ОСА-12

- Хм, - издала какой-то не слишком понятный звук Миранда. Она стояла спиной к камере, так что её лица Хейс не видела, но была готова руку дать на отсечение, что та недовольна вопросом. - Я же присылала вам все разъяснения по поводу проекта, Уильям. Вы с ними ознакомились?

- Честно пытался, док, - признался он. - Но там столько научного дерьма, что я даже при всем желании не смог разобраться. Можете объяснить по-человечески?

Какое-то время женщина на записи молчала, не шелохнувшись, как будто раздумывая, стоит ли заставлять себя ответить. Потом холодно отчеканила:

- Первая стадия проекта - это вживление в организм первого типа имплантатов, нанороботов класса Vetro-8, изобретенных доктором Лихтом и призванных помочь организму адаптироваться к предстоящим операциям в виде внедрения синтетической ткани в кости и мышцы для последующей реализации вживления кибернетических имплантатов более сложного уровня…

- Оу, доктор Лоусон, не скажу, что вы сделали все это дерьмо понятнее! - остановил её Кэннон, ухмыльнувшись.

Миранда несколько секунд молчала, прежде чем сказать:

- Мы сделаем из вас супер крутого киборга. Так понятнее?

- Черт, мне это даже нравится, - хмыкнул Кэннон. - Надеюсь, вы ничего мне не отрежете? Важного для жизни?

- Не волнуйтесь, все функции организма останутся при вас. Ничего не отрежем. Лишь видоизменим, добавим, сделаем лучше.

- Ладно, хрен с этим. Мне не впервой ложиться под нож. Берите свои анализы.

Дальше запись была не слишком интересной: Миранда делала какие-то пометки в датападе, прикрепляя новые датчики, что-то отмечая и внимательно изучая - словом, занималась нереально скучными вещами. Поэтому, когда раздался свист, а на записи стало видно, как Кэннон, сложив губы трубочкой, издавал какую-то мелодию и слегка потряхивал головой и плечами в такт, Хейс не слишком удивилась и против воли, несмотря на то, что глаза как-то незаметно залились слезами, рассмеялась.

Он оставался в своем репертуаре, даже лежа на медицинском столе! Вот только это не продолжалось долго - Миранда не выдержала:

- Прошу вас, Уильям, прекратите. Здесь не цирк.

- Да, в цирке явно было бы веселее… - отпарировал он, но все же прекратил.

Потом следовала еще часовая запись проводимых анализов с короткими комментариями Лоусон специально для фиксации на камере, так что Хейс, быстро переключая, убедилась, что здесь больше ничего интересного нет.

Вытерев непрошенные слезы, она просмотрела список записей, сообразив, что вряд ли ей удастся просмотреть свыше восьмиста файлов. Так что выбрала наугад один из них, датированный спустя три месяца после первого и с грозной пометкой «переход на вторую стадию». И тут же поняла, что этого делать не нужно было, но оторваться не смогла.

На этой записи Уильям уже не улыбался и не шутил. Он лежал на кровати в каком-то помещении, похожем на медицинскую палату, и выглядел крайне слабым и очень бледным. Через какое-то время появился мужчина, тот самый доктор Лихт, которого Проайс так красноречиво назвала «Франкенштейном».

- Как вы себя чувствуете, Уильям? - спросил он, подойдя ближе и рассматривая пациента, причем с таким выражением, как будто перед ним лежал не человек, а объект исследования. Скорее всего, так и было.

- Чертовки плохо… - признался тихо Кэннон. - Как прошла операция?

- Хорошо, - ответил Лихт. - Но к нашему глубокому сожалению, ткани регенерируют не так быстро, как мы надеялись. Наши первоначальные прогнозы были слишком оптимистичными. Мы вживили вам первый тип имплантатов, которые должны были помочь организму адаптироваться к следующей стадии. Однако ткань не регенерирует с максимальной скоростью, несмотря на мои попытки катализировать процесс. Я считаю, что это связано с активностью мозговой деятельности, так как организм затрачивает лишние силы на бодрствование. Но лидер Организации, как, впрочем, и доктор Лоусон посчитали ваше добровольное согласие на участие в экспериментах прекрасным условием для вашего скорейшего выздоровления после операции и скорейшую адаптацию организма к изменившимся условиям функционирования. К сожалению, они ошиблись, поэтому мною была дана рекомендация ввести вас в коматозное состояние, чтобы заживление происходило быстрее…

- Нет, нет, нет, - Кэннон, превозмогая боль, схватил доктора за руку. - Только не так… Я все вытерплю, только не вырубайте меня, док, так надолго.

