Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 21



Понятно, что такая усиленная эксплуатация быстро истощила витальный потенциал этноса. Испанское производство стало неконкурентоспособным. Если греки практически не испытывали конкуренции в эпоху расцвета после завоевания своих колоний, то испанские производители были окружены конкурентами. Падение витальности в сочетании с усилением налогового гнёта свели на нет испанскую промышленность во второй половине XVI века. Всякий производительный труд стал невыгоден. Крестьяне массово покидали свои наделы, а ремесленники бросали свои занятия. Король и знать не заботились о защите национального производителя, они покупали иностранные товары на американское золото. И такая политика почти не встречала сопротивления. Американские сокровища питали не только знать и купцов, но и многочисленных церковников, крохи их перепадали нищим идальго и просто нищим. Тот, кто был беден, но храбр, мог попытать счастья в Новом Свете или солдатскую фортуну в Нидерландах. А низковитальные обскуранты становились бродягами, нищими, монахами; наполняя города и дороги, они создавали впечатление всеобщего безделья. «Большинство испанцев превратилось в бездельников, – писал современник, – одни в бездельников-дворян, другие в бездельников-нищих». Не станем осуждать за это испанцев. В XVI веке они совершили столько, сколько иному народу хватит на всё его существование. Прекращение активной деятельности есть способ восстановления витальности этноса. В XVII и XVIII веках она повышается вплоть до начала фазы обскурации.

Несмотря на своеобразие испанского этногенеза фазы инерции, одно остаётся неизменным, – успешная экспансия приводит к внутренней стабильности этносоциального организма. Со времени восстания комунерос 1520 года в Испании на три столетия воцарилось затишье, лишь изредка прерываемое провинциальными мятежами, когда король пытался наступить на местные обычаи.

Случай частично успешной экспансии иллюстрирует пример Франции. В Столетней войне французам удалось отстоять земли юга страны и другие окраины королевства, которые ещё далеко не полностью «офранцузились». И это можно считать успехом, хотя, конечно, и недостаточным для долговременной стабилизации. Затем французы развернули экспансию в направлении Италии – самой богатой и культурной страны тогдашней Европы. Италия сама по себе не могла оказать серьёзного сопротивления. Но противники Франции, опасаясь её усиления, объединились и дали французам сильный отпор. Многолетние итальянские войны окончились для Франции полной неудачей. И сразу же по их окончании страну охватил острый обскурационный кризис – Религиозные войны, которые заняли почти всю вторую половину XVI века и отличались большим ожесточением и кровопролитностью. Эти войны на время разрядили напряжение, что позволило вновь централизовать страну и сделать новую попытку внешней экспансии. На этот раз она была более удачной. Ришелье и Людовик XIV несколько раздвинули границы за счёт соседей: были присоединены Эльзас, Франш-Конте, Лотарингия, часть Фландрии, Русильон. Французы приступили к колониальной экспансии – захватили острова Вест-Индии, в Америке – Канаду и Луизиану; базы и фактории в Индии и Африке. И всё-таки экспансия продвигалась туго, давала недостаточно. В результате страна находилась в постоянном напряжении, которое то и дело прорывалось восстаниями: 1625–1629 годы – восстание гугенотов, 1632 год – мятеж аристократов, 1648–1653 годы – Фронда, череда народных восстаний 60–70-х годов XVII века, 1675 год – восстание в Бретани, 1702–1707 годы – восстание в Севеннах, 1707 год – восстание в Керси.

Таким образом, недостаточно успешная экспансия приводит к повышению внутреннего напряжения в системе. Хотя страна при этом может поступательно развиваться, – XVII и XVIII века были для Франции плодотворны в политическом, экономическом и культурном отношении.

