Страница 50 из 226
Уже не более трех лиг оставалось до места событий, жеребец хрипел, роняя пену, а Сарну казалось, что конь плетется шагом, будто крестьянский одер. Уже хорошо различимы были крики людей, но паники в них Сарн не услышал. Щелкали крепления требушетов, и земля вибрировала глухими ударами падающих камней. Еще лига, и Сарн придержал коня. Теперь нестись, очертя голову было опасно. Можно было вылететь прямо в тыл орочьего войска. Сколько времени до сумерек? Сарн вскинул голову, ища скрывшееся в облаках солнце, и замер… Холодный солнечный диск застилали не облака. Откуда-то издали, с юга поднимался густой столб дыма. Леса так не горят… Так горит жилье. Что там пылало, покинутые деревни? Или стоящий там второй форт?.. Так что же, наконец, началось то, чего он так мучительно ждал все последние дни?
- Эру Единый, – пробормотал Сарн. Из подлеска не видно было, откуда поднимается дым, а влезть сейчас на сосну было рискованно – рука могла отказать. Атакованы два форта разом? А если не два? Если сейчас все пять крепостей осаждены, принц, терзаемый болезнью, не может руководить обороной, а сам Сарн по дурацкой случайности попросту выброшен из происходящих событий, как выпавшая из колчана стрела?
Несколько минут эльф стоял на поляне, удерживая бьющего копытами коня и лихорадочно соображая. А потом взмахнул рукой, проверяя гибкость суставов, подтянул ремни кирасы и пришпорил усталого жеребца. План родился быстро, хотя не отличался благоразумием...
====== Глава 18. Шипастые древки знамен ======
Рималлу было скучно. Он всегда отличался жаждой постоянной деятельности и, не имея устья для выхода энергии, становился сварлив и угрюм. Вот и сейчас решительно все в форте опостылело ему до зубовного скрежета. Еда была однообразна, вино закончилось, на охоте в сумрачном лесу было не до веселья, а долгожданного врага и вовсе было не слыхать. Только липкая, глазастая тишина надоедливо глядела со всех сторон из заснеженных чащ, дразня пряным ароматом опасности и все не выполняя обещания.
Эльф протяжно вздохнул и принялся чертить наконечником стрелы бессмысленные узоры на снегу, покрывавшем перила коновязи. Где Моргот носит командира? Сарн уехал еще на рассвете, обещая быть к ночи. Но иззябшие сосны потрескивали в чернильной полуночной стуже, и звезды попрятались в снежных облаках, а десятник все еще не вернулся. Остался ночевать в столице, не иначе. Ну как же отказаться от княжеских яств и застольной беседы, когда в форте от каждого лица уже с души воротит…
Рималл, сын одного из лучших кланов Лихолесья, всегда недолюбливал Сарна, считая его выскочкой, а потому необходимость подчиняться десятнику глубоко его задевала. Спросите вы у целителя, чем десятник так его раздражал, тот едва ли нашел бы исчерпывающий ответ, ну за исключением, разве, «не ваше дело». Но где-то в потаенном уголке души Рималла жил ревнивый вопрос: чем Сарн лучше других? Отчего именно он удостоился столь сердечной дружбы принца, что, говорят, тот не скрывает от Сарна даже самых сокровенных своих тайн? Этому фавору Рималл приписывал все без исключения достижения десятника. Влияние в отряде, благосклонность короля и успех Сарна у прекрасного пола – все это, по мнению целителя, было не более чем следствием леголасова покровительства. Ведь, имея в друзьях кронпринца, легко провозгласить свою взбалмошность отвагой, нахальство – легкостью характера, а полинявший в караулах камзол и не поддающуюся никакому гребню вороную гриву – обаянием.
Уезжая, Сарн собирался оставить замещающим Эглена. Но целителя отчего-то вдруг обуяла обида. Бьющий копытами конь Сарна, словно насмехаясь, напоминал о том, что десятника ждет столица, приветствия придворных, девичьи улыбки и хороший эль. Поддавшись мелочной зависти, Рималл напомнил десятнику о своем отличии в стычке с варгами и испросил права возглавить форт в отсутствие командира. Сарн не стал спорить, напротив, дружески хлопнул целителя по плечу и пожелал удачи, пообещав вернуться без заминок.
Первые полчаса Рималл ощущал некий победоносный настрой, но день тянулся бесконечно, снова такой же однообразный и невыносимо тоскливый, как и прежние. Смена караулов и мелкие распоряжения вскоре наскучили Рималлу, и своя прихоть стала казаться ему дурацкой и ребяческой.