- Уильям, - мягко, как будто говорил с подверженным социопатии пациентом, ответил доктор, - уже все решено. Я хотел предупредить вас об этом, чтобы вы не считали себя обманутым. Но решение уже принято.

- Как оно, мать вашу, может быть принято, если я сам не согласен? - вспыхнул Кэннон, по-прежнему крепко держа врача за руку, однако по голосу становилось понятно, что это давалось ему с огромным трудом. - Я не хочу этого! Постойте… Вы можете хотя бы позволить мне связаться кое с кем?..

- Увы, все контакты с внешним миром в рамках проекта запрещены, - с появившимися равнодушными нотками возразил доктор.

- Она не из внешнего мира! Она где-то здесь должна быть, на этой станции или другой… она тоже из «Цербера», - силы наконец закончились, и Уильям отпустил врача и откинулся на спину. - Позвольте мне просто связаться с ней и сказать… сказать, чтобы она проследила…

- Это невозможно, - оборвал доктор и кивнул кому-то, кто, как оказалось, был в палате, но не попал в поле зрения камеры.

- Что?…- Кэннон не на шутку испугался, когда к нему подошли два санитара довольно крепкого на вид телосложения. Они стали удерживать пациента, не позволяя ему сопротивляться.

- Нет!… Вы не можете!.. Так нельзя!… - кричал Кэннон, не в силах изменить что-либо. А, увидев иглу в руках доктора, понял, что это не шутки. И стал сопротивляться сильнее, но ничего не смог поделать: его сил было недостаточно после операции, а сдерживали его крепко. Какое-то время после инъекции он еще дергался, а потом ослаб и, еще не до конца потеряв сознание, что-то попытался сказать. Это был столь тихий шепот, что камера не зафиксировала звука, но Хейс была готова поклясться, что прочитала по губам: «Хестром».

Она быстро вырубила запись дрожащей рукой. Её снова замутило. Она стала дышать глубоко и ровно, прогоняя дурноту, вызванную ужасным открытием: Кэннон надеялся на её помощь, когда ей было плевать. Что она делала в то время? Кажется, пыталась завербовать очередную жертву церберовских экспериментов по имени Джек, но справедливости ради Хейс понятия не имела, что случилось с Подопытной Ноль, поскольку ей предоставили лишь краткую характеристику по Объекту Внедрения, но биография или другая информация была засекречена. Почему она вспомнила об этой дикарке сейчас, по прошествии уже четырех лет, когда почти не вспоминала о ней на протяжении этого периода?

В то время она, будучи неосведомленной, все же догадывалась о том, что над Подопытной Ноль проводились какие-то эксперименты. Об этом свидетельствовало даже это название - Подопытная Ноль. Но Криз, завершив задание по запасному плану, посчитала добровольную вербовку в «Цербер» невозможной, и ей не хотелось вдаваться в подробности. Теперь же, если предположить, что с Джек поступали хотя бы отдаленно таким же образом, как поступили с Кэнноном, причина её необъятной ненависти к «Церберу» была ясна.**

И вот теперь, столкнувшись с результатом церберовских «исследований», Хестром вспомнила и про Джек. А то, что сделали с Уильямом, она теперь вообще никогда не забудет. А сколько еще таких? И что, если она сама когда-нибудь будет так же кричать о помощи, но никто не придет?

И самое страшное: что, если в очередном задании ей снова прикажут завербовать какого-нибудь бедолагу, чтобы ставить над ним эксперименты, как над подопытной крысой? Сможет ли она снова выполнить приказ без единого изъяна и не поморщившись от отвращения? Сейчас, когда ширма с глаз сброшена, когда проведена эта черта, она больше не в силах притворяться, что все вокруг нормально, как и раньше.