Осень

- По-моему, Ульяна самостоятельно думает, - сказала математичка Маргарита Константиновна.

- Я поставила ей пятерку за самостоятельность, - сказала Ольга Денисовна.

- Вижу. И считаю нигилизмом вашу пятерку, - резко возразил директор. Во всяком случае, способствованием нигилистическим настроениям в учащихся. Есть учебники, уважаемая Ольга Денисовна. Учебник обязателен для учителей и учащихся, уважаемая Ольга Денисовна.

Он кинул тетрадку на стол с таким видом, будто и держать-то ее ему отвратительно.

Ольга Денисовна молча положила тетрадку поверх стопы и молча ушла из учительской, потому что звонок уже звал на уроки. Следом за ней быстрым шагом вышла математичка. И другие учителя, подхватывая свои классные журналы и книги, расходились по учебным кабинетам.

"Вольно или невольно, она насаждает скептицизм и критиканство", подумал директор.

- Вы правы, - как бы подслушав его мысли, поделилась задержавшаяся дольше других историчка Марья Петровна, лет пятидесяти, полненькая, пышная, неутомимо разговорчивая, любившая по каждому поводу высказывать свое мнение. - Ольга Денисовна хороший педагог, - делилась историчка, - а по головке гладит фрондеров и разных там философов в смысле "фи". А ведь хороший педагог.

- Вы думаете? - неопределенно усмехнулся директор и, сутуля плечи, тяжелой походкой пошел в кабинет к телефону.

- Виктор Иванович! - слышался в трубке сладкий голос Надежды Романовны. - Ну как? Что новенького?

- Рано еще быть новенькому, - почти грубо ответил он.

- Напрасно нервничаете, Виктор Иванович. Я доложила начальству. Полное одобрение. Как сказал один поэт: "Молодым у нас дорога, старикам почет". Вопрос решен. Никаких колебаний, Виктор Иванович. Действуйте, Виктор Иванович. До встречи.

Она повесила трубку.

Виктор Иванович закурил. Он курил редко, лишь в чрезвычайных случаях. В горле запершило, он раскашлялся, чихнул, выругался и погасил папиросу.

Некоторое время стоял с брезгливым выражением лица. Внезапно, что-то решив, какой-то не своей, крадущейся походкой вернулся в учительскую, огляделся. Никого. Все на уроках. Он подошел к столику Ольги Денисовны, схватил кипу ученических тетрадей, отнес в один из шкафов у стены, закрыл дверцу и, так же крадучись, пошел к себе почему-то на цыпочках.

У двери стал. Бледный.

- Нет! Не могу! - вырвалось хрипло. - Не желаю быть полным уж подлецом.

Он кинулся назад, к шкафу. Но в эту минуту в учительскую вернулась математичка Маргарита Константиновна, стремительная, как всегда, чем-то, как всегда, оживленная.

Директор охнул почти громко. Она в удивлении молчала. Что-то странное, жалкое показалось ей в позе директора, будто застигнут в чем-то дурном. Она так и подумала: "Будто застигнут".

- Что с вами? - спросила она.

- Ничего. А... почему вы не на занятиях?

- У меня пустой час. Я побыла у Ольги Денисовны, в своем классе, у нее на уроке.

Он круто, начальственно, как иногда это делал, повернулся к ней спиной и ушел к себе в кабинет.

4

Вчера она задержалась дольше обычного. Был литературный кружок, они обсуждали одно удивительное произведение. Обсуждали? Нет - спорили, восхищались, делились мыслями.

Два вечера она читала им "Белый пароход" Чингиза Айтматова. Читала Ольга Денисовна хорошо. Знала это свое уменье и любила читать ребятам вслух. После начинался разговор, иногда долгий, трудный, равнодушных не было - то и дорого Ольге Денисовне, что эти чтения и разговоры захватывали и будоражили всех.

Ульяна Оленина говорила медленно, с усилием, будто думала вслух. Отчаяние в ней вызнал "Белый пароход"!

- Если прочитаешь книгу и чувствуешь тоску?

- Смотрите! - ринулся в спор Женя Петухов. - Ей надо, чтобы в книгах писалось только о радостях и голубых небесах.

Худощавый блондин с ярко-синими глазами и круто изогнутым чубиком на лбу произнес свысока:

- А о чем же у нас пишутся книги? Соц-оп-ти-мизм.

- Гарик Пряничкин в своем репертуаре, - небрежно кинула Ульяна. И Женьке всерьез: - Но если после книги не хочется жить?

- А я после "Белого парохода" еще сильнее возненавидел гадов и кулачье! - рявкнул Женя Петухов, аккуратненький, ухоженный мальчик, у которого в его пятнадцать лет ломался голос, то срываясь на девчоночий дискант, то гудя, как из бочки.

- Где ты взял кулачье в наше время?

- Она не видит! - сорвался Женя на дискант. - А мещане? Хапуги?

- Наша Ульяна Оленина не знает хапуг. Хапуги - проклятое прошлое. Наша Ульяна Оленина вступила в полный коммунизм, жизнерадостно шагает каштановой аллеей и нюхает розы, - также свысока выговорил Гарик Пряничкин.

- Бросьте! Я читаю "Белый пароход" и мучаюсь... он меня мучает.

- В том и суть. Значит, не хочешь и не будешь мириться со злом. В этом и суть, - сказала Ольга Денисовна.

Она любила их споры и не жалела времени на такие вечера и беседы, вот уж не жалела ничуть! Ее восьмиклассников хлебом не корми - дай только пофилософствовать. Нередко Ольга Денисовна узнавала и слышала от них неглупые речи, но спокойно выслушивала иной раз и "завиральные" идеи, от которых Марья Петровна приходила в ужас.

- Кошмар! Чего только они вам не мелют! Предсказывают кончину Земли. Из-за того, что наша советская наука планирует повернуть течение сибирских рек, будто бы вращение земного шара изменится и... А все заграница, буржуазная информация, а вы, Ольга Денисовна, вместо того чтобы пресечь, позволяете рассуждать обо всем. На что уж Гарик Пряничкин нигилист, на моих уроках не пикнет. А у вас...

Ольга Денисовна вела старшие классы, в этих же классах Марья Петровна преподавала историю.

Ольга Денисовна ребятам нравилась, историчка - нет. Слишком обыкновенны и нравоучительны были ее уроки и никогда не дальше учебника. Потому, являясь в кабинет истории, ребята со скукой в глазах, лениво рассаживались по местам, вмиг улетучиваясь, едва заслышится звонок к концу урока.

Марью Петровну терзала зависть к учителям, которых ребята окружали в перемены, забрасывая вопросами, ходили по пятам, как за Ольгой Денисовной. Что они в ней нашли? Разве что вольности всякие им спускает? Либерализм.