Страница 1 из 2
Анна и Сергей Литвиновы
Горький инжир
Никогда не думал, что безмятежный отдых у моря может обернуться таким кошмаром.
Впрочем, как критично отзывается обо мне Римка, моя помощница, – свинья грязь всегда найдет.
Но давайте обо всем по порядку.
В художественных произведениях у частных детективов обычно не бывает родни. Исключение, пожалуй, составляет лишь Майкрофт, брат Шерлока Холмса. Но, согласитесь, в книгах о знаменитом сыщике роль родственных связей крайне слаба. (И в английском сериале с Камбербэтчем, в сравнении с первоисточником, значимость Майкрофта Холмса чрезмерно преувеличена.) Однако в жизни у сыщиков, как и у всяких жителей планеты Земля, обычно имеются мамы-папы, братья-сестры, племянники-дядья. Вот только с женами напряженка. У меня, во всяком случае.
Зато у меня есть, представьте себе, двоюродная бабушка. Зовут ее Маргарита Борисовна.
Главное достоинство старушки, как ни цинично сие прозвучит, – ее местожительство.
Проживает Маргарита Борисовна у самого синего моря, в Краснодарском крае, в поселке Тальяново. Всегда можно сорваться и примчаться к ней поплавать-позагорать. В ранней молодости я немало ее гостеприимством злоупотреблял. И с девушками приезжал, и с дружком моим армейским Саней Перепелкиным (сейчас Саня стал полковником и занимает кабинет на Петровке), и с целой компанией. Маргарита Борисовна была радушна, а места в доме и на участке всем хватало.
Но впоследствии незатейливым сельским удобствам, что предлагала она, появилась мощнейшая конкуренция со стороны пляжей «все включено» Турции и Египта. Да и деньжата в кармане у меня зашевелились. В итоге двоюродную бабушку, к стыду своему, я подзабыл.
Правда, контактов с Маргаритой Борисовной, как воспитанный человек, не терял. Временами ей позванивал – честно поздравлял с Новым годом и днем рожденья. Но с недавних пор она – вот бойкая дама! – стала чаще напоминать о себе. Освоила – в своем, довольно преклонном возрасте – интернет, вступила в социальные сети, стала пользовать мессенджеры, названивать по скайпу. В письмах и месседжах затрагивала разные темы, но центральной оставалась одна: «Приезжай, Пашенька, погостить». Всегда бодрая и активная, Маргарита Борисовна, которую я бабушкой-то никогда не называл, исключительно тетушкой, стала частенько давить на жалость: совсем я, дескать, одна осталась – ни родственников, ни даже друзей. Во всем мире имеется лишь один родной человек: ты, Пашуля. Да и стара я. Кто знает, если промедлишь, доведется ли снова свидеться?
А тут вдруг зазвучала в ее исполнении новая песня. Позвонила мне тетушка по скайпу и в ходе разговора неожиданно наклонилась ближе к камере, понизила голос и говорит:
– Боюсь я что-то, Пашенька.
– Боитесь? Чего? Или кого?
– Не переживу я эту зиму.
– Со здоровьем что-то неладное?
– Нет-нет, не в том дело.
– А в чем?
– Вот ты приезжай, я все и расскажу, – ушла она от вопроса, натужно рассмеялась и перевела разговор на другую тему.
В итоге я поддался жалости и повелся на интриги. Вдобавок всегдашняя приманка – в виде моря по эконом-варианту – на меня подействовала.
В хмурый осенний денек, когда в Москве зарядили дожди, никаких незакрытых дел надо мной не висело, а прогноз на Черноморском побережье сулил сплошные плюс двадцать пять, я оставил на хозяйстве Римку, оседлал своего верного четырехколесного Росинанта и еще до рассвета выехал в сторону Тальянова и Маргариты Борисовны.
Приятно, когда в ходе долгого путешествия температура за бортом авто неуклонно повышается. Начиналось все с плюс пяти хмурым московским утром. Но к середине второго дня, после донских и кубанских степей, предгорья Кавказа встретили меня ослепительно ярким небом, чистейшим воздухом и припекающим солнцем. Леса, покрывавшие горы, были лишь слегка тронуты желтизной.
