Страница 14 из 14
«Как с ними поступать?» – спросил я у Сидора.
«А так и поступать, – пояснил мне Сидр. – На первом плане – человечность. Люди смотрят, что за человек пришел. Путевый – бог ему в помощь и наша поддержка. А то заблудится гад какой-нибудь, ему по седлу дадут, а он скулит потом, непуть позорная, воспоминания пишет.» Эх, жаль блатные писательскому ремеслу не обучены! Сколько интересного мы бы узнали!!! Ведь в те суровые времена безжалостная Красная машина уничтожала всех – белых, меньшевиков, эсеров, анархистов, церковь. И только Воры оставались той единственной силой, которая бескомпромиссно противостояла государству.
Ласковый май
Я давно заметил напряжение в отношениях Немца и Хохла с одной стороны, и четвертого буровика деда Оглы, сухопарого, похожего на грифа, старого азербайджанца – с другой. В какой-то момент Сидр сел разбирать их запутанный рамс. Наш стремящийся Мераб с умной рожей уселся туда же, хотя его никто особо не звал. Честно говоря, я не понял, чем этот рамс закончился. Но точно бескровно.
Тюремное начальство шалеет от нашей хаты. Хохол закатывает кипиш по каждому поводу. Начинает долбить ломом и просит поддержать соседние хаты. Прибегают мусора. Хохол падает на шконку и делает страдальческий кисляк. Немец, Лева и остальные дружно начинают орать: «Заберите человека! Человек умирает! Спасите! Вы что делаете!!!» После чего подхватывали Хохла под руки и волокли к двери. Хохол закатывал глаза и стонал. Вызванные тюремные коновалы обреченно выворачивали аптечки. Котировался теофедрин… На следующий день все повторялось снова. Но самый грандиозный кипиш случился 10 марта. Отбой на тюрьме в 22 часа. Мусора постоянно парились и забывали вырубить радио. В 22 начинались новости и шли пару-тройку минут. В этот вечер после новостей диктор объявил: «По многочисленным заявкам радиослушателей передаем концерт ансамбля "Ласковый май"». Тут тупорылые мусора спохватились и вырубили трансляцию. И что началось… Через мгновенье тюрьма выла и ревела, гремела кружками, шлемками[13], всем, что было под руками… Первыми начали малолетки. Немец и Хохол тоже, видимо, оказались страстными меломанами и поклонниками группы. Один привычно кинулся в атаку на дверь с ломом наперевес, второй пристроился к решке и начал орать: «Радио давай, педерасты!!!» Со двора централа доносились не менее дикие вопли. Арестантский люд охватило какое то массовое помешательство.
– Да здравствует Учредительное собрание! – заходился в крике бывший бригадир Балабан.
– Спартак – чемпион!!! – скандировал я.
– Аллу Пугачеву давай! – требовали грузины.
Появились испуганные мусора, бочком пробежались по коридору. Двери камер ходили ходуном. Один вертухай рискнул открыть кормушку: «Чего надо? Чего орете?».
– Ласковый Май давай!!!
– А колбасы вам не надо? – брякнул мусор и убежал.
– Колбасы давай, педерасты!!! – взвыла камера…
Кормушку вышибли… Минут двадцать бушевала тюрьма. Я сорвал голос. Мало-помалу страсти улеглись. Все были довольны и смеялись. Над собой, над мусорами, над жизнью… Такие чудеса можно увидеть только в тюрьме. Шестьдесят лет рецидивисту, два зуба в пасти, а туда же – «Ласковый Май» ему подавай! Заснять бы этот кипиш на камеру – лучшую рекламу Разину и Шатунову не найти. На утро в тюрьму приезжали народные депутаты, взволнованные ночным грохотом. По городу поползли мрачные слухи о кровавом бунте и жестокой расправе. Оказалось, зеки требовали не выключать концерт «Ласкового Мая». Дурдом!!!
