Страница 6 из 33
В Евангелии 1339 года найдена такая ошибка: апустѣвшеи (т. е. опустевшей); а написано вместо о. Очевидный след аканья.
В духовной Ивана Калиты того же времени встречаются написания и растовець, и ростовци — опять невольное признание, что писец этой грамоты акал.
Значит, к этому времени в некоторых местностях Руси уже установилось акающее произношение. Но следы его в памятниках письма единичны, мало их. А ведь от этой эпохи дошло большое количество и толстых книгой грамот… Следов же аканья — раз два и обчелся. Не странно ли?
Объяснение может быть только одно: существовала прочная орфографическая традиция. Когда писец переписывал книгу, он точно, буква в букву, повторял тот оригинал, который лежал перед ним. Перерисовывал его. Когда писец не переписывал, а создавал свое, то каждое слово писал так же, как оно изображалось в старых книгах. Он строго следовал тем правилам, по которым писались древние священные книги; было желание: не отступить от них ни на пядь. Нужды нет, что эти правила не были собраны в особую книжку: орфография существовала в самих книгах, в текстах. И в памяти писцов: каждый из них следовал неколебимой традиции. До него не путали буквы о, а — и он не путал, хотя сам вместо безударного о всегда произносил а.
А может быть, аканье возникло не в XIV веке, а гораздо раньше; просто усердные писцы утаили его от нас? Не очень вероятно, но возможно. Мы-то, читая книгу, напечатанную в Москве, не находим никаких следов аканья. Наборщики, корректоры, редакторы не позволили ему показать себя… А раньше сами писцы следили, чтобы оно не показалось, нарушив письменную традицию.
Очень жаль, что писцы были так хорошо вышколены; для историков языка это серьезное огорчение. Чтобы установить законы развития языка, важно узнать, когда появилось то или иное звуковое изменение, например, когда появилось аканье. Узнать можно по ошибкам[20], а их так мало в рукописях. Каждую ошибку приходится открывать — и каждому открытию лингвисты радуются, и открытия даются нелегко.
Как только у народа появляется письмо, сейчас же начинают складываться общепринятые приемы его использования. Складывается орфография. Древняя это вещь — древнее многих других…
Своя, личная орфография
Ясно, что нельзя писать топор, а через строчку тапор. Но незачем стеснять волю люден: пускай у каждого будет своя орфография. Такое мнение высказывалось не раз: его поддерживали некоторые крупные деятели науки и культуры, например К. Э. Циолковский.
Пусть каждая газета, каждый журнал следует своему орфографическому кодексу; пусть каждый человек пишет по своим правилам, но всегда единообразно. Один всегда топор, другие строго последовательно — тапор. Каждый пишет по таким правилам, которые отвечают его характеру, склонностям, темпераменту, привычкам.
Особа консервативная, тяжелая на подъем будет писать по образцу прадедов и прапрадедов — может быть, даже с буквами ять, ижицей, фитой. Напротив, какой-нибудь ветреник примется жадно следить за орфографической модой и менять свои правила от письма к письму… все же в каждом письме он должен быть орфографически последователен. Человек мелочно-наблюдательный и дотошный возьмется воспроизводить в своих написаниях все особенности произношения (насколько это ему позволит алфавит). Изобретатель будет искать наиболее рациональные, экономные способы обозначения слов… Разве плохо?
Неплохо, только ничего из этого не выйдет. Ведь это значит, что каждый пишущий должен стать ученым-филологом. Он обязан решить, как ему необходимо писать любое слово, исходя из его собственных орфографических принципов. Он может пе составлять особую книгу — орфографический словарь, но в голове его носить обязан. Свой, самодельный. Нет, такая орфографическая самодеятельность до добра не доведет.
Здесь нечего фантазировать: было такое время, и не так давно, когда каждый был сам себе законодатель в орфографии. Вот что писал один учитель в 1879 году, более восьмидесяти лет назад:
При поступлении в должность преподавателя неопытному еще (сравнительно) педагогу тотчас же приходится браться за исправление орфографии учеников и тотчас же приходится становиться в тупик, как писать известное слово. Конечно, он обращается за помощью к академическому словарю, различным руководствам… и пр. и пр.; но, представьте его положение, везде он находит противоречащее одно другому мнение… Собственное, личное убеждение у него вырабатывается не вдруг, нужно все-таки на это время, а исправление ученических тетрадей не ждет, и поневоле приходится выбирать тот или другой способ письма. В немного лучшем условии находится и более опытный преподаватель, хотя он и выработал свой определенный способ письма, которого он и держится в своей практике; но может ли он с уверенностью сказать, что его правописание безошибочно?[21]
Далее автор рассказывает, какие могут быть неприятности, если у учителя одна орфография, а у его начальника другая. Видно, что этот вопрос очень волнует автора.
