Зеркало

— Мне на работе фактически насильно дали месячный отпуск, — печально сказала Марианна. — Моральное поддержание без сохранения материального содержания. Сказали, что я сейчас больше похожа на ученика брадобрея, чем на классного женского парикмахера… Клиентура жалуется на мою почти полную отстранённость.

— А ты?..

— Я всем невнятно объяснила, что это просто хронически затянувшийся до середины июля поствесенний авитаминоз. Не могла же я им даже по секрету шепнуть в их любопытствующие уши, что у меня дома есть говорящее свет мой зеркальце эталонного мужского пола, к которому я раз в несколько дней бегаю на свидания. К себе домой… И ещё, что от такой же затяжной жизненной неопределённости идёт перманентная раскачка моего Бытия без его чёткой фиксации… Замысловато звучит, правда? Но — в самую точную точку обстоятельств…

— Я, конечно же, отпетый мерзавец… — Солий будто сразу слегка постарел лицом. — Последний мерзавец, и с первого же мгновения! Средоточие эгоизма и эгоцентризма! Случайно пришёл туда, не знаю, куда, краем глаза увидел, влюбился, и захотел того, не знаю, чего! Обладатель желания лучшего, совершенно не считающийся с возможностями его реализации!

— Это не обвинительный тебе, а больше — оправдательный приговор нам… — грустно улыбнулась Марианна. — Я бы и сама в подобной ситуации, скорее всего, повела себя так же… Это Стихия, которая управляет нами, не щадя никого и ничего…

…Или ещё:

Есть и другие метафоры. В том же пространном духе. Наткнулась недавно на сборник миниатюр. Там полно всего такого про других, что годится и для нас…

— Твои оправдания — слабое утешение… — нахмурился Солий. — Для меня, якобы сильного, и, вроде бы, именно поэтому — более ответственного… Что ты делаешь в вынужденном отпуске, моя красавица? В паузах между нашими желанными свиданиями?..

— Стараюсь поменьше бывать у себя дома, рядом с нашим зеркалом-видеотелефоном… Мой дом превратился в слишком тесную клетку для моей, ставшей почти вселенской, души. Я в нём хожу загнанными кругами перед закрытым окном в твой мир, они становятся всё короче, и я, в конце концов, застреваю у себя в прихожей. Как в святилище идолопоклонника… Чтобы окончательно на этом не зациклится, гуляю по городу и парку, это меня отвлекает от мрачного.

— А я сейчас лихорадочно ищу возможности преодолеть существующую между нами преграду. Нет пока чёткого понимания, как это можно сделать, но оно неизбежно придёт! Я вышел на тропу войны с Мирозданием, и я с неё уже не сверну! Ни при каких обстоятельствах!

— На войне можно и погибнуть… Даже в тылу…

— Тыл должен быть надёжной опорой, хорошая моя… Хотя бы иллюзорной… Чтобы быть отважнее на фронте… Подари мне Силу, а не слабость…

— А где сейчас фронт, и где тыл? В чьей душе — что?..

— Нас всё чаще сносит в негатив… — с грустью сказал Солий. — Все наши попытки позитива…

— Стена — она на то и стена. Чтобы разделять, а не сближать…

— Попробуем сделать стену тоньше, чтобы легче было её пробить… — провокационно улыбнулся Солий. — Скажи, фея, почему я тобой непрестанно и ненасытно любуюсь?.. Твоим сказочным лицом, твоим фантастическим телом, которое от меня в большей степени скрыто под красивой одеждой, твоими очаровательными жестами, твоими дивными движениями, твоим чарующим голосом… Не хватает мне только любований твоими обворожительными запахами…

— Мужчина всегда больше и дольше влюблён в недоступное, чем любит достигнутое.

— И всё-таки… Наверное, потому, что всё идёт от глаз, которые постоянно пытаются проводить сравнения. Тебя — из Прошлого — с тем, что я вижу в Настоящем… Ты настолько отличаешься от теперешних женщин, что моё зрительное восприятие это просто потрясает.

— Ну уж и так… — недоверчиво качнула головой Марианна. — Анатомия-то у нас одна.

— Казалось бы… Да только анатомия анатомии — рознь! У тебя красота естественная, и это мистически действует на моё подсознание… Мы теперь слишком увлеклись синтезом на потребу своим желаниям и вкусам. Сплошные эксперименты с исходным, и, казалось бы, вполне гармоничным природным материалом. И на генетическом уровне, и в виде эстетической пластики. Нравятся сейчас мужчинам у женщин широкие плечи, маленькая грудь, и узкие бёдра. Спортивные, в общем, дамы, приближающиеся своим телосложением почти к мужскому типу. Не знаю, почем так, но это есть, и слишком уж оно навязчиво… Есть и крайности, которые тоже нравятся многим. Например, женщины с телом Геркулеса, и лицом девочки-подростка. Гипер — в одном, и гипо — в другом! Ф-ф-у-у-у…

— Это всего лишь мода, — сказала Марианна. — Не более того. Эфемерная часть нашего устойчивого Бытия. Пришла, поправила сезон миром, и ушла, чтобы уступить место другой. В начале эпохи Возрождения была мода на бледных и субтильных женщин, потом у Боттичелли появились некие пропорции женского тела, а во времена Рубенса всем нравились уже пышки и толстушки. А каких женщин изображал наш Кустодиев!

— А ты у меня — вне Времени и его мод, — сказал Солий с восхищением. — Ты какая-то самостоятельная величина… Восхитительная и неповторимая! Богиня, спустившаяся с небес! По мою слабую до Красоты душу…

— И ты для меня — тоже бог. Во многих отношениях, а не только в плане недоступности… Что-то в тебе есть такое, чего я не встречала в наших мужчинах… Какой-то шарм — влекущий и завораживающий чем-то первородным и неукротимым… Мачо, в общем, как у нас теперь это называют. И нет у меня больше сил всему этому сопротивляться…

Марианна плавно встала с почти каменной табуретки, неверными шагами подошла к зеркалу, и приложила к нему растопыренные ладошки с дрожащими пальцами.

— Иди ко мне, отражение моей Души…

Солий вскочил так стремительно, что шезлонг опрокинулся. Через секунды они стояли по разные стороны Вселенной — рука к руке.

— Я рядом, моя дорогая… Вот он я… Даже если между нами — Бездна… Ты же меня видишь… Ты же меня слышишь… И ты меня чувствуешь… Даже вот так…

— тоскливо запела Марианна. -

…Солий оцепенел, мгновенно уловив трагическую мелодию её измученной души.

«— Ты что-то совсем раскисла, подружка… Если дело так пойдёт и дальше…»

— продолжала Марианна, точно никого и ничего не слыша. -

…Солий стал стремительно бледнеть, и с этим не смогла справиться даже его смуглая кожа.

«— Прекрати, это уже не про тебя! Даже мне, твоему второму я, противно слушать подобное нытьё!»

…Солий испуганно попятился от зеркала, глядя в пропасти безысходности, которыми стали глаза Марианны, споткнулся о шезлонг, и с грохотом упал на спину.

«— ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ?!. ЗАМОЛЧИ СЕЙЧАС ЖЕ, ДУРА!!.. — по душе Марианны кто-то словно бешено метался, ударяясь о её несуществующие стенки. — ЗАТКНИСЬ!!!»