Поежившись, эльф досадливо сгреб снег с перил, втолкнул стрелу в колчан и побрел на дозорную вышку, где маячила одинокая фигура здоровенного крестьянина.
- Все тихо, Кат? – вопросил он без всякого интереса. Этот бессмысленный вопрос прозвучал насмешкой в стылой тишине, где даже луна казалась тусклой серебряной монетой, оброненной в схваченную морозом грязь.
- Тихо и холодно, как в печи у нерадивой хозяйки, – сонно отозвался Кат, – сейчас бы поесть, да на боковую…
- Да ты, брат, мечтатель, – усмехнулся Рималл и отвернулся, кутаясь в плащ, полощущийся в ленивом трепете ночного ветерка. Кат в ответ лишь издал неопределенное, отрывистое хмыканье. Но Рималла одолевала тоска, хотелось скоротать время хотя бы за пустопорожней болтовней, а потому он снова взглянул на крестьянина, ощущая легкую неловкость за пренебрежительные слова… и остолбенел. Кат медленно оседал на занесенную снегом площадку вышки. Зрачки застыли в удивлении, а в груди торчала черноперая стрела.
Эльф не успел еще до конца осознать эту нелепую, бесшумную смерть, а непогрешимые инстинкты уже отбросили его под прикрытие частокола. Рималл прильнул к необструганным кольям, привычно останавливая дыхание и прислушиваясь к ночной тиши. Что это, одинокий стрелок? Или целая армия прячется под укрытием чернеющей стены леса? С четверть часа целитель недвижно внимал еле слышному шепоту ветра и поскрипыванию сосен, но кругом царила насмешливая тишина, словно несчастный Кат, глядящий сейчас в стылое небо тусклым стеклом глаз, лишь пригрезился эльфу от усталости и дурного расположения духа.
Встряхнувшись, словно от липкой паутины, целитель тенью понесся в бывший сельский трактир, где сейчас ночевала большая часть эльфов и несколько крестьян. В трактире было так же тихо и покойно, но щелястая дверь простуженно скрипнула на морозе, и вошедшего Рималла встретили две пары бессонных глаз.
– Что стряслось? – шепнул Эглен, поводя взглядом в сторону спящих, словно прося не тревожить их сна.
- Часового Ката пристрелили, – целитель торопливо зажигал факел, – орочья стрела, единственная, как сама из лесу припорхнула.
Недавно сменившийся с караула Нармо оторвался от плаща, который сосредоточенно чинил у хилой лучины, и вскинул на Рималла сумеречно-серый взгляд:
- Что за вздор-то, брат, в лесу даже совы не ухают, закоченели, поди. Когда это орки умели бесшумно по лесу ходить?
- Не знаю, – отсек Рималл, – да только Кат мертв, и стрела орочьей работы. Чего глядите-то! – рявкнул он вдруг, будя остальных, – хоть один, да засел мерзавец у форта! А мы тут мхом заросли, забыли, как луки в руках держать!
Этот резкий окрик разом сдернул с эльфов ставшую за последние недели привычной пелену меланхолии, Нармо вскочил, накидывая не дочиненный плащ. А вокруг уже стягивались разбуженные крестьяне.
- Отчего шум, Дивные, атака, что ль, намечается? – седой сапожник Ледон отчаянно зевал, оправляя смятую камизу. А юный Штарк, рябой и узкоплечий паренек, едва вышедший из детских лет, сглотнул, облизывая губы:
- Орки, папаша Ледон… Ката убили, милорд эльф сказывает… – в глазах Штарка метался обыкновенный страх.
В этот миг Рималл впервые ощутил, что понимает ненависть орков к людям. Эти бесхребетные существа не понимали, что только что был убит их земляк и односельчанин, они отвыкли от дисциплины за недели изматывающей тоски и неизвестности, и сейчас смотрят на него глупыми, осоловелыми со сна глазами, не осознавая, чего от них ждут, и по-овечьи ожидая приказов пастуха. Целитель часто задышал, сжимая челюсти и пытаясь обуздать гнев. Где же ты, Сарн, научившийся разговаривать с этим отребьем, знающий, как вбить в невежественные головы олухов свои распоряжения…
- Отставить пустые разговоры, – отрывисто сказал он, – взять оружие, поднять прочих защитников форта, все по обычным местам. Будет атака – так будем готовы.