Какой контраст в сравнении со столицей, где желтые и алые клены вовсю сбрасывали листву, а под низким небом стучащие зубами москвичи тщетно жаждали включения парового отопления! Поистине благословенный край!
Неуклонное потепление придало мне силы, и я завершил полуторатысячекилометровый путь раньше, чем планировал – около четырех часов второго дня.
Старушка меня ждала. Испекла пирог и приготовила миску инжира.
С гордостью сказала:
– Инжир свой. Без всяких химикалиев. Ешь, пока не посинеешь.
Выглядела Маргарита Борисовна не очень здорово. Десять лет, что миновали с нашей последней встречи (и что скрывал скайп), прошли для нее недаром. Худенькая и совсем седая – да, она двигалась быстро – после очередного тура возни на кухне начинала задыхаться, резко бледнела и была принуждена присаживаться и отдыхать. Казалось, она усохла и сгорбилась, а шишковатые пальцы рук скрючил артрит.
– Тетушка, неужели вы сами инжир для меня собирали? – удивился и умилился я.
Она неожиданно смутилась и проговорила неопределенно:
– Да нет, не сама. Есть у меня помощники. – И тему развивать не стала.
Дом бабуленьки притулился на склоне горы, и участок резко уходил вверх. Тетя Марго спросила, где я предпочитаю ночевать: в ее большом и теплом доме или в маленьком, неотапливаемом, гостевом? Домик для гостей располагался на краю принадлежавшей ей территории – дальше, безо всякого забора, начинался лес. Рядом с домиком стояли два молодых дубка, которые за время моего отсутствия сильно прибавили в росте, а дальше могучие дубы, перемежаемые подлеском, распространялись высоко в гору.
Я выбрал для проживания, как всегда, маленький гостевой, тогда хозяйка выдала мне комплект постельного белья и приказала взять электрический обогреватель.
– Ты уж прости, Пашенька, я тебе стелить не буду, не дотащусь.
К гостевому домику вело по склону двадцать семь крутых ступеней. Когда-то их бетонировал муж тетушки, Игорь Поликарпович. С тех пор ступеньки поросли травой и мхом и наполовину осыпались.
Поликарпыч исчез в середине девяностых. Сильно любил он выпить, многажды пропадал из дому на два-три дня, на неделю. А в один «прекрасный» день сгинул с концами. Ни его самого, ни тела так и не нашли. Девяностые вообще были не самым ласковым временем по отношению к аутсайдерам. Спустя пять лет Игоря Поликарповича официально признали умершим.
Я дотащился с обогревателем до гостевого домика. Открыл дверь ключом, распахнул окно. Было заметно, что в домике давно никто не жил. Воздух затхлый и влажный, по углам развесились клочья паутины, лампочка, когда я включил свет, вспыхнула и перегорела.
С тех пор, как я живал здесь, обстановка не переменилась и оставалась подлинно спартанской. Меня ожидали две кровати, застеленные солдатскими одеялами, и одна тумбочка. На стене – вешалка и две картинки из иллюстрированных журналов, забранные в сиротские железные рамки: «Медведи в лесу» и «Иван Грозный, убивающий своего сына». Я приладил обогреватель и решил протопить перед сном, прогнать вековую влажность.
Вышел на крыльцо, присел на ступеньку. Под морским ветерком над моей головой шуршали дубы. Вид от гостевого домика открывался бесподобный. Все как на ладони. Большой дом, где проживала Маргарита Борисовна, рядом принадлежащее ей патио со столом и электрической плиткой. Чуть ниже – пыльная улица, где играли мальчишки (в воздухе раздавались их резкие выкрики) и время от времени проползали автомобили. От автострады, проходившей немного в стороне сквозь поселок, доносился ровный неумолкающий шум. А если поднять глаза выше, можно увидеть бесконечные горы, усеянные желтеющим лесом и – кое-где – домиками поселка. И главный бонус гостевого дома (я про него подзабыл): отсюда можно рассмотреть кусочек моря, что проглядывает за складками гор. Море, ровное, синее и прекрасное, блистало всеми своими искрами в закатном солнце.
К вечеру здорово похолодало, но все равно, по согласованию со мной, тетушка подала ужин во дворе. Я спустился из своего обиталища по щербатым ступенькам. Стремительно темнело. Маргарита Борисовна зажгла фонари. Я надел свитер.