Под утро в хате тарили под головы книги, шахматы, карты. Тюрьма только засыпала. Чуть свет в хату бодро залетал очередной корпусной и пытался поднять братву на проверку. Братва лениво отругивалась: «Иди, иди командир, видишь – все больные». Корпусной упрашивал поднять головы. Его посылали, и он уходил. Благодатные времена настали на Свердловской пересылке. Чего так не сидеть? Ночами к решке пробирался цыган из хозобслуги, знатный барыга. За десять дней продали ему костюм х/б, три мундштука и югославские туфли. Расплачивался, падла, 2–3 заварками чая. Тяжело чифиристам. Кто только на них не наживается! И обслуга, и солдаты ВВ, и мусора, и свои барыги…
В марте, накануне трансляции по «Маяку» матча «Спартак» – «Жальгирис», всю хату приготовили на этап.
Бой с поселенцами
В привратке собралось человек пятьдесят. Тут же бросились варить чифир. Вскоре дернули на шмон. Чтобы пехотинец не рылся в шмотках и книгах, сунул ему сеанс[14] «балет ГДР». Разместились в коридоре, ожидая посадку в воронки. Этап оказался большим. Кроме нас, строгих, ехали «особисты», усиленный и поселенцы. Полосатые попытались чем-нибудь поживиться среди нас. Шустрый дедок просил заварку. Не дали. «Ну, дайте хоть закурить», – не сдавался дедок. Не дали. Потом зарулил фраер «под Леньку Пантелеева»: в обшитой полосатым фуражке-восьмиклинке, длинном пиджаке и брюках напуском на сапоги. Этого лагерного модника быстро «снял с пробега» Сидр, задав несколько вопросов про «движение». Полосатый фраер смекнул, что тут есть гораздо блатнее его и потерялся.
Тем временем Немец и Хохол внедрились в ряды поселенцев. Многие из них были в богатых шапках, модных куртках. Шли они с Украины. Рожи здоровые, усатые под «Песняров». Шмоток добровольно не давали. По идее те, кто идет практически на свободу, обязаны поделиться необходимым с арестантами. Такие ситуации частенько приводят к конфликтам.
«Да чего с ними базарить», – Хохол сорвал с ближайшего шапку. В этот момент поселенцев крикнули на выход, а весь коридор занимал наш этап. Началась драка. Поселенцев выхватывали по одному и колотили. Они осатанело прорывались к спасительному выходу. На фоне чахлых орчан я был, конечно, мастеровитее. Тренировки в секциях самбо и карате даром не проходят, хотя для полноценных ударов было тесновато. Поселенцы один за другим выпуливались с коридора на площадку к солдатам ВВ и, в конце концов, вытащили с собой Мераба. Он оказался один с несколькими поселенцами и заорал: «Ребята! Прыгайте сюда! Я здесь один!». Продираясь к нему, я увидел четкий, как в замедленном действии, хорошо поставленный удар. Мерабу разбили нос, а я понял, что для меня есть достойный противник. Последним рывком, растолкав инертных товарищей, мне удалось вырваться на оперативный простор. Меня в стойке поджидал коренастый поселенец с хрящеватым боксерским носом. Не сближаясь, я мощно пробил майя-гири[15] ему в грудь. И сразу хорошую «двушку» в голову. Он упал. А следующего хохла уронил красивым «малаши»[16]… И еще успел улыбнуться сисястой девице, которая убиралась за решеткой. А где же свирепый конвой, так лютовавший в прежние годы? Солдаты позорно брызнули в разные стороны, уронив и разбросав наши дела. Вид поселенцев был страшен. Все растерзанные, с разбитыми рожами, но духовитые, падлы… Похватали доски, миски и перешли в контратаку. Плечом к плечу со мной бились Валера Цыган и Саша Иконник. Подоспели Немец и Хохол со штырями. Из глубины коридора истошными воплями из серии: «Держите меня семеро, раскручусь!!!» нас поддерживал Попенок. Солдаты вернулись с подмогой, им удалось захлопнуть дверь. В коридоре били последнего поселенца. «Я не с ними!!!» – вопил он. Оказалось, это зверек с усиленного, который пытался выступить в роли миротворца. Ну попутали, с кем не бывает. Короче, загуляли напоследок и дали понять конвою, кого им предстоит этапировать.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
13
Шлемка – миска.
14
Сеанс – эротическое фото.
15
Майя-гири – прямой удар ногой в карате.
16
Малаши-гири – боковой удар в карате.