Страница 2 из 16
Пригласивший нас чилиец был близок к правящей партии, да и я не впервые был в этой чудесной стране. Был знаком даже с Эрнаном Вихи, отцом чилийского экономического чуда, трудившегося при хунте министром. Но все, к кому мы обращались, включая бывшего министра, твердили одно – забудьте! Генерал, в ту пору главнокомандующий сухопутными войсками и пожизненный сенатор, не давал интервью. Никогда. Никому. Только вчера он отказал CNN. Просто забудьте. Выбросьте эту идею из головы и езжайте с миром домой.
А в Чили как раз случились президентские выборы. И я решил – а пойдем-ка мы на участок, где будет голосовать генерал. Брошусь к нему в ноги и жалобно, по примеру Кисы Воробьянинова, пропищу: так, мол, и так, снимаю про вас кино, а вас там нет!
Идея была дурацкой. За несколько минут до появления генерала его охрана прорубила в толпе журналистов коридор, Пиночет быстро проголосовал и, не ответив ни на один вопрос прессы, уехал. Но!
Примерно за полчаса до его появления на избирательный участок приехала с инспекцией какая-то шишка. Шишка была представительным седовласым мужчиной с голливудским лицом, одетой в ослепительно белый военный китель с золотыми позументами. Редактор Надежда Шульженко, сочетавшая в себе при маленьком росте видную внешность, природное обаяние, высокий редакторский профессионализм и кумулятивную силу противотанковой гранаты, бросилась на шишку грудью, приперла её к стене и залопотала что-то на французском языке, шишке не известном. Минутного замешательства начальника хватило, чтобы к ним пробрался и я – с челобитной.
Начальник оказался ни больше ни меньше военным комендантом Сантьяго-де-Чили. Тут надо заметить, что была пятница, а в ближайший вторник самолет «Аэрофлота» уже должен был увезти нас восвояси. Времени, стало быть, оставалось только три дня… Выслушав, комендант сказал: «Позвоните мне в субботу ровно в 12.00».
Понятно, правда? Выходной, наутро после выборов – шансов на успех никаких.
Но в полдень субботы телефонная трубка вдруг сообщила голосом коменданта: «В полдень понедельника мой генерал встречается с избранным президентом Чили, а в 12.45 ждет вас в своем рабочем кабинете в министерстве сухопутных войск».
Честно сказать, в такую удачу я до конца не поверил. Но решил подготовиться – написал вопросы, которые хотел задать Пиночету. Понятно, они были сформулированы предельно корректно. Там не было ничего типа: «Хорошо ли вы спите по ночам, генерал, не приходят ли к вам призраки убиенных патриотов?». Максимум отваги, которую я себе позволил в этом списке, сводился, пожалуй, к следующему: «Если бы история повторилась сегодня, поменяли бы вы что-нибудь в методах, которыми действовали в 1973-м году?»
И это был первый вопрос, который вычеркнул из моего списка адъютант Пиночета, сидевший в его приемной в ослепительно белом кителе с красными погонами и золотыми позументами. Впрочем, он вычеркнул оттуда и все остальные вопросы, оставив только один: «Расскажите о своих родителях».
«Все будет происходить так, – сообщил мне адъютант. – Вы входите, приветствуете моего генерала, оператор снимает ровно 30 секунд. Потом оператор уходит, а вы остаетесь с ним ещё на целых три минуты».
Понятно, мечтал я совсем о другом.
Честно говоря, еще в самом начале карьеры, трудясь в редакции Южной Америки Агентства печати «Новости», а потом в международном отделе «Комсомолки», я принял активное участие в демонизации Аугусто Пиночета. Тогда многое виделось другими глазами.
Для тех, кто не помнит: в 70-х годах прошлого века примерно половина чилийцев решила построить социализм. Другая половина, погромыхав пустыми кастрюлями на улицах Сантьяго (этот митинг домохозяек вошел в историю как «Марш пустых кастрюль»), махнула на это дело рукой – пусть пробуют. И они попробовали. Уже через несколько месяцев после победы на выборах правительство Народного единства довело до полного хаоса эту прежде благополучную страну, гордившуюся многочисленным средним классом. Теперь людям приходилось занимать очередь на рассвете, чтобы купить домой хоть какие-нибудь продукты. Когда стало понятно, что хаос не кончится никогда, в ход исторического процесса вмешались военные. Правда, не без помощи ЦРУ, хотя и социализм в Чили строили тоже не без помощи советского КГБ и внешней разведки Кубы.
