Страница 34 из 37
Таким образом, сведение истории формирования христианства к личности Христа, изображаемого богочеловеком, носителем божественного откровения, гениальной личностью, одиноко возвышающейся над своей эпохой и своими современниками, не связанной с ними никакими социальными и идейными связями, роднит своей идеалистической основой христианских богословов с рядом зарубежных ученых клерикального толка.
В научной полемике с этими направлениями важно развенчание самой постановки вопроса о Христе как «центре центра» истории христианства. И авторы некоторых популярных брошюр и лекций, сводившие весь пафос своей полемики с христианством к тезису «Христа не было», незаметно для себя смещали центр тяжести всей проблемы происхождения христианства в сторону личности Иисуса Христа.
История раннего христианства — это не история проповеди Христа, не история внедрения беспрецедентных, сотворенных на небесах нравственных устоев, уникального вероучения и готовой церковной организации, как это утверждает догматическое богословие. Христианство не упало на землю как метеор и не является продуктом «божьего глагола». Оно порождено в первую очередь теми социально-экономическими и политическими условиями бытия различных общественных групп Римской империи, которые мы уже рассмотрели. Оно — результат синкретизма и синтеза — механической смеси и органического соединения различных социальных, идейных и религиозных течений первых веков нашей эры, на основе которых и созидались новые нормы. Так называемый pax Romana (римский мир) — лицемерная декларация внешнего благополучия, прикрывавшая глубокие социальные и нравственные язвы римского общества — явился и фоном и ареной формирующегося христианства. Энергия обездоленных низов общества питала различные оппозиционные движения эпохи. Специфика времени и давление военно-бюрократической государственной машины придавали этим социальным движениям религиозную окраску. Поиски социальной справедливости и отвечающих ей новых нравственных устоев сочетались с религиозными исканиями. И все они в общем отражали проблему, которая могла быть выражена вполне житейским вопросом: как жить? Это была проблема века. И хотя решалась она различными общественными группами по-разному, вставала она одинаково перед всеми.
Корни успехов раннего христианства заключались как раз в том, что в условиях кризиса рабовладельческого способа производства и надвигающегося кризиса всей формации, в условиях все более явственно проступающего банкротства этических норм, вызванных несостоятельностью всего рабовладельческого уклада, в условиях углубляющегося кризиса самой римской государственности христианство сделало попытку дать ответ на все эти проблемы века. Разумеется, этот ответ базировался на противоречивых началах, присущих самой эпохе и отразившихся в рассмотренных выше идеях эпохи. Дух бунтарства и дух непротивления, идея всеобщей любви и идея ненависти к угнетателям и поработителям, вера в загробное воздаяние и неверие в потустороннее существование — все эти противоречивые начала отразились в многочисленных течениях внутри самого христианства и отложились в противоречивых евангельских поучениях, выдававшихся за изречения Иисуса. В конце концов революционная идея равенства всех людей — эллинов и скифов, варваров и иудеев, обрезанных и необрезанных, рабов и свободных — идея, являвшаяся, вероятно, знаменем многих раннехристианских бунтарских движений, была выхолощена в идею равенства перед богом, равенства в первородном грехе. Но в первоначальном христианском движении она должна была иметь земной, а не потусторонний характер.
Сходным образом христианство вобрало, частично переработав, и религиозные идеи века, среди которых важнейшей являлась идея о небесном освободителе — мессии. Ожидание его близкого (первоначально) прихода и суда давало иллюзорный выход социальным чаяниям общества. Оно порождало надежду на божественное установление мира социальной гармонии и справедливости. А легенда о его воскресении после смерти позволяла надеяться на конечное воскресение уверовавших в него. Все эти движения общественной мысли, все эти старые и новые мифы формирующееся христианство могло группировать вокруг личности некоего проповедника, одного из многих «пророков» и «чудотворцев» эпохи.
Вопрос об историческом зерне евангельского мифа о Христе, вопрос о том, стоял ли (или нет) у истоков христианства некий безвестный иудейский проповедник, который позднее религиозным мифотворчеством и христианской апологетикой был превращен в великую, неземную мистическую фигуру, безусловно представляет интерес для истории. В связи с этим можно заметить, что научные достижения последних десятилетий, столь разрушительно отозвавшиеся на христианской догматике, вселяют уверенность в возможность исчерпывающего решения и этого вопроса. Упоминавшиеся выше открытия апокрифических евангелий, посланий, деяний, апокалипсисов в Верхнем Египте открывают возможность сопоставления их с каноническими новозаветными произведениями. Это принесет свои плоды и в решении вопроса о характере, составе, хронологической последовательности и новозаветных произведений. Дальнейшее изучение кумранских материалов, уже открывших столь блестящую страницу в истории науки, несомненно позволит нам более всесторонне уяснить влияние идеологии, обрядности, этических установлений и социальных идеалов этой еретической по отношению к официальному иудаизму секты на раннехристианские установления и идеалы.
Наконец, современные физические методы изучения исторических материалов, исследование как вновь найденных, так и старых рукописей в отношении их состава, авторства, относительной хронологии и т. п. — область новая, но чрезвычайно перспективная — обещают в будущем обоснованные решения многих вопросов происхождения христианства.
Однако не вопрос о наличии или отсутствии исторического зерна в евангельском мифе о Христе составляет существо проблемы происхождения христианства. Материальные условия жизни людей, социальные язвы римского рабовладельческого общества, сложный и противоречивый круг духовных исканий и идей — вот что явилось и стимулом, и «творцом» самой христианской религии, и ранних ее деятелей, и «сияющего образа» мистического евангельского Христа.
Аннотированный словарь имен, названий и терминов
Авгур — древнеримский жрец, предсказывавший будущее по полету птиц.
Аид — см. Плутон.
Акиба — (ок. 50—132 гг.) — «отец талмудического иудаизма», видный религиозный и общественный деятель Иудеи.
Александр Янай (103—76 гг. до н. э.) — иудейский царь из династии Хасмонеев.
Александрийская библиотека — крупнейшее собрание рукописей древности. Была основана в Египте в г. Александрии в начале III в. до н. э.
Альбин — римский прокуратор Иудеи в 61–64 гг.
Амон — верховный бог древнеегипетского пантеона, покровитель царской власти.
Анан — первосвященник иерусалимского храма в 62 г.
Антиохия — город в древней Сирии, один из крупных центров раннего христианства.
Антоний Марк (ок. 83–30 гг. до н. э) — участник второго триумвирата.
Антонин Пий (86—161 гг. н. э) — римский император.
Анубис — древнеегипетский бог, участник загробного суда Осириса.
Аполлон — древнегреческий бог солнца, мудрости, искусства.
Апологет — защитник; раннехристианскими апологетами называют христианских писателей II–III вв. н. э.
Апулей (род. ок. 125 г. н. э.) — римский писатель, автор ряда широко известных произведений («Метаморфозы», «Апология», «Флориды»), в которых запечатлены некоторые черты религиозных представлений его времени.
Асклепий — древнегреческий бог врачевания, сын Аполлона. «Владел» искусством воскрешения умерших.
Асс — римская разменная монета.
Аттис — фригийский бог умирающей и воскресающей природы.
Баур Фердинанд Христиан (1792–1860) — немецкий теолог, глава тюбингенской школы. Применив методы научной критики к писаниям Нового завета, пришел к значительным для своего времени выводам.