Краски Алкионы

– Христианство – очень удобная религия, она уже господствует во многих странах. И Русь не останется на задворках. Русь будет единым государством, у неё будет один Бог и один великий князь. Эта религия делает меня государем ставленником самого Бога. И этот единый Бог возлагает на меня обязанность чинить порядок: не только защищать границы Руси, но и наказывать тех, кто выступает против моей власти и веры, а значит, выступает против Бога. И миловать тех, кто почитает в моём лице божественную справедливость, – не замечая, что уже давно говорит вслух, князь стукнул по столу кулаком. – Будет так, как я хочу.

Дружинник, вошедший в этот момент, замер: на кого направлен гнев князя? Хотя доклад не терпел отлагательств.

– Ну, что ты топчешься в дверях, проходи, коль вошёл. Что, опять волхвы мутят воду? – не дожидаясь доклада, бросил князь. Его глаза загорелись недобрым огнём.

– Пусть только попробуют приблизиться к воротам погоста, – воскликнул дружинник.

– А что, велика толпа?

– Да не малая, человек триста будет.

– Скажи им: если не выдадут зачинщика, то из каждой семьи по мужику будет гнить в темнице, а данью город обложу такой, о какой они и не слыхивали.

Не прошло и пяти минут, как пред глазами князя предстал седовласый бородатый старец в подпоясанном долгополом одеянии с длинными широкими рукавами, в колпаке с отворотами на голове.

– Это с тобой, что ль, прикажешь воевать? – рассмеялся князь.

– Слово завсегда превыше силы было.

– Ты мне не дерзи. И сними свой скомороший колпак.

– Вот, сам вызвался из толпы, – вставил слово дружинник.

– Что, ты самый что ни на есть смелый и зачинщиком назовёшься?

– Зачинщик не зачинщик, а люди выбрали с тобой, князь, переговорить.

– Значит, ещё и самый умный. Ну, говори, слушаю тебя, – сказал князь и усмехнулся, проведя пятернёй но лохматой медвежьей шкуре.

– Сдаётся мне, княже, не веришь ты в свои силы?

– Ты говори, да не заговаривайся!

– Ты рубишь те корни, те основы, что питают ветви нашей жизни – твоей, моей, всего славянского народа, который нуждается в твоей защите. Не лишай веры свой народ, народ, что поддерживает тебя. Мы живём по законам природы и поклоняемся им, они всесильны. Никто, тем более любой незримый Бог, не обладает могуществом воздействия на эти высшие законы, на законы самой жизни.

– Ты мыслишь очень узко. Я делаю всё в интересах Руси, а значит – в интересах нашего народа. И если ты стар, глух и слеп, то не тебе меня учить, как поднимать и укреплять авторитет Руси, а значит, и народа русского. Это ты, что ль, печёшься о народе? Да всё твоё рдение – это травы, коренья, заклинания да тёмный заговор. Многим ли помог твой заговор: «Всемогущие Перун, Сварог и Белее, прошу вас, оберегите и сохраните сына Даждьбога от сглазов, от наговора, от заклинаний, от клеветы, от лжи и от слухов порочащих. Да пусть сбудется всё сказанное». Может, ты считаешь, что вся эта болтовня сравнится с мечом острым, разящим? Не смеши, старик! Только сила ведёт нас вперёд. Ты сильнее, значит, с тобой считаются, а если ты слаб, тобой помыкают и обращают в раба. Кто сильнее, тот и веру устанавливает. Вот закон природы. Вот закон жизни. Или, может, ты считаешь себя сыном божьим, как сказано в твоём заклинании?

– Я сын природы, значит, и её божественная часть.

– Бог один и сын у него один – Христос. Не слышал о таком?

Но…

– Всё, разговор окончен. Я сегодня в хорошем расположении, так что иди восвояси. Но если не успокоишь толпу и не успокоишься сам, пеняй на себя. Карать будем как бунтаря.

Дружинник с удивлением взглянул на князя. Что это с ним? Народ беснуется, готов уж на княжеское подворье ступить, не то гляди – взломают двери княжеских хором, а он отпускает этого кудесника.

