Мама Белла

Да, исстари привыкли мы ко всему заморскому относиться с почтением, даже с некоторым пиететом, но вот незадача -- потянуло на гнев, на злое слово. Призадумался исторически робкий культурный российский обыватель: "Скажу что-нибудь не то да не так -- обвинят меня, назовут дураком. Надо подумать!"

Вот и думает, думает, а ливень крепчает, крепчает. Стихия разрушает дороги национальной культуры, прорывает дамбы. Где была твердь для засева зерен -- там образовалась хлябь. Пузырится болото, в котором сгнить, сгинуть зернышку.

А культурный российский человек все думает, думает.

А ребенок тем временем смотрит мультфильмы, в компьютерных играх уничтожает "врагов". Что же он видит? Сразу отметим то, что в сознании стоит как вогнанный кол: он видит много-много уродов -- космических, лесных, человеческих, звериных, гермафродитных, маниакально-извращенческих, психически ненормальных, непонятного происхождения. У каждого уродливого варианта десяток подвариантов: например, урод космический с рогами, или в доспехах рыцаря средних веков, или с хвостом, или с особенно большими, обязательно клацающими зубами, обладающий неограниченной, порой какой-то вселенской властью, или просто прихлебатель, ублюдок. У подвариантов с десяток подподвариантов: например, уродливый правитель-интеллектуал или же обозленный против всего на свете тупица. Впрочем, дело не в вариантах, а в том -- детскую душу, господа хорошие, зачем калечить?! Зачем растаптывать ее, растлевать полчищами уродов? Остановить их, порожденных жаждой наживы, которая исковеркала, изранила эстетический вкус художника! Хотя один из этих мультуродов носил бы на себе Божественную печать оригинальности, был бы заряжен каким-то высоким, духовным содержанием, которое воспитывало бы наших детей, развивало бы умственно! Но перед нами -- банальность, разукрашенная, позолоченная, озубаченная, изрыгающая маты, сленговый мусор.

-- Опротивело!

-- Надоело!

-- Хватит! -- звучит в наших сердцах.

Мы так резко и гневно не выступили бы против современных мультуродов, западных мультфильмов как явления нездорового, бесталанного, если из великих литератур не знали бы высоких, поистине захватывающих, интересных образов, образцов уродов, уродства -- Циклоп, Квазимодо, Вий, ведьмы-оптимистки. А неувядающая Баба-Яга? А сонмище дурачащихся чертей, домовых, водяных? Ни нахальных вычурных красок в них, не ослепляет и не отупляет интеллект эта тысячелетиями идущая с людьми -- и, несомненно, для людей -- братия, а воспламеняет детский мозг благородным протестом, случается, жалостью, сочувствием. Воспитывает. Устрашает в том, в чем не грех устрашить ребенка. Побуждает к небанальным творческим поискам -- в рисунке, в слове, в карнавальном костюме, во многом другом.

Ничего хорошего не можем мы сказать и о так называемых положительных героях, или, если уж оставаться в рамках классификации, то о неуродах, --среднего, как правило, в мультипликационной героике Запада ничего нет, или же оно настолько бледное, что его не замечаешь. "Положительные" тоже многовариантны и -- подподвариантны. Все весьма избито и даже с налетом пошлости. Первое: либо перед вами невероятно красивая и невероятно добродетельная девочка; иногда, правда, не разберешься, маленькая она или подросток; или -- уже умеющая кокетничать, краситься, примерять наряды и вести светские разговоры о деторождении девушка-женщина. Второе: либо силач, обязательно в одних только трусиках или с набедренной повязкой, но самое главное -- обвешанный мускулами, как мясные ряды на рынке кусками туш. Третье: либо сначала невообразимо глупые, а чуть позже умудренные от пары ударов в челюсть -- и человеческие персонажи, и утиные, и собачьи. Не будем перечислять, потому что на хотя бы беглый анализ -- или даже перечисление --вариантов и под-, подпод- уйдет много бумаги. Выделим главное, режущее глаз, практически в каждом сериале встреченное -- персонажи жаждут славы, денег, удовольствий, власти. "Я, мне, мое", -- скрытый и нескрытый девиз всех деяний.

