Страница 60 из 65
Там после встречи с директором по научным исследованиям, знакомым ему еще по переговорам ОСВ-1, и началась его предательская деятельность, которую он объяснял желанием «нанести ущерб КГБ путем раскрытия имен его офицеров и разоблачения тайных операций».
«Федоренко… давал информацию не только о КГБ. Сергей рассказывал нам все о ракетах среднего радиуса действия „СС-4“, которые Советы пытались разместить на Кубе, а также о других ракетах… Однако его наиболее ценным вкладом в то время было разъяснение механизма работы советской оборонной промышленности. Мы не имели представления, как Советы принимают решения, какие системы оружия созданы и кто какой контракт получит… Опыт и знания Федоренко имели кардинальное значение для Пентагона, который на основе его информации в конце семидесятых годов полностью пересмотрел свои оценки военной мощи Советов… „Мне не нужны ваши деньги, — сказал Федоренко, когда он добровольно предложил свои услуги. — Я это делаю по собственному желанию и буду делать так, как считаю нужным… Я не хочу быть обязанным вам“. Тем не менее ЦРУ начало откладывать для него наличные… Вскоре Сергей Федоренко отзывается в Москву».
По словам Питера Эрли, американцам стоило большого труда отговорить его от намерения остаться в США.
«Федоренко был назначен на работу в то же самое управление Министерства иностранных дел, где по возвращении в Россию работал Огородник». Правда, потом его перевели на работу в другое место. Узнав об аресте Огородника, С. Федоренко забеспокоился, если не сказать большего. «Он гордился тем, что умел избежать разоблачения». Но тут же ему в голову пришла мысль: если в ЦРУ есть агент КГБ, то он обречен.
И снова Пит Эрли:
«Он поехал в Подмосковье на дачу к своему влиятельному тестю. От имени зятя Николай Федоренко задал несколько вопросов своему старому другу Борису Соломатину и получил тревожный сигнал. „Генерал говорит, что в твое досье забралась проститутка“, — сказал тесть. Младший Федоренко понял это выражение: кто-то в КГБ стал интересоваться его связями с американцами, его подозревают в шпионаже… Елена была еще на работе, когда он вошел в тихую квартиру… сел и задумался. Вдруг он почувствовал, что что-то не так… В квартире все было как обычно, однако интуиция подсказывала, что ее обыскивали. Он поспешил к своей коллекции записей джазовой музыки. Более трех тысяч пластинок стояли вертикально… Сергей ставил их в таком порядке, который отвечал его эстетическим вкусам. Он заметил, что некоторые из них были не на своем месте. Кто-то вынимал их… и не ставил назад в прежнем порядке. Федоренко был уверен, что в квартире побывали сотрудники КГБ. Он вытащил пластинку из конверта, снял два листа белой бумаги, предохраняющие ее от царапин… Сотрудники КГБ не догадались о его уловке… ЦРУ снабдило его бумагой для тайнописи… Он вытащил все альбомы с секретной бумагой… направился в спальную комнату, где была спрятана фотокамера… уложил шпионские принадлежности в пустую жестяную банку… и поздно вечером… пошел до находящегося неподалеку парка… и закопал ее».
Можно было бы продолжать и дальше, но о предательстве С. Федоренко и так вполне достаточно. Следует лишь добавить, что из очередной командировки за границу ни он, ни его жена Елена не возвратились и что в настоящее время они проживают в США.
Но кто же такой был Сергей Федоренко? Его настоящая фамилия — Ниц. В поле зрения Седьмого отдела Второго главного управления он попал еще в бытность сотрудником арбатовского Института США и Канады. Отделение, которое я тогда возглавлял, осуществляло оперативное обслуживание институтов востоковедения. Дальнего Востока, Латинской Америки, вышеупомянутого и других. Чтобы читателю было понятно, в чем именно заключалось оперативное обслуживание, необходимо сказать, что оно состояло прежде всего в работе, направленной на предотвращение возможной утечки за рубеж наших секретов и проникновения агентуры иностранных спецслужб на интересующие их объекты. Кроме того, на основании существовавшего порядка вопрос о возможности выезда того или иного лица в служебную командировку или по каким-то другим делам за границу решал так называемый Выездной отдел ЦК КПСС, а предварительное мнение по этому вопросу должно было высказать одно из соответствующих оперативных подразделений КГБ. Выездной отдел ЦК КПСС интересовался сведениями, на основе которых и решался вопрос, разрешить человеку выехать за рубеж или нет. Они касались, в частности, таких вещей, как степень осведомленности рассматриваемого лица в том, что составляло государственную тайну, его моральные качества, взаимоотношения с членами коллектива, в котором он работал, обстановка в семье, наличие или, наоборот, отсутствие судимости.