В начале и середине прошлого века каждый журнал и газета имели свои орфографические привычки и нормы, хотя и в пределах общей традиции. Да что прошлый век — вот свидетельство о совсем недавнем времени:
«Гослитиздат» печатает: восвояси, кухонька, паралелограмм, а помещающийся через улицу от него Детиздат — во-свояси, кухонка, параллелограмм. В Доме книги (в Орликовом переулке) сколько этажей — столько орфографий. Консультант Института подготовки и повышения квалификации редакционно-издательских кадров Огиза на вопрос, как нужно писать слово прийти, отвечает примерно так: «В Учпедгизе пишут притти, в ГОНТИ — придти. А вы из какого издательства? Пишите прийти: у вас принято такое написание»[22].
Хорошего в таких «собственных» орфографиях, как видите, немного. Возвращаться к тем временам, когда каждый сам себе был законодатель письма, не стоит[23].
О том, что всякий разнобой в орфографии плох, говорит история русского письма. Пестрота, беспорядочность в правописании вызывают недовольство и протест у всех, кто пишет и читает. Именно под влиянием общественных требований правописания норма становится все более строгой.
Вот точная перепечатка одного из писем А. С. Пушкина, с соблюдением всех особенностей его орфографии. Письмо адресовано брату Льву Сергеевичу (начало 1824 года).
Такъ какъ я дождался оказiи то и буду писать тебѣ спустя рукова. N. Раевской здѣсь. Он о тебѣ прнвезъ мнѣ недостаточныя извѣстiя; за чемъ ты съ нимъ чинился и не поѣхалъ повидаться со мною? денегъ не было? послѣ бы сочлись — а иначе богъ знаетъ когда сойдемся. Ты знаешь что я дважды просилъ Ивана Ивановича о своемъ отпускѣ чрезъ его Министровъ — и два раза воспослѣдовалъ всемилостивѣйшiй отказъ. Осталось одно — писать прямо на его имя — такому-то, въ зимнимъ дворце, что противъ Петропавловской крепости, не то взять тихонько трость и шляпу и поѣхать посмотрѣть на Константинополь. Святая Русь мнѣ становится не въ терпежъ. Ubi bene ibi patria. A мнѣ bene тамъ гдѣ разстетъ тринъ-трава, братцы… Русская слава льстить можетъ какому нибудь В. Козлову, которому льстятъ и Петербургскiя знакомства, а человѣкъ не много порядочный презираетъ и тѣхъ и другихъ… Плетневъ пишетъ мнѣ что Бахч. Фонт. у всѣхъ въ рукахъ… Остается узнать разкупиться-ли хоть одинъ экземпляръ печатный тѣми у которыхъ есть полныя рукописи; но это бездѣлица… Дельвигу буду писать но естьли не успѣю скажи ему чтобъ онъ взялъ у Тургенева Олега вѣщаго и напѣчаталъ. Может быть я пришлю ему отрывки изъ Онѣгина; это лучшее мое произведенiе. Не вѣрь Н. Раевскому, который бранитъ его — Онъ ожидалъ отъ меня Романтизма, нашелъ Сатиру и Цинизмъ и порядочно не разчухалъ.
20
Но не по опискам! Если кто-то по рассеянности вместо окно написал окро или окго, то такая описка ни о каких языковых фактах не говорит. Специалисты, изучающие рукописи, умеют отличать описки от ошибок.
21
Д. В. Аннинский. Несколько слов о русском правописании. «Филологические записки». 1879, вып. I, Воронеж, стр. 2.
22
К. Былинский, М. Уаров. О правилах единой орфографии и пунктуации. «Большевистская печать». 1940, № 3, стр. 35.
23
Замечу мимоходом, что малограмотные очень часто создают себе свою орфографию, даже не подозревая, что она их собственная. Языковед В. А. Богородицкий рассказывает об одной старушке-«грамотнице», которая сама придумала правило, как употребляется буква ѣ. Ей казалось, что тебѣ пишется с ѣ в конце, а мне — через букву е (на самом деле в обоих случаях нужна была буква ѣ). Поэтому, она писала: велелъ мне, по вѣлѣл тѣбѣ, т. е. «согласовала» правописание глагола с правописанием местоимения. Такое стремление к орфографической самодеятельности очень характерно для малограмотных.