Мы понимаем, что российский обыватель нас может остановить, иронично усмехнувшись:

-- Стоп, стоп, дядя! Ну, разошелся! Сначала спроси у детей, что им нравится и почему.

Если у нас спросили бы так -- попали бы в самую больную точку.

Да что там, спрашивали мы и огорчились: нравятся нашим детям западные мультфильмы, игры. Восторгаются они ими. А нам -- грустно, очень-очень грустно.

Мы, взрослые, по крайней мере та часть -- или всего частичка? --взрослых, которые имели счастье познать истинные восторги от подлинного искусства, не знаем, как быть, что делать. Мы явственно видим, понимаем, что западная мульткультура -- грязевая лава, уже не только джунглевый ливень, а потоки, реки грязевые, которые забивают наши уши, глаза, души. До островов истины, которые где-то робко зеленеют в смраде испарений лучащегося грязевого болота, добраться нелегко: кругом каша, слизь. Вязнут в тине ноги. Идти тяжело. Тучи комаров. Жутко. И не сойдем ли мы с ума и не напугаемся ли, приняв друг друга за уродов?

Однако давайте задумаемся: мы лишь только в грязи. Может, все же дотянем до островков -- а вдруг там целые материки! -- и очистимся? Или будем любоваться на заморскую грязь?

Детям, несмышленышам, может нравиться все что угодно, но мы-то, черт возьми, еще способны думать! Да, урод нагрянул и победил, но возникает сомнение -- окончательно ли поборол?

ДОБРЫЙ ДОМ

Один молодой человек, горожанин, много лет ходил в тайгу. Он любовался росным, туманным восходом солнца над сопками, любознательно заглядывал в черную бурлящую пасть ущелья, и его сердце застывало от восхищения и страха, выслеживал одинокого божка сибирских лесов -- сохатого, легко и величаво несущего тучу своих рогов, -- и очарованно жил до другой встречи, дышал сладковатой прелью косматых ведьмовских болот, утробно и загадочно урчащих, разводил возле них или ручьев ночные костры и слушал, подремывая или пошвыркивая горячим травным чаем, страшные, лукавые и всегда неторопливые россказни охотных мужиков, выходил из чащобника на берег Байкала и ухом и сердцем слушал плескучий говорок водяного великана, лизавшего его лицо своими холодными языками ветров.

С годами молодой человек с грустью понял, что не все способны любоваться деревом или волной, камнем или зверем, что много рядом с ним таких -- обиженных ли, обделенных ли, злосчастных ли, -- для которых любование -- смешное, пустое занятие, а свою жизнь они обустроили так: отнял у леса, у озера -- у природы, еще раз хапнул, потом -- еще и еще, а отдавать, а восстанавливать, а поправлять, а извиняться -- какие сантименты! Шел к ним молодой человек с проповедью сердца -- не понимали, притворялись, усмехались и даже ругались. Пришел он к детям -- они хотели понять его, и он остался с ними. Сейчас он уже немолодой, но молоды его дела и шаги. Он --Наумов Валерий Михайлович. Вы о нем слышали? Слышали, слышали, хотя бы немножко!

Он ведет детей в природу, как в добрый дом. Не просто в лес или к озеру, в горы или к реке. Он сначала направляет юные сердца к духовному сожительству с деревом, скалой, небом, волной, муравьем, закатом и восходом... Но ребенок не до конца поймет вас, если вы будете его только призывать или заставлять: люби природу, береги ее. Истинная на всю жизнь спайка непременно образуется в поступке. От любования -- к поступку, от поступка -- к любованию.

Чаще Валерий Михайлович начинает с ребятами так: "Давайте-ка, поможем, -- говорит он, -- речке!" И они очищают берега Ушаковки или Иркута от хлама человеческой мерзости. Это традиционное дело в наумовских отрядах юных экологов.

Но всю нашу обиженную, загаженную землю детскими руками не вычистишь. Страна живет по несовершенным экологическим законам, по нередко дурацким --или дураков? -- распоряжениям. Убиваем лес, воздух, себя. Придумываем одну отраву изощреннее другой, ввинчиваем в нежное тело небес высокие железобетонные трубы заводов. Если раньше особо настойчивых, несговорчивых природозащитников могли запихнуть в психиатрическую клинику, то теперь демократично и культурно поступают, по принципу: а Васька слушает да сметану ест.