Осуждение путча, возглавленного Пиночетом, было одной из любимых тем советской пропаганды. Трудящиеся сочувствовали чилийцам. Собирались на митинги в цехах и универмагах, требовали отпустить на волю вожака коммунистов Луиса Корвалана, который томился в застенках. Был даже анекдот: «Пока эту… Ну, как ее… Луизу, что ли?… На карнавал не пустят, я работать не пойду!» Забегая вперед: «Луизу» так и не пустили на карнавал, но через несколько лет обменяли на советского диссидента Владимира Буковского. Вожак чилийских коммунистов уехал после этого в ГДР, а потом, после крушения Берлинской стены, вернулся в Чили, где прожил достойно и тихо до самой своей кончины.
О том, что другая половина чилийцев рукоплескала военным, у нас мало кто знал, а кто знал – помалкивал. Какие глупости тогда писали в наших газетах – вспомнить стыдно. И что Пиночет, подумать только, построил себе большой загородный дом. И что сын супостата возглавил коммерческую фирму. И что его свита беззастенчиво ворует из государственной казны, и что… Понятно, они не были ангелами, но у своих нынешних российских коллег могли бы многому поучиться!
Главной же пропагандистской темой были «преступления чилийской военщины». Каждая вторая статья так и называлась: «Ночь над Чили».
Если без эмоций, то военный переворот стал настоящей трагедией для этой страны. Сентябрь 1973-го года расколол чилийцев на два непримиримых лагеря и остался в национальной памяти шрамом, который по сей день болит в душе каждого человека, на какой бы стороне баррикад он ни находился в те дни. Тысячи людей действительно подверглись репрессиям, многие покинули страну, опасаясь преследований.
Но только вдумайтесь в цифру: как потом установила независимая комиссия католической церкви, которая расследовала преступления военных, за семнадцать лет их правления в Чили погибло чуть более 2300 человек. В процентном пересчете на 15-миллионное население страны это меньше, чем у нас каждый год гибнет на дорогах или тонет по пьяному делу на озерах и реках. Многие из них погибли в первые дни путча, когда танки расстреливали Дворец Ла Монеда, где, обратившись в последний раз к народу по радио, покончил с собой президент Сальвадор Альенде.
В Сантьяго свистели пули, и военные хватали всех, кто попадался под руку. Из тех, кто погиб или пропал без вести в последующие годы, большинство были боевиками, прошедшими подготовку на Кубе. Они были схвачены, когда подрывали мосты и линии электропередач, стреляли в военных. Среди погибших были, конечно, и невинные люди. Их смерть и страдания как раз и стали той «слезой ребенка», которой, по Достоевскому, не стоит ни одна революция. Включая чилийское экономическое чудо, благодаря которому эта страна стала одной из самых благополучных в Новом Свете.
Вот обо всем этом я и хотел снять фильм – признаться, не столько о Чили, сколько о России, где уже полыхали конфликтами бывшие советские окраины, где всем жилось несладко и мечталось о порядке. Тогда вошли в моду разговоры о «твердой руке», которая должна была бы остановить хаос развала империи. Пиночета поминали при этом все почем зря. Для одних он был действительно всемирным Бармалеем, символом авторитаризма. Для других – столь же символической «Твердой рукой – другом патриотов», который только и способен был спасти матушку-Рассею от разгула демократии.
В действительности он был ни тем, ни другим. Жесткий в принятии решений, беспощадный к врагам, настоящий вояка, Аугусто Пиночет не блистал ни особым образованием, ни ярким интеллектом. В 1973 году он скорее оказался человеком на своем месте, чем душой заговора генералов. По одной из версий, кстати, путч и был организован другими, а Пиночет примкнул к мятежникам будто бы в самый последний час и оказался наиболее подходящей кандидатурой, чтобы возглавить хунту. В любом случае, он, конечно, не был ни большим изувером, ни большим вором, чем его коллеги из иных, вполне добропорядочных правительств.