, как аршин, оглобля, верстовой столб! - выйдя из себя, возмутилась Лина.

- Лучше прямить, чем кривить.

- Под чистку подводит, - нервно ломая пальцы, шепотом возмущалась Лина, оглядываясь на прогуливающуюся по гульбищу парочку. - Катерина, слушай меня. У меня житейский ум. А ты, Максим, ты не командир, тебе и электрификацию-то доверить рискованно, нет в тебе практического смысла ни на грош, ты... Дон-Жуан! Дон-Кихот! Что ты в нем, Катя, нашла?

44

Накануне в аудиторию пришел заведующий техникумом, седой, весь белый, с веерочками частых морщин к вискам. О нем знали, что в прошлом был передовым деятелем земских школ, страстным приверженцем Ушинского - Катю это по иваньковским воспоминаниям располагало особенно. Знали, что его ценит Надежда Константиновна Крупская, а это тоже всем студентам было приятно и лестно.

- Товарищи будущие учителя, - сказал заведующий, садясь и уютно кладя ладони на учительский столик, оглядывая всех добрыми, немного слезящимися глазами.