Страница 189 из 191
- Это же Сталин, – угрюмо проворчал Троцкий, который сидел в другой стороне комнаты за письменным столом. – Ему же надо выпятить себя на весь Кремль.
Из-за стены раздался истеричный хохот Зиновьева, недовольные выкрики Луначарского и звуки разбитого стекла.
- Даже их пригласили, – бубнил наркомвоенмор. Нет, он был слишком горд, и даже, если бы Коба всё-таки известил его о свадьбе, тот всё равно бы не пришёл. Однако так как никакого оповещения не было, Троцкий себя подсознательно терзал.
- Господи, Лейба, пойди и попроси прекратить всё это! – не выдержала Седова. – Это невозможно больше терпеть!
- Думаешь, Коба меня послушает? – спросил Троцкий у жены, обернувшись. – Он же австралопитек! Как бы меня ещё за это не прибил чем-нибудь...
- Хватит петушиться! – разгневалась Наталья Ивановна. – Ты – второй человек в государстве, в конце концов! На передовой, значит, герой, а сейчас ты не можешь разобраться с кучкой поддатых наркомов?
- Я теперь не авторитет для них, Ната! – начал терять терпение Лев, повышая голос. – Сама знаешь, как они крыли меня на съезде, а теперь я заявлюсь к самому наглому из них и потребую прекратить? И чем это всё обернётся тебя не волнует, естественно! Куда там: сидишь себе под крылом Луначарского и горя не знаешь, покуда у меня идёт острополитическая борьба!..
- Я тебя выгоню вон, если ты не пойдёшь туда немедленно! – с угрозой прошипела Седова и Льву Давидовичу ничего не оставалось делать.
Троцкий простоял под дверью Кобы около минуты и, собравшись с духом, постучал. Музыка и песни акапелло заглушили стук и, конечно, никто его не услышал. Сдаваться было нельзя, отступать некуда. Троцкий стал стучать более настойчиво и даже хотел крикнуть о том, чтобы ему немедленно открыли, но его опередил хозяин квартиры.
Отперев двери, Коба вопросительно уставился на Троцкого, пока тот, гневно дыша, придумывал, как бы тактичнее поведать о своей проблеме.
- Послушай, – сквозь зубы довольно неуверенно начал наркомвоенмор, – я понимаю, что у вас тут только разгар пиршества, но не мог бы ты на этом закончить или хотя бы попросить вести себя потише? Завтра рабочий день, в конце концов, всем на работу вставать.
- Ты понимаешь, как унизительно выглядишь сейчас? – задал вопрос Коба, скептически приподняв бровь.
Опешив от такого ответа, Троцкий немного растерялся, но, безупречно владея импровизацией, быстро нашёлся.
- Возможно, однако изволь внять просьбам трудящихся. Эти ваши крики, песни, вопли просто физически не дают заснуть!
- Так и сказал бы, что тоже поучаствовать хочешь. К чему эта постоянная брехня?
- Ч-что? – непонимающе спросил Лев. – Нет, ты меня не понял...
- Ну заходи, что с тобой делать, – вздохнул Коба, хитро улыбнувшись.
- Позволь, неужели это?.. – оторопел Каменев, когда увидел возле стола немного отрешённого Льва Давидовича. После того, как Коба утвердительно кивнул, Лев Борисович задал новый вопрос. – Не думал я, что ты его пустишь. Вроде как договаривались: никаких драк на свадьбе.
- Э-э-э, – махнул рукой Джугашвили. – Пусть делает, что хочет. А то ты знаешь, что он на партийном собрании выдвинет вопрос о дебоширстве. Ему же после съезда нужно маленько поддать.
- Унизил ты его, Иосиф, ловко, – Каменев, немного пошатываясь, держал в руке наполовину пустой бокал с шампанским. – Вот что я хотел спросить...Вот скажи мне, Коба, что же ты теперь думаешь о славе? Не даёт мне наш тогдашний разговор в Ачинске покоя.
Джугашвили, услышав вопрос, удивлённо посмотрел на товарища. Он прекрасно знал, что когда кто-либо из знакомых слегка выпивал, тот начинал рассуждать о философии и нравственности.
- О славе? – переспросил Коба. – Любая слава влечёт за собой не только кило признаний, но и огромную ответственность. Когда публика ждёт от тебя великих свершений, генацвале, ты должен соответствовать этим требованиям. А если сбиваешься с курса, как твой шурин, то очень быстро скатываешься по наклонной прямой. Толпа по своему характеру чертовски неблагодарная женщина, нахлебница, ждёт готового, и иногда даже несправедливая. Однако согласись, ради завоевания такой женщины можно всем чем угодно рискнуть. И пойти на многое.