Делалось это потому, что, к сожалению, не все выезжавшие за рубеж вели себя там вполне достойно, некоторые из них нарушали, по тогдашней терминологии, правила поведения советских граждан за границей. Кто злоупотреблял алкоголем, кто совершал и более серьезные проступки, включая преступления. Так, однажды при возвращении из служебной командировки в США во время посадки самолета «Аэрофлота» для дозаправки в лондонском аэропорту Хитроу сотрудница Института США и Канады Орионова, покинув борт самолета и не имея желания возвращаться на Родину, попросила у местных властей политического убежища. С ней был установлен контакт английскими спецслужбами, которые, получив от нее интересующую их информацию, в скором времени переправили ее в США, где передали своим коллегам из ЦРУ. И это был не единичный случай.
Что же касается Сергея Ница, то нам было известно, что, вступив в брак, он сменил свою фамилию на фамилию жены — дочери известного советского дипломата. Многие, не зная об этом, считали, что он сын Н. Федоренко, и это не могло не определять их к нему отношение. Тем более что в этом институте работало достаточно много сыновей и дочерей высокопоставленных родителей.
Детство Сергея Ница было далеко не безоблачным. Трудные годы войны, карточная система, безотцовщина не могли не сказаться на особенностях формирования его как личности. Будучи человеком одаренным от природы, он получил необходимое образование, выгодно женился и не без помощи своего тестя добился соответствовавшего его желанию положения.
В институте Ниц-Федоренко ничем особенно не выделялся, близких дружеских отношений ни с кем не поддерживал и практически держал окружающих на определенной дистанции. Из всей его биографии было известно лишь то, что его дед якобы за какую-то провинность провел десять лет в одном из сибирских лагерей. Даже в то время это не вызывало в отношении его каких-то серьезных подозрений. Но вот смена фамилии, хотя подобные вещи и допускались Семейным кодексом, давала основание строить разные предположения относительно ее истинной цели. Это как-то невольно ассоциировалось с известной притчей о том, как молодой джигит, спустившись с Кавказских гор и приехав в Москву, чуть ли не сразу же женился — и не на какой-то там простой москвичке, а на дочери самого министра, ставшего впоследствии Председателем Совета Министров. Бывает же такое!
Однако вернемся к теме. По мнению сотрудника отдела Второго главка, непосредственно занимавшегося Институтом США и Канады, человека въедливого и обстоятельного, Ниц-Федоренко производил впечатление самонадеянного и самовлюбленного человека, кичившегося своей принадлежностью к элитной среде. Многие в институте недолюбливали его. Но все эти не очень симпатичные качества не могли быть серьезным основанием для каких-либо действий с нашей стороны.
Когда человек меняет свою фамилию, невольно, как уже говорилось выше, возникает вопрос, с чем это может быть связано. Когда-то это вполне можно было объяснить необходимостью конспирации. Например, член партии с 1896 года Яков Давидович Драбкин в одночасье превратился в Сергея Ивановича Гусева и пребывал под этим именем вплоть до своей кончины в 1933 году.
Можно понять и Сергея Кострикова, сменившего свою фамилию на Киров[19]. Как поведало нам наше радиовещание в годовщину гибели Кирова, он еще в начале своей революционной деятельности якобы выступил в роли организатора и активного участника убийства ни в чем не повинного человека. Произошло же это так.
19
Между прочим, мало кто знает, что в основу партийного псевдонима Сергея Кострикова положено имя персидского полководца и царя Кира II Великого, жившего еще до нашей эры.