В качестве примера для третьего случая напрашивается Италия. Североитальянский этнос представлял собой децентрализованную систему с ярко выраженным субэтническим уровнем, на котором и оформилась его политическая организация. В этих условиях итальянцы, по большей части, воевали друг с другом и не могли собрать силы для внешнего присоединения. Правда, два итальянских субэтноса – венецианцы и генуэзцы осуществляли энергичную морскую и торговую экспансию в Средиземноморье. Но усиление Османской империи положило конец их успехам. К исходу XVII века Венеция теряет последние свои средиземноморские владения. Итальянская этнополитическая система всё более слабеет. Италия прозябает на положении не субъекта, а объекта европейской политики: она – арена для выяснения отношений между иностранными державами, она – желанный трофей для победителя, её делят и переделяют. Даже во многом искусственное её, в конце концов, объединение произошло лишь с иностранной помощью.

Подведём краткий итог. При всех вариантах развития событий общее содержание фазы инерции неизменно. Начинается она ростом витальности, но при успешном решении задачи расширения этот рост сопровождается укреплением и расширением этнополитической системы, а при неудаче – её ослаблением и упадком. При этом важно подчеркнуть, что при любом развитии событий, независимо от политического усиления или ослабления, это время богатого культурного творчества. В Италии, в условиях её политической ничтожности, расцветало Высокое и Позднее Возрождение: Леонардо да Винчи, Рафаэль, Микеланджело, Веронезе, Тинторетто, Тициан; в Испании – Сервантес, Лопе де Вега, Эль Греко, Веласкес; в Англии – Шекспир. Экономика в фазе инерции развивается по-разному, в зависимости от конкретной ситуации, но чаще всего это время экономического подъёма, роста промышленности и торговли, товарно-денежных отношений, градостроительства. Словом, в истории это период «расцвета». А всякий расцвет культуры и экономический подъём происходит за счёт усиленной эксплуатации витальной энергии этноса. Значит, по истечении определённого времени в эпоху такого расцвета витальность этноса понижается. И такое понижение знаменует окончание фазы инерции и переход к фазе обскурации.



Глава 17

Фаза обскурации

К концу фазы инерции этнос, как правило, полностью осваивает и, в значительной части, исчерпывает ресурсы территорий, приобретённых на предыдущих этапах этногенеза. Земли распахиваются и выпахиваются, леса вырубаются, дичь и рыба истребляются, наиболее богатые руды вычерпываются, а углубляться в землю уже значительно дороже.

Естественные ресурсы убывают, а население в спокойные и стабильные времена фазы инерции значительно вырастает. В народе всё больше начинает ощущаться нехватка жизненных благ и жизненного простора. В обществе копится недовольство и неудовлетворённость жизнью. Нарастает социальное напряжение. Как уже было сказано, витальность этноса во второй половине фазы инерции понижается. А это значит, что члены этнического коллектива всё менее расположены мириться с неудовлетворённостью своих потребностей. Следовательно, этническая система нуждается в новом притоке ресурсов и энергии, этносу вновь остро необходима дальнейшая экспансия.

В то же время за 200 лет инерции напряжённость этнического поля значительно снизилась. Это ещё одно определяющее отличие, отделяющее фазу обскурации от фазы инерции. Грань между ними в истории не всегда заметна отчётливо. Бывают случаи, когда она еле различима. Если этнос имел благоприятные возможности к расширению на стадии инерции, то он не испытывает недостатка в ресурсах; уровень витальности его заметно не падает. Именно так обстояло дело с англичанами, которые при переходе к фазе обскурации получили практически неограниченные возможности внешней экспансии. Поэтому дальнейшее течение этногенеза не ознаменовано у них какими-либо крупными социальными катаклизмами. Зато другая особенность фазы обскурации – резкое падение пассионарности в этносе – сохраняется всегда. Имело силу это правило и для Англии. Пока Англия забавлялась колониальными войнами с туземцами, пока Киплинг воспевал «бремя белого человека» и победную поступь колониальных легионов, казалось, что с пассионарностью в Англии полный порядок. Но когда она столкнулась с действительно серьёзным противником – Германией в Первую мировую, – сразу стала ясна её слабость. Англичане имели на фронте самую малочисленную из трёх держав Антанты армию, значительную часть которой составляли солдаты из колоний и доминионов. И в кризисный момент борьбы, когда Россия вышла из войны, англичане не смогли сделать решительное усилие, ресурсами для которого они, в принципе, располагали. Вместо этого они возложили все свои упования на прибытие американцев.