- Цель оправдывает средства, ты это хотел сказать? – улыбнулся Каменев, цитируя Макиавелли. – А сам-то ты готов бросить всё на кон ради этого?
Коба облокотился на стену, искоса наблюдая за своей женой – Надей. Он, вероятно, крепко задумался, как решил Каменеву, однако в голове грузина уже давно был ответ на его вопрос.
- Помнишь ровно два года назад мы в холодном поезде примчались в Петроград? Ты ещё подарил мне носки, – стал отвечать Коба, загадочно усмехаясь.
- Конечно помню, – подтвердил Каменев, кивнув в знак согласия.
- Мы же тогда не в Петроград ехали, – покачал головой Коба. – Мы ехали в неизвестность. Царь тогда только отрёкся от власти, а от Временного правительства можно было ожидать всего чего угодно. Разве мы не рисковали тогда? И разве не за славой ехали?
Каменев задумался и, хмыкнув, почесал затылок. Ему хотелось ответить, что они прибыли на помощь партии в деле социалистической революции, о которой они все так мечтали, но... это было бы слишком наивный ответ.
- Ну, хорошо, отчасти да, и вот теперь наша партия у власти, и мы добились всего, о чём мечтали, не так ли? Что же будет потом? Гнаться за большей славой? Разве есть ещё куда стремиться? Посмотри на себя: тебя же не узнать! Поставь себя двухлетней давности рядом с собой теперешним и скажешь: два таки разных человека! Вспомни: хмурый, мрачный, неразговорчивый, вспыльчивый – совершенно беспомощный человек, впавший в апатию. А теперь: красивый, женатый народный комиссар по делам национальностей – с Ильичом за руку здороваешься! Разве не об этом ты мечтал тогда?
Слушая Каменева, Коба все больше улыбался. Да, ему было приятно слышать все эти поощрительные слова, безусловно, однако во взгляде жёлтых глаз всё ещё оставалась та недосказанность и непредсказуемая закрытость, которые так не любил Каменев. Лев их теперь же просто не замечал: в его руках был бокал с шампанским, он был главой Моссовета – для полного счастья ему не хватало только лаврового венца на затылке. Однако не Кобе. Не после того, что он узнал и пережил за эти годы. Он был подобно игроку. И внутренняя борьба склонялась на сторону неудовлетворённости своих желаний. Вернее, что иначе чувствует человек, когда все его мечты исполнены? Он создаёт себе другие.
- Об этом, Лёва, – всего лишь ответил Коба, тепло хлопая товарища по плечу. – Об этом...
Празднество закончилось с рассветом, и все большевики успешно разошлись по домам. Потом Джугашвили долго смеялся, стоя у стены с трубкой во рту и слыша, как Наталья Седова бьёт мокрым полотенцем своего ветреного, затерявшегося благоверного. Такова была первая месть Кобы.
7 ноября 2017 г.
Самолёт приземлился в аэропорту Новороссийска ровно в десять часов утра. Из Москвы до самого южного города Краснодарского края нужно было лететь два с половиной часа. Это был приватный самолёт, предназначенный для перевозки крупногабаритных грузов. В этот же день он должен был вернуться обратно в столицу.
Дементьева увидела перед собой замерший город. Мёртвый мегаполис. Никогда раньше она не лицезрела подобного: автомагистрали пустовали, ибо дороги были расчищены к приезду нового представителя власти, лишь одиноко проезжающие где-то вдалеке автомобили глухо сигналили кортежу.
Виктория попросила остановить машины, потому что не хотела смущать местных жителей своей деловитостью и пафосом, но и беседовать с ними и отвечать на крайне важные вопросы народа времени не было. Сердце забилось в груди, словно дикая птица в клетке, когда Дементьева вышла из автомобиля на площадь. Она была оцеплена остатками спецподразделений: если люди и были там, то они стояли вокруг, негромко меж собой переговариваясь. Или это ей так казалось из-за волнения, а на самом деле массы неистово восклицали какие-то лозунги... Уши заложило и ничего вокруг не было слышно – только как бьётся сердце. И ещё какой-то эффект ретро-пластинки из граммофона. Странные вещи:осложнения после ранения провоцируют затухание органов чувств.