Как только за волхвом закрылась дверь, князь произнёс:

– Вижу, недоволен ты моим решением. Не торопись. Я сказал только половину – она касалась его ушей. А тебе я скажу: проследи за ним и отправь кого-нибудь из наших, пусть в толпе потопчется, узнает ещё смутьянов. Этот старец-то навряд ли их нам укажет. Толпу силой устраши, а когда выявишь главных зачинщиков, их надобно будет умертвить и подвесить на дубах у дороги, чтоб другим неповадно было: пусть их тела останутся на съедение зверям, хоть какую пользу принесут.

– А может, как и ране с кудесниками поступали – сжечь…

– Не как с кудесниками, а как с разбойниками поступим.

Боясь упустить старца, дружинник заторопился выполнять приказание князя.

А князь, нисколько не сомневаясь в его исполнительности, прилёг на скамью вздремнуть.

Снился ему лес. С каждым шагом лес становился всё гуще, всё дремучей. Вдруг совсем рядом услышал он рык матёрого медведя. А тут и сам он появился прямо перед ним – встал на задние ланы, оскалил острые клыки и угрожающе зарычал, обдав его тяжёлым звериным дыханием. Резко проснувшись, князь ощутил холодный липкий пот на лбу и ладонях. За окном стояла глубокая ночь. Не в правилах князя было задумываться над истолкованиями снов, вот и сейчас, отбросив наваждение сновидения, улегшись удобнее, он заснул крепким богатырским сном.

Утром другого дня верный дружинник предстал пред князем с докладом о вчерашнем бунте.

– Успеется, доложишь. Поднимем чарку, другую десятилетнего хмельного мёда из только что выкопанной бочки. Да что-то сильно я за ночь проголодался, ухи курячей хочется. И зови дружинников, вместе трапезничать будем.

Насытившись и повеселев от хмельного напитка, князь наконец спросил своего верного дружинника:

– Ну что, очистили землю русскую от кудесников?

– Очистили, княже. Всё прошло быстро: толпу разогнали, да из зачинщиков один этот старец-волхв и был, он и не сопротивлялся. Не ведал, что остатний день на солнце смотрит. Всё сделали и на дерево нечистого мертвяка привязали, как ты сказал. Да вот только утром его там не оказалось. Собралась толпа, и люди толковали, будто медведь угрыз кудесника и косточек не оставил. Другие баяли, будто медведь перегрыз те верёвки, коими он был связан, да и уволок его, а ещё сказывали, будто сам кудесник вдруг превратился в медведя, путы оборвал, да и убёг; вроде ему новая жизнь дадена, как милость богов за верность.

Князь сначала нахмурился, печать воспоминаний о вчерашнем сне омрачила его чело, а потом, рассмеявшись, сказал:

– Мы пойдём в лес, и забавы ради я посажу этого оборотня на рогатину.

Дружинники с весёлым одобрением приветствовали такие речи, подняв хмельные чаши за здравие князя, продолжили пир…

Глава 7

Преддверие сна встретило рёвом раненой белуги, оглушив в очередной раз своей страстью экзальтированной нимфоманки с верхнего этажа, впечатляющие габариты которой не могли привлечь ни тонкую организацию моей души, ни вибрации моего поджарого тела. Оставалось также загадкой, когда она снабжает свои телеса энергетической подпиткой, так как казалось, что этот рёв имел место в любое время суток с невероятной частотой, а в промежутках между ними раздавался её клик-плач не справляющейся со своим неуёмным эротическим желанием, призывающей самца на случку. Иногда, не поверишь, мне тоже хочется быть таким же простейшим, чтобы мысли не лишали душевного равновесия, и в промежутках между соитиями я думал бы только об одном – о новом соитии. Её родители при случайной встрече в подъезде, как принято, здороваются со мной и с подобострастием заглядывают в глаза, будто извиняясь тем самым за дочь, производящую так много шума, доставляющего неудобство соседям, – выдав эту тираду. Марсель опустился в кресло напротив Вениамина. – Нет, ты мне скажи, вот ты – журналист, ты смог бы писать свои очерки, если бы тебя постоянно вовлекали в этот рок-И-ролл?

– Ты же художник, – давясь от смеха, сказал Вениамин, – извлекай творческие нотки из рёва этой белуги, и всем будет польза. Изобрази сладкоголосую сирену, зовущую мореплавателя в свои объятья. Ты же так искусен, что можешь преобразовать звуки, услышанные в тишине ночи, в вечные живописные полотна.